Что черешни
цветут на земле
без нас!
Что светлеет
река.
И летят облака
над нами.
Без нас.
Продолжается жизнь.
И опять
начинается день.
Продолжается жизнь.
Приближается
время дождей.
Нарастающий ветер
колышет
большие хлеба.
Это -
ваша судьба.
Это -
общая наша
судьба...
Так же птицы
поют на земле
без нас.
И черешни
цветут на земле
без нас.
И светлеет
река.
И летят облака
над нами.
Без нас...
Я
не смогу.
Я
не умру...
Если
умру -
стану
травой.
Стану
листвой.
Дымом костра.
Вешней землёй.
Ранней звездой.
Стану волной,
пенной
волной!
Сердце
своё
вдаль
унесу.
Стану
росой,
первой грозой,
смехом
детей,
эхом
в лесу...
Будут в степях
травы
шуметь.
Будет стучать
в берег
волна...
Только б
допеть!
Только б
успеть!
Только б
испить
чашу
до дна!
Только б
в ночи
пела
труба!
Только б
в полях
зрели
хлеба!..
Дай мне
ясной жизни,
судьба!
Дай мне
гордой смерти,
судьба!
Помните!
Через века,
через года, -
помните!
О тех,
кто уже не придёт
никогда, -
помните!
Не плачьте!
В горле
сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти
павших
будьте
достойны!
Вечно
достойны!
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
жизнью
просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!
Люди!
Покуда сердца
стучатся, -
помните!
Какою
ценой
завоёвано счастье, -
пожалуйста,
помните!
Песню свою
отправляя в полёт, -
помните!
О тех,
кто уже никогда
не споёт, -
помните!
Детям своим
расскажите о них,
чтоб
запомнили!
Детям
детей
расскажите о них,
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена
бессмертной
Земли
помните!
К мерцающим звёздам
ведя корабли, -
о погибших
помните!
Встречайте
трепетную весну,
люди Земли.
Убейте
войну,
прокляните
войну,
люди Земли!
Мечту пронесите
через года
и жизнью
наполните!..
Но о тех,
кто уже не придёт
никогда, -
заклинаю, -
помните!
1962
Письмо в тридцатый векПоэма
Эй,
родившиеся в трёхтысячном
удивительные умы!
Археологи ваши
отыщут,
где мы жили,
что строили мы.
Археологи ваши
осмотрят
всё до мелочи,
всё подряд.
Снимут ржавчину.
Ретушь смоют.
Сладковатый лак
растворят.
Пыль сметут движением нежным...
И откроются до конца
очень древние,
окаменевшие,
наши
песенные сердца.
Те, которые отгорели
на бессмертных кострах
правоты,
разорвавшиеся
от болезней,
не стерпевшие
клеветы,
натрудившиеся,
двужильные,
задохнувшиеся в скоростях...
Я хочу рассказать,
как жили мы.
Я пишу вам письмо,
хотя
между нами пути
неблизкие,
в человеческий рост -
бурьян.
И к тому же
тетрадные листики -
слишком временный
материал.
Ну и ладно!
Пусть!
Я согласен.
Мир мой
тление опроверг.
Миллионы моих сограждан
пишут письма
в тридцатый век!
Пишут
доменными громадами
(по две тысячи тонн
в строке!).
Пишут письма
люди,
наматывая
на планету
витки
ракет!
Пишут
тяжестью ледокола
там,
где не было ни строки.
Пишут письма,
беря за горло
океанский размах реки!
Пишут очень сурово и медленно,
силе собственной
удивясь...
Обязательно,
непременно
эти письма
дойдут до вас!
В трёхтысячном
в дебрях большого музейного здания
вы детям
о нашем столетье
рассказывать станете.
О мире,
расколотом надвое,
сытом и нищем!
Об очень серьёзном молчанье
столбов пограничных.
О наших привычках,
о наших ошибках,
о наших
руках пропылённых,
ни разу покоя не знавших.
О том,
что мы жили не просто
и долг свой
исполнили...
Послушайте,
всё ли вы вспомните?
Так ли вы
вспомните?
Ведь если сегодняшний день
вам увидеть охота,
поймите,
что значат
четыре взорвавшихся года.
Четыре зимы.
И четыре задымленных
лета.
Где жмых -
вместо хлеба.
Белесый пожар -
вместо света.
А как это так:
закипает
вода в пулемёте, -
поймёте?
А сумрачный голос по радио:
«Нами... оставлен...» -
представите?
Поймёте,
что значит
страна -
круговой обороной?
А как это выглядит:
тонкий
листок
похоронной.
Тяжёлый, как оторопь.
Вечным морозом по коже...
Мы
разными были.
А вот умирали
похоже.
Прислушайтесь,
добрые люди тридцатого века!
Над нашей планетою
послевоенные ветры.
Уже зацветают
огнём опалённые степи...
Вы знаете,
как это страшно:
голодные дети!
А что это значит:
«Дожди навалились
некстати», -
представите?
А как это выглядит:
ватник,
«пошитый по моде», -
поймёте?..
А после -
не сразу,
не вдруг
и не сами собою -
всходили хлеба
на полях отгудевшего боя.
Плотины на реках
крутые хребты
подымали.
Улыбку детей
к Мавзолею
несли Первомаи.
И всё это было привычно.
Прекрасно и трудно...
И вот наступило однажды
весеннее утро.
Был парень,
одетый в скафандр.
И ракета на старте.
Представите?
А как он смеялся
в своём невесомом полёте, -
поймёте?
И город был полон улыбками,
криком,
распевами...
О, как это сложно -
быть первыми!
Самыми первыми!
Когда твоё сердце
открыто нелёгким раздумьям...
А были
и тюрьмы.
О, сколько неправедных тюрем!
Не надо,
пожалуйста,
не пожимайте плечами, -
и вы
начинаетесь
в нашем нелёгком начале!
Нельзя нас поправить.
Нельзя ни помочь,
ни вмешаться...
Вам
легче -
вы знаете наших героев.
И наших мерзавцев.
Всех!
Завтрашних даже,
которые,
злы и жестоки,
живут среди нас.
А быть может,
рождаются только.
Но вы-то,
конечно, поймёте,
конечно, узнаете,
как были верны мы
высокому
красному знамени,
когда,
распоясавшись,
враг
задыхался от ярости!
Когда в наше сердце
нацелены были «Поларисы».
В газетах тревожно топорщились
буквы колючие...
А мы
проверяли себя
правотой революции!
Пылала над нами
её зоревая громадина.
Она была
совестью нашей.
Она была
матерью.
Мы быстро сгорали.
Мы жили
не слишком роскошно.
Мы разными были всегда.