– Я пожилая дама, мне простительна некоторая консервативность. – Дора кокетливо поправила натуральный седой локон.
– А, то есть с бриллиантами – это ты нарочно?
– По-моему, очень изящный способ подчеркнуть мой почтенный возраст. – Доронина вздохнула, как бы печалясь о своих годах – своем богатстве, и бриллиантовая горошина на упругих грудях задорно подпрыгнула.
Доре вообще-то всего двадцать семь, ее седые локоны – превосходный дорогой парик, а редкие морщинки старательно нарисованы визажистом, но – тсс! Клубным дамам об этом знать не следует.
По легенде госпожа Феодора Доронина разменяла уже восьмой десяток, но превосходно выглядит – максимум на пятьдесят! – благодаря собственной уникальной антивозрастной программе.
Цементную крепость этой версии придает тот факт, что семидесятитрехлетняя госпожа Феодора Доронина – вовсе не выдумка. Это родная бабушка Доры, которая официально является собственницей бизнеса, а на самом деле сидит себе в родной сибирской деревне, не мешая делам любимой внучки.
– Речь свою выучила? – спросила я строго.
– Когда бы я успела, ты ее только в шесть утра прислала! – Дора полезла в свою сумку «Биркен» и зашелестела бумажками. – Но тут вроде все как обычно, я смогу и своими словами близко к тексту…
Она надела очки в оправе от Диора и уткнулась в распечатку, шевеля губами и кивая. Я без помех огляделась и тоже удовлетворенно кивнула: декораторы постарались.
Круглый стол был накрыт белоснежной скатертью с аккуратно расправленными складками, стулья облачены в бледно-голубые полотняные чехлы, в проемах между колоннами парусили крылья полупрозрачных занавесей – все, как заказывали, в средиземноморском стиле.
Внизу загомонили. Я выглянула, увидела, что Вася с Федей преградили путь цветочникам, и велела их пропустить.
Цветочники вознеслись к нам с тележкой, из которой извлекли горшки с цветущей лавандой, готовую композицию из мелких белых роз и гирлянду плюща. Горшки расставили на полу и перилах балюстрады, плющом увили колонну, розочки водрузили на середину стола. Управились за четверть часа и укатили вместе с опустевшей тележкой, сдав пост сотрудникам службы кейтеринга.
Эти пришли с корзинами и подносами, мигом сервировали стол, оставили на пятачке у ротонды переносную стойку с бутылками и бокалами, а также идущего в комплекте с этим добром улыбчивого юношу в черных брючках и белой рубашечке – официанта и бармена, два в одном, – и тоже удалились.
Пришли музыкант и видеограф.
– Мы разве не скрипку заказывали? Гитарист – это как-то не по-итальянски, – Дора с сомнением глянула на длинноволосого парня со струнным инструментом.
– У него не гитара, а мандола. Она идеальна для исполнения итальянских песен, – объяснила я.
– А он и петь будет?
– «Санта-Лючию», например.
– Шикарно! – Начальница успокоилась и снова уткнулась в бумажки.
Я еще раз обсудила с музыкантом репертуар и последовательность его номеров, проинструктировала оператора-видеографа и посмотрела на часы в айфоне – было десять сорок, мы шли четко по графику.
В десять сорок пять явился Петрик. Красивый – глаз не оторвать!
– Дарлинг! – Дружище подошел приложиться к ручке Доры.
– От дарлинга слышу, – огрызнулась та, не отрывая взгляда от бумаг, но потом все-таки посмотрела на Петрика и смягчилась. – Хорош, чертяка! На гитариста только не зыркай, а то выдашь себя.
– Маловат у него инструмент, меня таким не пленить, – нашептал ей Петрик. И тут же по-хозяйски полез в Дорино декольте, поправляя бриллиантовый кулон. – Дарлинг, цепочка длинновата, давай ее чуток укоротим, чтобы все самое красивое у нас было на виду…
Они завозились, укорачивая цепочку, поправляя локоны парика, о котором все думали, будто это настоящие волосы Доры-Федоры, и заменяя белым шелковым платком черный брючный ремень, некрасиво разрывающий, по мнению Петрика, четкую однотонную вертикаль.
Наконец без пяти одиннадцать все было готово. Дора собственноручно позвенела серебряным колокольчиком, и по этому сигналу дрессированные Вася и Федя убрали заграждения у основания лестницы.
– Добро пожаловать, милые дамы! – звучно провозгласила Дора, встав на верхний край ковровой дорожки.
Снизу она должна была смотреться эффектно, даже величественно. Рослая, крупная, вся в белом, только подошвы туфель красные – в тон ковровой дорожке.
– Сдвинься в сторону, не замусоривай кадр! – напряженно улыбаясь, прошептал Петрик и не выдержал – самолично оттащил меня подальше от начальницы.
– Чем это я его замусориваю? Собой? – обиделась я.
– Своим костюмчиком в клеточку!
– Нормальный твидовый костюмчик, ты сам его одобрил!
– Да, но не в комплекте с Дориной роскошной «двойкой» из белоснежной альпаки! Этот твой твид – одно название, страшный сон Шанель и Лагерфельда, от него за версту разит синтетикой и китайским вещевым рынком! – Петрик уволок меня за колонну, там расстегнул на мне пиджачок, освободив все пуговки, кроме средней, поправил воротничок рубашки и примирительно сказал: – Ну, не дуйся, моя бусинка. Все мы сегодня тут статисты, наша прима – королева Феодора.
Я перестала хмуриться. В самом деле, что это я? В сегодняшнем спектакле у каждого из нас своя роль, и надо сыграть ее так, чтобы потом не было мучительно больно за урезанную Дорой зарплату.
Я примирительно улыбнулась Петрику, скользнула в беседку и еще раз прошлась по ней, проверяя, нет ли где какого беспорядка.
Ой, а таблички-то, таблички забыли!
Я бесцеремонно покопалась в Дориной сумке, нашла заранее приготовленные карточки и спешно рассовала их по подносам и блюдам с угощением.
Эти карточки – собственное изобретение Доры, на них указано количество калорий, которое можно получить, съев пирожное, канапе или фруктовый салатик. Цифры на карточках написаны нереально маленькие – специально, чтобы побудить гостей есть с аппетитом, сколько влезет, без боязни испортить фигуру. Дора считает, что дамы, вдоволь наевшиеся вкусного и сладкого, становятся добрее и сговорчивее. В начале мероприятия она обязательно подчеркивает, что все наше угощение до смешного низкокалорийное, приготовленное по суперсовременным технологиям здорового питания. Конечно же, это вранье, но кто проверит?
Я еще раз огляделась, подобрала забытые Дорой на стуле бумажки, поправила скрутившуюся плеть плюща. Все готово.
Парень с мандолой – как его? Мандолист? – заиграл что-то легкое, приятное, отчетливо итальянское. Официант-бармен выстрелил в воздух пробкой шампанского и принялся наполнять бокалы.
По красной ковровой дорожке величественно, как айсберг из тумана, выплыла первая гостья – тоже в белом, как и Дора. Она ревниво оглядела нашу королеву, чуть поморщилась досадливо, но тут же расплылась в улыбке и подошла к Ее Величеству Феодоре Первой-но-не-единственной лобызаться в румяные щечки.
– Принимай тело, – шепнула я Петрику.
Он ловко выдвинулся вперед, галантно подхватил даму-айсберг под пухлый локоток и переправил ее к официанту с велком-дринком, освобождая доступ к королевскому телу следующей гостье.
Мероприятие шло по плану. Нарядные радостные гости явились, расселись и зазвенели бокалами и приборами, наваливаясь на «низкокалорийное» угощение.
Дора встала во главе стола и, не мешая дамам наслаждаться едой и напитками, непринужденно произнесла речь, которую я сама написала, а потому не слушала. Так, улавливала краем уха знакомые фразы и рассматривала новых членов нашего клуба.
Тут надо сказать, что к названию «Дорис» у меня есть претензии. Что за Дорис, кто это? Понятно, что Доронина так затейливо сократила фантазийный формат своего бизнеса: «ДОставка Радости И Счастья», но все же Дорис – это женское имя, так кто же она такая?
– Единственная Дорис, которая мне вспоминается, это одна из сводных сестер Золушки, уродливая хозяйка таверны «Отравленное яблоко» в мульте про Шрека, – объясняла я подружке-начальнице. – Тебе с твоим клубам нужны такие ассоциации?
– Не критиканствуй, – отмахивалась Доронина. – Небось это не единственная Дорис в мировой литературе и кинематографе.
– Есть еще рыбка Дори из доброго диснеевского мультика…
– Ну, вот видишь!
– …Но она совершенно чокнутая, хотя и славная.
– Я бы сказала иначе: она милая и необычная, – не вняла моим увещеваниям непробиваемая Доронина и даже изобразила голубую рыбку на эмблеме своего клуба.
Караваев, которого очень забавляет то, чем мы с Дорой занимаемся, так и называет ее детище: клуб «Килька»!
Задумавшись, я пропустила большую часть Дориной речи. Застала уже самый финал.
– Счастье неуловимо! – вдохновенно вещала королева Феодора. – Ему невозможно позвонить, пригласить в гости или послать открытку, его нельзя увидеть или пощупать, зато в полной мере можно ощутить. У счастья нет адреса, зато он есть у счастливых людей. У счастья нет лица, но его можно увидеть на лицах тех, кто нашел его. У счастья нет половых признаков, однако оно приходит и к мужчинам и к женщинам. У счастья нет желудка, но его надо постоянно подпитывать.
Тут Дора бросила в рот виноградину, отсалютовала слушательницам бокалом, глотнула шампанского и повторила:
– Да, да! Я считаю, что его, это чудесное ощущение счастья, нужно в себе растить, беречь и всячески подпитывать.
Она сделала паузу, выразительно оглядела охотно подпитывающихся дам и закончила:
– Добро пожаловать в клуб «Дорис» – высокое собрание знатоков и ценителей простых и действенных рецептов женского счастья!
Дамы зааплодировали. Шустрый официант рысцой пробежался вокруг стола, наполняя бокалы, и члены клуба выпили за женское счастье.
Я незаметно покосилась на наручные часики. Доронина, прикрывась бокалом, вопросительно глянула на меня. «Тяни время» – показала я ей условленным жестом. Доронина кивнула и предложила присутствующим проявить гендерную толерантность – выпить и за мужское счастье тоже.
– То есть – за нас, прекрасных! – весело объявила она.