Шах Бахрам от удивленья палец прикусил.
«Где ты взял такое диво? — старца он спросил.—
Это ложь! А если правда — это колдовство!
И покуда не увижу чуда твоего,
Не поверю я!» И тут же привести велел
Эту женщину; мгновенья ждать не захотел
Вниз по лестнице хозяин быстро побежал,
Женщине, быка косящей, все пересказал.
Сребротелая все раньше знала и ждала,
И она готова с шахом встретиться была;
Одеяньями Китая стан свой облекла,
И своих нарциссов томность розам придала,
Обольщения сурьмою очи подвела,
Тайных чар огнями взоры томные зажгла.
Плечи, как венцом, одела амброю кудрей;
Локоны черны, как негры, на щеках у ней,
Родинка у ней индуса темного темней, —
Рвутся в бой индус и негры — воинов грозней.
Маковка в венце жемчужин южной глубины,
Покрывало словно Млечный Путь вокруг луны.
А в ушах они рубинов и камней зеленых
Превратили в буйный рынок, скопище влюбленных,
Применила семь она снадобий сполна
И как двухнедельная поднялась луна.
Вот она к быку походкой легкой подошла,
Голову склонив, на шею чудище взяла,
Подняла! Ты видишь — блещет самоцвет такой
Под быком! При этом блеске, словно бык морской,
Он бы мог на дне пучины по ночам пастись
И — ступенька за ступенькой — побежала ввысь
Женщина и вмиг на кровлю круглую вбежала,
У подножия престола шахского предстала
И, смеясь, с быком на шее перед ним стояла.
Шах вскочил, от изумленья ничего сначала
Не поняв. Воскликнул: «Это — наважденье сна!»
С шеи на пол опустила тут быка Фитна,
И, лукаво подмигнувши, молвила она:
«Кто снести способен наземь то, что я одна
Вверх благодаря чудесной силе подняла?»
Шах Бахрам ответил: «Это сделать ты могла
Потому, что обучалась долгие года,
А когда привыкла, стала делать без труда;
Шею приноравливала к грузу день за днем.
Тут — лишь выучка одна, сила — ни при чем!»
А рабыня поклонилась шаху до земли
И сказала: «Терпеливо истине внемли!
Ты за долг великой платой должен мне воздать.
Дичь без выучки убита? А быка поднять —
Выучка нужна? Вот — подвиг совершила я!
В нем не сила, в нем видна лишь выучка моя?
Что же ты, когда онагра подстрелить умел,
Ты о выучке и слова слышать не хотел?»
Милую по тем упрекам вмиг Бахрам узнал;
В нетерпенье покрывало он с луны сорвал,
Ливнем слез ланиты милой жарко оросил.
Обнимал ее, рыдая, и простить просил.
Выгнал прочь и злых и добрых, двери притворил,
Молвил: «Хоть тебе темницей этот замок был,
Я, послав тебя на гибель, убивал себя.
Ты цела, — а я разлукой истерзал себя».
Села дева перед шахом, как сидела встарь
И сказала: «О смиривший смуту государь!
О разлукою убивший бедную Фитну!
О свиданьем ожививший бедную Фитну!
Пыл моей любви меня же чуть не задушил.
Шах когда с копытом ухо у онагра сшил
Не пернатою стрелою — шариком свинца,
Небеса поцеловали руку у стрельца.
Я же, если в сдержанности доброй пребыла,
От любимого дурное око отвела;
А всему, что столь прекрасно кажется для нас,
Нанести ущерб великий может вредный глаз.
Я ль виновна, что небесный прилетел дракон
И любовь затмил враждебным подозреньем он?»
Взяли за сердца Бахрама милые слова,
Он воскликнул: «О, как верно! О, как ты права!
Был бы этот перл навеки камнем раздроблен,
Если б он слугою честным не был сбережен».
И призвавши полководца, наградил его,
И рукой, как ожерельем, шах обвил его.
Как никто теперь не дарит из земных царей,
Одарил его и отдал целый город Рей.
Ехал шах домой, весною реял над страной,
Сахар на пиру рассыпал. В брак вступил с Луной.
И пока не завершили долгий круг года,
В наслажденье, в ласке с нею пребывал всегда.
Бахрам женится на дочерях падишахов семи стран
Всей душою в наслажденья погрузился шах,
Ибо он устал в походных пребывать трудах.
Судьбы подданных устроил сам сперва Бахрам,
А уж после приступил он и к своим делам.
Он попрал врагов Ирана твердою пятой
И предался неге мира с чистою душой.
И пристрастие былое стал он вспоминать,
Что в трудах — за недосугом — начал забывать.
Как Аржанг, семи блиставший мира поясам,—
Хаварнак и семь портретов вспоминал Бахрам.
И в душе БахрамаТура разгорелась вновь
К этим гуриеподобным девушкам любовь.
Семь волшебных эликсиров в мире он открыл
И семью огнями пламя страсти погасил.
Первая была — царевна Кесза дворца,
Но у ней в живых в ту пору не было отца.
Он засватал перл бесценный рода своего
И за тысячи сокровищ получил его.
А потом к хакану Чина он послал гонцов
И письмо с угрозой, скрытой средь любезных слов.
Дочь просил он у хакана и казну с венцом
И вдобавок дань двойную на году седьмом.
Отдал дочь хакан Бахраму и послал дары:
Груз динаров и сокровищ, чаши и ковры.
Вслед за тем Бахрам кайсару вдруг нанес удар, —
Вторгся с войском в Рум. Немалый там зажег пожар.
Спорить с ним не стал объятый ужасом кайсар,
Выдал дочь свою и с нею дал богатый дар.
И людей в Магриб к султану шах послал потом
С чистым золотом в подарок, с троном и венцом.
Что ж! Магрибскую царевну получил Бахрам.
Посмотри, как в той женитьбе ловок был Бахрам.
А когда был кипарис им стройный увезен,
В край индийский за невестой устремился он.
Разумом раджу индусов так пленил Бахрам,
Что и дочь индийца в жены получил Бахрам.
И когда в Хорезм направил шах Бахрам посла,
Хорезм-шаха дочь женою в дом к нему вошла.
Он царя, саклабов даром дорогим почтил,
Дочь его — алмаз чистейший — в жены попросил.
Так вот — от семи иклимов — у семи царей
Взял он в жены семь прекрасных перлов-дочерей;
И привез к себе, и с ними в счастье утопал,
Юности и наслажденью полностью воздал.
Зимние пиры Бахрама и построение семи дворцов
В некий день, едва лишь солнце на небо взошло,
Небосвод в сребристом блеске обнажил чело.
Радостен и лучезарен, ярко озарен.
Был тот день. Да не затмится он в чреде времен!
В это утре шах собранье мудрецов созвал.
Как лицо прекрасной девы, дом его блистал.
Не в саду садились гости, а входили в дом,
Ибо день тот был отрадный первым зимним днем.
Все убранство в дом из сада унесли.
И сад Опустел, погасло пламя множества лампад.
Смолкли соловьи на голых, мокрых деревах.
Крик ворон: «Держите вора!» — слышится в садах.
От индийца родом ворон, говорят, идет —
Диво ль, что индиец вором стал и сам крадет.
Вместо соловьев вороны царствуют в садах,
Вместо роз шипы остались на нагих кустах.
Ветер утренний — художник, что снует везде,
Он серебряные звенья пишет на воде.
Холод у огня похитил мощь, — и посмотри:
Из воды мечи кует он под лучом зари.
И с копьем блестящим вьюга всадником летит,
Над затихшей речкой острым снегом шелестит.
Молоко в кувшинах мерзнет, превращаясь в сыр.
Стынет в жилах кровь живая, воздух мглист и сыр.
Горы в горностай оделись, долы — в белый пух,
Небосвод в косматой шубе дремлет, хмур и глух.
Хищник зябкий травоядных стал тропу следить,
Чтоб содрать с барана шкуру, чтобы шубу сшить.
Голова растений сонно на землю легла,
Сила их произрастанья в глубь земли ушла.
Мир-алхимик на деревьях лист позолотил
И рубин огня живого в сердце камня скрыл.
В благовонья тот алхимик розы превратил