ГЛАВА 37ЗОЛОТЫЕ ФЛОРИНЫ
Папская область, Орвието
В конце концов терпение герцога Миланского истекло, и он начал новый военный поход. Теперь Франческо Сфорца со своим войском стоял под стенами Орвието. Затянув пояс потуже, Филиппо Мария собрал немного денег, которых хватило, чтобы разжечь в солдатах искру энтузиазма.
Арбалетчики Сфорцы атаковали стены ливнем железных стрел. Угрожающе чернели силуэты пехотинцев, заполнявших равнину. Город еще держался, но рано или поздно ему предстояло пасть.
Настроение капитана войск, однако, было отнюдь не радужным: текущее положение дел его совершенно не устраивало. Да, он получил руку Бьянки Марии, но от этого герцог не начал платить ему больше, никаких титулов или земель ему тоже не досталось. Висконти думал лишь об одном: как разгромить Венецию. Этот поход, организованный столь скоро, что противника в самом деле удалось застать врасплох, имел целью нанести удар Папской области, а точнее говоря, наказать Евгения IV. Венецианского происхождения папы было вполне достаточно, чтобы Филиппо Мария счел его кровным врагом.
Сфорца не понимал, почему герцог так одержим ненавистью к Венеции. Срок его кондотты тем временем подходил к концу, так что волей-неволей пора было принимать решение. Оставаться и дальше на службе у Филиппо Марии, не получая ни гроша, Франческо не собирался. Вот сейчас его люди пытаются прорвать оборону Орвието. А имеет ли вообще смысл это сражение, спрашивал себя военачальник. Что оно ему принесет?
Тем временем небо окрасилось в цвет черного обсидиана, и на войско обрушился мощный ливень. Капли стучали по шлемам солдат, скатывались по лезвиям мечей и размягчали землю под ногами, превращая ее в грязное месиво.
Да к черту все! Как же он устал. Хотя именно безукоризненное поведение, сдержанность и точное выполнение приказов принесли Сфорце славу, в тот день кондотьер приказал отступить. Можно подождать до утра, когда выйдет солнце, а не мучиться под ледяным дождем, который проникает под доспехи и пробирает до самых костей.
Солдаты поспешили передать приказ, а Франческо Сфорца направился к своей палатке, возвышавшейся над всеми остальными. Он откинул полу шатра, вошел и почувствовал знакомый запах сырости и пота. Капитан снял шлем и швырнул его в угол, туда же полетел и меч. На грубо сколоченном деревянном столе стоял глиняный кувшин, который кто-то предусмотрительно наполнил вином. Сфорца налил стакан доверху, поднес его к губам и сделал несколько больших глотков, смакуя терпкий вкус. Тело наполнилось приятным ощущением тепла. Франческо опустился на деревянную скамью и принялся неторопливо допивать вино. Он с наслаждением прикрыл глаза, чувствуя, как постепенно отступает внутренний холод, но вдруг услышал:
— Ваша светлость?
Низкий голос Браччо Спеццато, его ближайшего помощника, еще никогда так не раздражал Сфорцу.
— Да? — только и выдавил он.
— У меня новости из Флоренции, как вы просили.
Капитан напряг память и вскоре сообразил, о чем говорит его верный солдат:
— Козимо де Медичи?
— Именно, ваша светлость.
— И что? — неохотно поинтересовался Сфорца.
— Я встретился с его людьми в окрестностях Муджелло. Хотя синьор Флоренции и находится в изгнании в Венеции, он просил передать вам следующее. Во-первых, он будет рад поддержать вас, как уже говорил раньше, в Лукке. Более того, Медичи считает, что принятое вами решение чрезвычайно важно для сохранения баланса сил на Апеннинском полуострове. Вот почему он просит вас обеспечить побег папы. Медичи уверен, что вы согласитесь с ним: хотя папа и венецианец, но он в первую очередь представляет высшую христианскую власть на земле, не говоря уже о том, что его свержение или, хуже того, убийство повергнет Рим в хаос, а подобная катастрофа никому не нужна.
Так и обстояли дела.
Сначала Великий западный раскол, а затем открытое противостояние Костанцскому собору сделали положение папской курии ужасающе шатким. Более того, высочайшие полномочия собора и его превосходство над властью папы стали отличным оправданием для любых действий противников Евгения IV. В Риме разгорелась настоящая война, чем умело пользовался в своих интересах Филиппо Мария Висконти вместе с братьями Колонна. Франческо когда-то сам посоветовал ему придерживаться подобной тактики, но со временем понял, что ослабление папы подставит всю Италию под удар французов или, еще хуже, Священной Римской империи.
Теперь уже слишком поздно. Изгнание Евгения IV из Рима — вопрос времени. Но, по крайней мере, можно попытаться спасти ему жизнь. Вот только каким образом?
— Что собирается делать Медичи?
— О, Козимо — человек великого ума, ваша светлость. У него уже готов невероятно хитрый план, который идет гораздо дальше спасения папы римского.
— Правда? — Сфорца вопросительно поднял бровь.
— Медичи намерен организовать бегство понтифика и предложить ему убежище во Флоренции.
— Хотя и сам он сослан в Венецию?
— Козимо уверен, что время его изгнания подходит к концу. До него дошли сведения, что Ринальдо дельи Альбицци, который выслал его из Флоренции несколько лет назад, теряет влияние и его дни у власти сочтены. Возвращение Медичи может случиться быстрее, чем мы думаем.
— Я вообще ничего не думаю, друг мой.
Браччо Спеццато кивнул.
— Значит, Козимо де Медичи просит меня подготовить побег папы, — продолжил военачальник.
— Именно. В связи с этим он просил меня передать вам два сундука, полных золотых флоринов.
— Ах вот как! — Сфорца не сдержал довольной улыбки.
Браччо снова кивнул.
— Но это не все, — добавил он.
— Что еще?
— Медичи дал мне понять, что намерен найти способ перенести Вселенский собор во Флоренцию. В Базеле слишком активно проявляют себя концилиаристы, подстрекаемые кардиналом Просперо Колонной при поддержке Филиппо Марии Висконти.
— Похоже, Козимо де Медичи — мудрый и дальновидный человек.
— Это точно! Он готов заключить с вами кондотту от имени Евгения IV и сам оплатить ее, как только вы поможете понтифику покинуть Рим. Кроме того, папа признает за вами владение Маркой и наместничество на других завоеванных территориях.
Тем временем в палатку Франческо Сфорцы вошли двое солдат с сундучками в руках и поставили свою ношу на стол. Сфорца поднял крышку на одном из сундучков, и золотые флорины засияли в свете свечей.
Франческо сгреб горсть монет и медленно высыпал их обратно. От звона золота на лице у него расцвела улыбка. После стольких лишений он наконец-то получил вознаграждение. Решение принято: он свяжет свое будущее с Медичи, по крайней мере до тех пор, пока неожиданная щедрость Козимо не иссякнет.
— Хорошо, — объявил капитан своему помощнику. — Мы организуем побег понтифика. Вот ты этим и займешься, — заключил он, глядя в глаза Браччо Спеццато.
— С превеликим удовольствием, — отозвался тот. — Как вы намерены действовать?
— Сейчас я изложу тебе мой план, — пообещал Сфорца, и в глазах у него сверкнул злорадный огонек.
ГЛАВА 38СЛЕЗЫ ПОЛИССЕНЫ
Венецианская республика, палаццо Барбо
Полиссена смотрела на гостя с нескрываемым любопытством. Перед ней стоял человек в скромном, но элегантном костюме из красной шерсти и берете в тон. Глубокий внимательный взгляд и короткие пряди черных волос, выбивающиеся из-под головного убора, придавали мужчине очарование, которое, однако, оставалось сдержанным, как его манера речи.
Мягкий, хорошо поставленный голос визитера будто слегка покачивался на каждом слове, и слушать его было очень приятно. Гость склонился перед Полиссеной в изящном поклоне.
— Мадонна Кондульмер, — произнес Козимо де Медичи, синьор Флоренции, — ваше гостеприимство делает невероятную честь моей скромной персоне. Вы приняли меня в этом великолепном дворце, хотя я всего лишь банкир в изгнании!
— Прошу вас, — отозвалась Полиссена с мягкой улыбкой, — не будьте так строги к себе. Мы оба прекрасно знаем, насколько могущественна ваша семья и как несправедливо вы были изгнаны из Флоренции. Мне также известны благородство и утонченность ваших вкусов, мессер Козимо. Вся Венеция только и говорит о том, какой прекрасный и щедрый дар вы преподнесли бенедиктинцам из Сан-Джорджо-Маджоре. Так что, прошу вас, оставьте ложную скромность и присаживайтесь, — заключила дама, указывая на изящный резной стул, обтянутый бархатом.
Козимо опустился на стул, Полиссена же осталась стоять.
— Этот монастырь — настоящий храм науки, миледи. Что же до моего дара, как вы его называете, пока я всего лишь поручил своему верному архитектору Микелоццо разработать план строительства библиотеки, которая могла бы пригодиться добрым монахам.
Не прерывая разговора, правитель Флоренции разглядывал убранство гостиной: корешки книг на полках высоких стеллажей, расставленных вдоль двух стен зала, огромные сверкающие зеркала из муранского стекла в ослепительной красоты рамах. На несколько мгновений он утонул в многоцветий ярких фресок, но затем сосредоточился на причине своего неожиданного визита.
— Мадонна Кондульмер, простите мою дерзость, я знаю, что явился к вам совершенно неожиданно и без приглашения. Мое неподобающее поведение объясняется лишь одной простой, но чрезвычайно важной причиной: речь о вашем брате Габриэле, папе римском. Прежде всего хочу уверить вас, что я с величайшим уважением отношусь к Евгению Четвертому и его деятельности. Мне хорошо известно, сколько усилий он приложил, чтобы вернуть Риму роль главного центра христианства, но я серьезно опасаюсь за его будущее. До недавнего времени я думал, что власть понтифика — надежная защита от жестокости его бесчестных противников, но теперь уже не уверен. Вот почему я пришел сегодня к вам, надеясь предложить свою помощь.
— Мессер Медичи, во-первых, я глубоко благодарна вам за эти слова. Никто даже здесь, в Венеции, не говорит со мной о Габриэле, так что, поверьте, я вам невероятно признательна. Ваши слова участия — лучшее, что я слышала за последнее время. Что же до остального, то дело обстоит следующим образом. Колонна — кровожадные варвары, они хотят смерти моего брата. Ваша поддержка — драгоценный подарок, на который я не смела и надеяться. В Риме царит полный произвол.
Только на днях я получила письмо от Габриэле: брат рассказывает, что Колонна спровоцировали неслыханной силы беспорядки и даже установили народное правительство, возглавив группу из семерых представителей местной знати, называющих себя поборниками свободы! И теперь они открыто требуют отставки понтифика, словно он жалкий служака канцелярии! Габриэле пришлось покинуть Апостольский дворец, он скрывается в заброшенной лачуге на западном берегу Тибра в надежде покинуть Рим, но не знает, как это сделать. Так что сами видите, насколько своевременен ваш визит. Я готова выслушать любые предложения и еще раз благодарю вас за проявленную доброту.
Козимо внимательно смотрел на Полиссену, и в его глубоких глазах читалась искренняя обеспокоенность услышанным.
— Мадонна, я прекрасно понимаю, о чем вы говорите. Как вам известно, я и сам был изгнан, причем из своего родного города. Признаюсь, на данный момент побег из Рима — единственный путь, который я вижу для вашего брата…
Полиссена хотела было возразить, но Козимо поднял руки, жестом прося ее позволить ему закончить:
— Я кое-что знаю о таких вещах, как вы могли заметить. Хотя, поверьте, обстановка во Флоренции меняется в мою пользу и скоро я сумею туда вернуться.
— Я рада за вас всей душой.
— Да, но сейчас речь о другом, мадонна. Я лишь хотел дать понять, что мне лучше всех известно, каково это — оказаться чужаком в городе, для которого ты так много сделал. А ваш брат, как я уже упоминал, сделал даже слишком много для этого логова неблагодарных глупцов, которое являет собой Рим. Но хочу обратить ваше внимание: иногда лучше не встать лицом к лицу с противником, а покинуть поле боя, выждать и вернуться победителем в более подходящий момент. Вот почему я позволил себе продумать некий план того, как осуществить побег вашего брата и обеспечить ему надежное пристанище до тех пор, пока он не сможет вернуться на свое законное место в Вечном городе.
— В самом деле? — Полиссена не верила своим ушам. — Вы готовы помочь Габриэле?
— Мадонна, — ответил Козимо, приблизившись к ней, — как я сказал ранее, я уже начал действовать в этом направлении, а цель моего визита — поставить вас в известность о том, что я планирую делать дальше. По моему мнению, ваш брат — человек великого ума, способный вести за собой не только римлян, но и всех нас. Итак, вот мой план.
— Прошу вас, расскажите мне о нем, дорогой друг, я вся внимание.
— Несколько дней назад мои самые надежные люди встретились в Муджелло с доверенным лицом Франческо Сфорцы.
— Кондотьера, который служит у Филиппо Марии Висконти?
— Именно. Понимаю ваше удивление, — кивнул Козимо. — Вы опасаетесь, что он может действовать по указанию вашего злейшего врага — герцога Миланского, который объединился с семейством Колонна и всеми способами пытается лишить власти законного папу. Ваши сомнения резонны, но могу уверить вас, что хорошо знаю Франческо Сфорцу. Два года назад, когда он осадил Лукку по приказу Милана, я попросил его не переходить дорогу Флоренции. Не буду утомлять вас скучными деталями переговоров, но с того дня началась наша искренняя взаимовыгодная дружба. Мой план заключается в том, чтобы попросить Сфорцу бросить все свои силы на Орвието, оставив на некоторое время без внимания Рим. Таким образом, хотя миланцы формально останутся союзниками семейства Колонна, помешать побегу понтифика будет просто некому. Глава войска герцога Висконти закроет на это глаза. Более того, параллельно Сфорца отправит своих лучших людей на помощь вашему брату. Они переправят Габриэле по Тибру в Остию, к морю, а дальше понтифик уже будет в безопасности, — заключил он. На лице у Медичи мелькнула довольная улыбка.
Полиссена не знала, что сказать. Этот человек сделал гораздо больше, чем ее супруг, дож и вся Венеция. Если брату удастся спастись, то лишь благодаря Медичи.
— Мессер Козимо, у меня нет слов. Я до глубины души поражена вашими мудростью и щедростью. Я совершенно не ожидала ничего подобного и даже не знаю, как отблагодарить вас, не говоря уже о том, что организация подобной операции наверняка стоила вам целое состояние! Да, позвольте мне заплатить вам от имени моей семьи…
Козимо подошел еще ближе и взял Полиссену за руки:
— Мадонна, прошу вас! О деньгах не может быть и речи. Я уже сказал: это мой моральный долг — не допустить, чтобы папа оказался в руках семейства Колонна. Сфорца поддержит нас, а кроме того, в ожидании моего возвращения — поверьте, уже скорого — ваш брат может оставаться во Флоренции. Он будет принят как почетный гость в церкви Санта-Мария-Новелла. Мне больше ничего не нужно, клянусь вам. В этот раз все, кто друзья мне, и даже те, кто вовсе мне не друзья, сошлись во мнении: они будут рады видеть папу во Флоренции. Даже Ринальдо дельи Альбицци сообщил, что не возражает против приезда понтифика.
Полиссена не верила своим ушам.
— Мессер Медичи, вы добрый и честный человек, а потому рассудили совершенно справедливо: никто не должен так обращаться с папой римским.
Козимо восхищенно посмотрел на нее. Полиссена вытерла выступившие слезы и направила на него гордый, полный достоинства и твердости взгляд.
— Мой дорогой, дражайший друг, — продолжила она, — я не просто благодарю вас за визит, но от всей души надеюсь, что вы сможете задержаться в нашем доме как можно дольше. И я в любом случае намерена найти способ выразить вам мою безграничную признательность.
— Мадонна, я лишь исполнил свой долг, — повторил Медичи. — Ваш брат Габриэле представляет собой главный оплот духовности в нашем несчастном мире, погрязшем в братоубийственных войнах, вместо того чтобы поверить в силу единения и верховенство власти папы.
— Мессер, даже не знаю, как ответить на ваши благодеяния. Вы подарили мне надежду, о которой я уже и не мечтала. Послушайте, если вы не позволяете вернуть вам потраченные деньги, прошу хотя бы принять скромный дар в знак моей безграничной признательности. — Полиссена подошла к одному из стеллажей и сняла с полки книгу в кожаном переплете: — Зная вашу страсть к литературе и древним наукам, хочу вручить вам этот фолиант и надеюсь, что он придется вам по вкусу.
Козимо удивленно посмотрел на знатную венецианку:
— Мадонна, вам удалось разжечь во мне любопытство, которое мне не так уж часто доводится испытывать.
Полиссена улыбнулась, в глубине души уверенная, что Козимо де Медичи оценит ее подарок по достоинству. Для правителя Флоренции эта книга, пожалуй, была гораздо более ценной наградой, чем мешки золота или сундуки с драгоценностями.
— Очень рада слышать. Книга, которую я намереваюсь подарить вам, — «Антология» Стобея.
Козимо был поражен.
— Мадонна, теперь уже я должен выразить вам свою безграничную признательность. Нельзя и представить подарка лучше! Верно говорят, что Венеция — кладезь чудес!
Полиссена протянула фолиант правителю Флоренции, и тот взял подарок осторожно, словно хрупкое сокровище.
— Каким чудом удалось сохранить эту книгу до наших дней? Мой добрый друг Марсилио Фичино поможет мне лучше понять содержание сего ценнейшего труда, поскольку в совершенстве знает древнегреческий язык и философию. Но откуда вам так хорошо известны мои вкусы, мадонна?
— Ваша любовь к классической литературе давно известна далеко за пределами Флоренции. Или я ошибаюсь? Ну и, как вы сами сказали, Венеция — это кладезь чудес.
Козимо покачал головой:
— Нет-нет, вы не ошиблись. И советую вам впредь ни о чем не беспокоиться. Что касается пределов Флоренции, то я совершенно уверен, что скоро смогу вернуться туда. Да, меня изгнали, и справиться с Ринальдо дельи Альбицци будет не так-то просто, но я знаю, что народ ждет моего возвращения. Как я уже говорил вам, надеюсь, это случится в ближайшее время. Видите ли, признание и успех похожи на жернова мельницы: если они раскрутятся, их не остановишь. Так что у меня есть основания верить, что и ваш брат однажды вернется в Рим победителем, но пока надо позаботиться о его спасении. В любом случае доверьтесь мне. Все уже подготовлено, и раньше, чем вы можете себе представить, ваш брат прибудет во Флоренцию целым и невредимым.
Полиссена улыбнулась. Слова Медичи действительно вернули ей надежду.
— Благодарю вас, — с чувством произнесла женщина. — Теперь, полагаю, вы хотите отдохнуть.
— На самом деле я собирался покинуть вас.
— Как же? — спросила Полиссена. — Вы не останетесь?
— Не сегодня. Но если вы не против, я буду счастлив навестить вас снова.
— В любой момент. Знайте, что двери нашего дома всегда открыты для вас.
— Вы слишком любезны, это огромная честь для меня.
— Это для меня честь видеть вас здесь, — ответила дама. Затем она хлопнула в ладоши, и в тот же миг появились двое нарядных пажей. — Проводите мессера Козимо, куда он прикажет.
Медичи поклонился и поцеловал руку Полиссены.
— Сейчас, мадонна, мы можем только ждать и молиться, — сказал он, — но вот увидите, все очень скоро разрешится.
Она испытующе посмотрела на Козимо. На миг излучаемое им спокойствие словно подернулось легкой рябью. Это длилось лишь мгновение, но не укрылось от взгляда Полиссены: в глубине души Медичи все-таки волновался.
На прощание гость кивнул, успокаивая ее, и направился к выходу.
Глядя ему вслед, Полиссена не могла совладать с тревогой: ей очень хотелось верить, что план Козимо осуществится, несмотря на неуверенность, которая мелькнула в его взгляде и теперь грозила преследовать по ночам и саму Полиссену.
Оба слишком хорошо знали: любой побег, даже продуманный до мельчайших деталей, всегда легче проходит в теории, чем на практике.
ГЛАВА 39БЕГСТВО
Папская область, базилика Святой Марии в Трастевере
Как же низко он пал.
И каким далеким казался теперь тот день, когда он принимал у себя Звеву Орсини и Кьярину Конти! Тогда он поверил им и до сих пор не сомневался, что женщины действовали из лучших побуждений. Несмотря на случившееся, понтифик не мог себе представить, что они могли столь хладнокровно обмануть его. В общем-то, в их словах была правда: Сальваторе Колонна так и не объявился; по всей видимости, он сбежал из Рима. Или же кто-то избавился от него? Может, его прикончил настоящий убийца Стефано? А потом ловко использовал его вдову и мать в своих целях? Понтифику было совершенно ясно, какой именно злой гений мог стоять за подобной бесчестной игрой.
Тем не менее поначалу папа, поверив словам Звевы и Кья-рины, ослабил бдительность по отношению к семье Колонна, и это оказалось непростительной ошибкой.
Теперь он вынужден был скрываться в зловонных переулках района Трастевере, словно призрак. В платье простого дьякона, ежеминутно опасаясь за свою жизнь, Евгений IV прятался здесь вместе с горсткой людей, пребывающих в еще большем отчаянии, чем он сам. Впрочем, они повели себя как настоящие герои.
Рим.
Габриэле одновременно ненавидел и любил этот город. Наверное, только такие противоречивые чувства и можно было к нему испытывать. Сначала Рим возвел Кондульмера на престол, а потом сам же отобрал у него все. Как капризная возлюбленная. Или, скорее, корыстная уличная девка.
Папа сложил ладони, бормоча слова молитвы. Потом поднял взгляд к правому нефу церкви. Там в нише хранились пыточные инструменты, которые когда-то использовали против святых и мучеников: цепи, железные грузы, камни. Поговаривали, что там был и булыжник, который привязали на шею святому Калликсту, прежде чем утопить его в колодце у церкви неподалеку отсюда.
Габриэле с трудом сглотнул; в горле стоял ком, словно туда тоже засунули камень, стремясь задушить понтифика. Он до крови закусил губу. Нельзя поддаваться панике, нужно сохранять достоинство и мужество, как он всегда поступал в самых тяжелых ситуациях.
Папа по-прежнему пребывал в странном состоянии — страх сменялся воодушевлением, и наоборот, — когда кто-то легко тронул его за плечо.
Кондульмер повернулся и увидел своего кузена Антонио — одного из немногих, кто остался с папой даже в этот тяжелый момент, когда почти все от него отвернулись.
— Пора, Габриэле, они прибыли! Дальше наши пути расходятся. Я надеюсь, что мне удастся вновь увидеть и обнять вас и Полиссену. Я узнал, что на днях она встретилась с Козимо де Медичи.
— В самом деле?
— Ваша сестра — необыкновенная женщина, и правитель Флоренции оценил ее по достоинству. Медичи находится в изгнании в Венеции, но именно он подготовил план вашего побега. Официально, конечно, он не имеет к этому никакого отношения и собирается приписать все заслуги Флорентийской республике, чтобы вы могли спокойно прибыть в этот город, ведь сам Медичи пока не может там показаться. Впрочем, говорят, скоро он вернется в Тоскану триумфатором и сможет обнять вас, как и ваша сестра.
Слова кузена бальзамом легли на сердце Габриэле. Антонио отлично понимал его чувства, а потому улыбнулся. Драгоценный Антонио! Все эти годы он был его правой рукой и теперь жертвовал всем ради его спасения.
Габриэле крепко обнял кузена.
— Значит, кое-какие союзники у нас все-таки остались? — спросил он напоследок.
— Именно. А теперь идите, — поторопил кузен, не размыкая, однако, объятий.
Габриэле первым разжал руки и двинулся вперед, к центру церкви. Там его уже ждали несколько человек, одетых в форму городской стражи.
— Ваша светлость, — обратился к папе тот, кто казался главным в отряде, — меня зовут Лоренцо Маттеуччи, но все знают меня по армейскому прозвищу Браччо Спеццато. Я служу Франческо Сфорце, он поручил мне доставить вас в целости и сохранности во Флоренцию. Если будете беспрекословно меня слушаться, есть шанс, что дело увенчается успехом. Вы готовы? — спросил он, не желая терять времени.
Взгляд этого крепкого широкоплечего мужчины был острым, будто стальное лезвие.
— Жду ваших указаний, — ответил папа.
— Прежде всего попрошу вас надеть вот это, — сказал Браччо Спеццато, протягивая ему длинный серый балахон с капюшоном, белым воротником и колокольчиком, привязанным к поясу. — Одежда больного проказой отпугнет любопытных, — пояснил он. — Мы же постараемся остаться незамеченными благодаря форме гвардейцев, — добавил Браччо, указывая на своих людей. — Ну и темнота нам поможет, надеюсь.
Пока Габриэле переодевался, Браччо Спеццато давал инструкции солдатам:
— Сканнабуэ, ты пойдешь впереди и будешь проверять путь. Вы трое прикрываете нас сзади. А теперь, если его святейшество готов, я бы тотчас отправился к причалу.
Оказавшись на улице, Габриэле вздрогнул. Ночь выдалась холодная, а площадь, продуваемая ледяным ветром, казалась угольно-черной.
Браччо Спеццато шел рядом с понтификом. Солдат во главе отряда держал в руке фонарь и старался хоть как-то осветить дорогу. Остальные трое держались сзади.
Группа решительно двинулась вперед, пересекла площадь и, оставив за спиной церковь Святой Марии в Трастевере, отправилась в сторону моста Систо. Габриэле разглядел темную громаду базилики Святого Лаврентия.
В такт шагов маленького отряда раздавался звон колокольчика на веревке, обвязанной вокруг пояса Габриэле.
Они свернули в переулок Чинкуе, и тут человек, шедший впереди, подал знак. Браччо Спеццато жестом приказал всем остановиться.
— Дозорный отряд, — прошептал Сканнабуэ.
— Продолжаем идти, — решил Браччо. — Иначе вызовем подозрения.
Беглецы осторожно двинулись дальше. Но не успели они дойти до конца переулка, как нос к носу столкнулись с двумя городскими стражниками.
ГЛАВА 40СФОРЦА, МЕДИЧИ И КОНДУЛЬМЕР
Папская область, район Трастевере
Гвардейцы заметили Габриэле и его сопровождающих.
— Боже ты мой, прокаженного ведете! — воскликнул один из них. — И куда это вы его в такое время?
— К госпитальерам Святого Духа, в Борго, — с готовностью ответил Браччо Спеццато, не останавливаясь.
Ему совершенно не хотелось продолжать опасный разговор, и он надеялся, что уверенный тон, которым он привык отдавать команды, избавит группу от дальнейших расспросов. Кроме того, он и сам родился в Риме, а потому его выговор не должен был насторожить стражников.
Однако один из патрульных явно хотел поболтать:
— А где вы его нашли?
— Да тут бродил, неподалеку, — ответил Браччо Спеццато.
Но теперь его ответ прозвучал менее уверенно. Поняв это, Спеццато приготовился к худшему.
Заметив, что странный отряд не собирается останавливаться и, по всей видимости, намерен избежать разговора, второй стражник, прежде хранивший молчание, грубо окликнул Браччо:
— Эй вы! Что-то не помню вашего имени, да и вообще ни разу не видел вас в гвардии.
Тем временем отряд уже подошел к стражникам почти вплотную. Браччо молча выхватил из-за пояса нож и так быстро воткнул его в горло гвардейцу, что тот даже не успел вскрикнуть. Замахав руками, стражник попытался дотянуться до нападавшего, но не смог и замертво рухнул на землю. Второй гвардеец выпучил глаза, начал было кричать и вытаскивать меч из ножен, но Сканнабуэ уже оказался у него за спиной. Зажав рукой рот солдату, он решительно воткнул жертве кинжал между лопаток.
Тем временем Браччо Спеццато подхватил под мышки первого гвардейца и оттащил в темный угол переулка. Сканнабуэ отволок туда же второго.
— Вы трое, — сказал Браччо, повернувшись к остальным своим людям, — займитесь трупами.
Габриэле Кондульмер потрясенно смотрел на происходящее из-под капюшона.
— Простите меня, ваше святейшество, это все делается для высшей цели, — пробормотал доверенный человек Франческо Сфорцы, но Евгений IV не мог вымолвить и слова в ответ.
— Нужно идти, — продолжил Браччо. — Лодка уже стоит на якоре в излучине Тибра. Надо поторопиться, иначе все пропало. — Он сорвал колокольчик с пояса понтифика. — Лучше его выбросить, а то это штука приведет нас прямиком на виселицу.
Затем Браччо подхватил папу под руку и быстрым шагом двинулся дальше. Сканнабуэ обогнал их и вновь возглавил отряд. Троица двинулись по темным ночным улицам.
Габриэле с удивлением замечал, как иногда в темноте мелькают огни, которые тут же удалялись, стоило путникам показаться в свете уличного фонаря. У Сканнабуэ в руке тоже был факел, и пламя плясало в ночном воздухе, словно блуждающий огонь, указывающий дорогу. Стояла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием и шагами Браччо Спеццато.
Кондульмер и сам начинал задыхаться. Он мечтал о минуте отдыха, но понимал, что это невозможно. Нужно идти до конца.
Троица уже шла по берегу Тибра. До них доносилось журчание воды. Габриэле показалось, что он разглядел какой-то силуэт впереди, но он не был уверен, пока в ночной тишине не раздался шепот:
— Кто идет?
Браччо Спеццато не растерялся.
— Скажите пароль! — приказал он.
— Сфорца, Медичи и Кондульмер, — тут же прозвучал ответ.
— Отлично! Подходите смело.
Раздались шаги, и вскоре в свете факела Сканнабуэ папа увидел огромного верзилу.
— Я Франческо Рифреди, лодочник, — пробасил тот.
— Значит, вы знаете, что нужно делать, — ответил Браччо Спеццато. Затем обратился к Габриэле: — Ваше святейшество, простите за все ужасы и странности этой ночи, но прошу вас, доверьтесь нам. Мы стараемся ради вашей безопасности. Лодочник понесет вас на плечах, чтобы вы не поскользнулись на причале, он-то знает эту дорогу как свои пять пальцев. Мы будем держаться сзади, чтобы дать отпор, если кто-то попытается помешать вам по пути к лодке.
Через секунду понтифика подхватили невероятно сильные руки, и он оказался за спиной у лодочника. С надвинутым на глаза капюшоном Габриэле почти ничего не видел в темноте. Он безвольно болтался в воздухе, а гигант тем временем быстро преодолел расстояние до причала и легко перешагнул через борт лодки.
Следом за ним, запыхавшись, подоспели двое сопровождающих.
— Отвяжите канаты, а я пока спрячу нашего пассажира, — сказал лодочник. — Ваше святейшество, сейчас я опущу вас вниз.
Папа вновь почувствовал под ногами твердую поверхность. Судя по качке, они находились в трюме лодки. Габриэле пошатнулся, но лодочник подхватил его железной рукой.
— Давайте я вам помогу. Ложитесь здесь, под палубой. Простите, но на всякий случай придется накрыть вас щитом. Может, это и лишнее, но лучше не рисковать: ваша жизнь слишком ценна.
Кондульмер испуганно кивнул.
Без возражений, помня об обещании, которое он дал Брач-чо Спеццато, папа растянулся на животе. Через мгновение он услышал, как лодочник прилаживает поверх огромный железный щит, а потом, судя по звуку шагов, гигант покинул трюм. Габриэле закрыл глаза и положился на волю Божью.
Время, которое он оставался недвижим, показалось вечностью. Напряжение и страх сдавили Габриэле грудь и не давали забыться сном.
Внезапно папа услышал громкие удары. Он не понял, что происходит, но на лодку будто обрушился град из камней. Пугающий стук не прекращался, а потом к нему присоединились нечеловеческие вопли, доносившиеся откуда-то издалека. По шее Габриэле скатилась капля холодного пота. Он дрожал как в лихорадке, а глухие звуки ударов раздавались снова и снова. Папа обратился с мольбами к Господу. Выдержит ли лодка?
Когда казалось, что деревянное судно вот-вот разлетится в щепки, удары прекратились так же внезапно, как начались. Кондульмер перевел дух, благодаря Бога. Он уже представлял себе, как вода наполнит лодку, а ему, запертому как мышь в мышеловке, останется лишь захлебнуться и умереть.
Но крепкое дерево выдержало, и вокруг снова воцарилась тишина.
Габриэле оставалось лишь надеяться, что на палубе остались выжившие.
Он закрыл глаза и стал молиться, чтобы Господь спас его из этого кошмара.
ГЛАВА 41ПИРАТ
Средиземное море, неподалеку от порта Чивитавеккья
Он оказался в руках человека по имени Винчителло д’Искья, который, откровенно говоря, был обычным пиратом. Уже одна его внешность не обещала ничего хорошего: слипшиеся темные волосы, задубевшая от солнца кожа, поношенная одежда, перехваченная поясом, к которому крепилась пара здоровенных ножей, — словом, все в облике д’Искьи давало понять, что этот человек живет грабежом и разбоем. Впрочем, как и положено настоящему морскому волку, Винчителло особенно не старался скрыть свой род занятий — напротив, с удовольствием хвастался тем, сколько человек ограбил и убил, сопровождая свои жуткие рассказы громким хохотом, почти всегда переходившим в кашель.
От хриплого голоса и бешеного взгляда зеленых, как у ящерицы, глаз капитана судна Габриэле Кондульмера бросало в дрожь. Словно подтверждая его худшие подозрения, гребцы под палубой и моряки наверху обладали столь жестокими физиономиями, украшенными шрамами, что сразу становилось ясно: это самое низкопробное портовое отребье Средиземноморья. Папа от души надеялся, что Винчителло хотя бы хорошо заплатили. Браччо Спеццато пообещал, что корабль возьмет курс на Пизу, а оттуда они отправятся во Флоренцию, где его ждут с распростертыми объятьями благодаря союзу с Венецией и содействию Франческо Сфорцы. Однако понтифик сильно сомневался в успехе дела.
Корабль, на котором они плыли, был небольшим, с дюжиной скамей для гребцов, вытянутой палубой и двумя мачтами с прямыми парусами. Габриэле, конечно, не особенно разбирался в кораблях, но он вырос в Венеции, на море, а потому знал, как выглядит бригантина. По виду той, где он находился, сразу было понятно, что она способна развивать большую скорость, а это еще раз подтверждало, что Винчителло привык быстро перемещаться по морям. Несколькими часами ранее помощник капитана отвел понтифика в трюм и указал ему на койку, кишащую вшами, — видимо, самое роскошное ложе на судне. Впрочем, Габриэле с благодарностью принял предложение и растянулся на матрасе, набитом соломой. Некоторое время он проспал, а теперь снова вернулся на палубу и уставился на темно-синие волны с белыми гребнями пены.
Подошел Браччо Спеццато:
— Ну как, ваше святейшество, удалось немного отдохнуть?
— Мой дорогой друг, я вынужден признаться, что страх, пережитый две ночи назад, когда я прятался под щитом в трюме лодки, да и весь этот невероятный побег, который, как вы прекрасно знаете, еще не окончен, не дают мне забыться спокойным сном.
Браччо Спеццато кашлянул.
— Понимаю, ваше святейшество, но ситуация была крайне опасной.
— Я знаю.
— Вы слышали удары: это люди братьев Колонна принялись закидывать лодку камнями, когда мы приблизились к Остии.
— Ах, вот оно что.
— В любом случае, прошу вас, поверьте, опасность миновала. К девятому часу мы будем в Пизе, а там уже ждет отряд, который проводит нас до Флоренции.
— Наконец-то!
— И там вы будете в безопасности.
— Вы уверены?
— Конечно. Ваш добрый друг Джованни Мария Вителлески, епископ Реканати, уже подготовил жилье для вас и ваших верных соратников, которые присоединятся к вам через несколько недель.
— Где же?
— Вам выделят покои в церкви Санта-Мария-Новелла.
Эта новость невероятно понравилась папе.
— Флоренция и Венеция. И Франческо Сфорца. Все они на моей стороне. А как же герцог Миланский?
— Думаю, Филиппо Мария Висконти сейчас занят поддержкой Альфонсо Арагонского. Даже поняв, что Сфорца затеял собственную игру, он все равно не сможет отвлечься от решения вопроса престолонаследия в Неаполитанском королевстве. В некотором смысле у герцога связаны руки. Нам стоит воспользоваться моментом.
— Я обязательно вознагражу Франческо Сфорцу за его содействие. Хоть меня и выгнали из Рима, я все-таки папа и смогу наделить вашего военачальника владениями и титулами.
— Он будет вам благодарен, — кивнул Браччо.
— Конечно, если удастся добраться до Пизы.
— Боитесь, что Винчителло не сдержит слова?
— Вас это удивляет? Взгляните на него, — сказал понтифик, указав на капитана корабля.
Винчителло стоял на полубаке с весьма лихим видом. В руке у него была бутылка, а если судить по раскатам хохота кучки матросов, собравшихся вокруг него, капитан снова бахвалился своими приключениями.
Браччо Спеццато вздохнул.
— Понимаю, он вам не нравится, но старый пират соблюдает кодекс чести: раз ему заплатили, он сдержит обещание.
— Значит, ему заплатили? — спросил понтифик.
— И весьма щедро.
— Но кто? Моя семья? — поинтересовался Габриэле, всей душой надеясь вскоре вновь увидеть свою сестру Полиссену.
— Насколько я знаю, это тоже взял на себя Козимо де Медичи. Кстати говоря, он сейчас находится в Венеции.
— Тогда он наверняка виделся с моей сестрой!
— Весьма вероятно.
— Полиссена… — прошептал Габриэле, и его голос дрогнул от нахлынувших чувств.
Внезапно с мостика раздался крик впередсмотрящего:
— Земля! Земля!
Тут же зазвучали приказы, и моряки начали взбираться по вантам. Гребцы, должно быть, ускорили темп, потому что бригантина понеслась по волнам намного резвее.
— Пиза, — произнес Браччо Спеццато.
— Пиза… — не веря своим глазам, повторил папа.
ГЛАВА 42НА ГОЛУБЯТНЕ
Миланское герцогство, замок Порта-Джовиа
Филиппо Мария Висконти был вне себя от ярости: он чувствовал, что теряет власть над Франческо Сфорцей, как в свое время и над Карманьолой. А ведь он пообещал кондотьеру руку собственной дочери! После долгого периода ожидания и жалоб на скудное жалованье будущий зять наконец решился и, следуя приказу герцога, отправился в военный поход. Капитан разгромил Анконскую марку и оказался под стенами Орвието. Однако там, на границе с Папской областью, Сфорца остановился. Герцог держал в руках письмо, подтверждающее худшие подозрения: один из его шпионов сообщал, что кондотьер, вместо того чтобы идти в атаку на Рим, медлит, обеспечивая тем самым благополучный побег Евгения IV.
Папа не только покинул Вечный город, уплыв на лодке по Тибру, но и добрался до Остии, оттуда — до Чивитавеккьи, а затем сел на корабль, идущий в Пизу. А Сфорца и пальцем не шевельнул, чтобы остановить беглого понтифика. Что же до братьев Колонна, то они в который раз показали себя ни на что не годными остолопами.
И вот теперь понтифик, вероятно, уже на всех парусах мчится к безопасному порту Пизы, где его поджидают флорентийцы — вечные враги герцога.
— Проклятье! — процедил Висконти, стирая ладонью выступивший на лбу пот.
Значит, и Сфорца решил отвернуться от него! И все из-за проклятого папы-венецианца, которого поддержали его неизменные друзья из Флоренции.
Наверняка тут не обошлось без Козимо де Медичи! Где еще, как не в его банке, можно найти столько денег, чтобы оплатить хитроумный побег? И у банка есть представительство в Риме! Как могли Колонна упустить из виду Медичи с его огромным состоянием? Неужели они верили, что изгнание в Венецию может остановить властолюбивого флорентийца? Если они и правда так считали, значит, они еще большие идиоты, чем он думал. Ведь Флоренция и Венеция — давние союзники!
Герцога мутило от злости. Он прислонился к каменной стене. Что же теперь делать? Конечно, Сфорца — не единственный его кондотьер. Никколо Пиччинино ничуть не хуже и к тому же рвется в бой, но дело-то не в этом! Сфорца должен жениться на дочери Висконти. Получается, вояка обманул герцога по всем фронтам? Когда Пьер Кандидо Дечембрио предложил Филиппо Марии выбрать кондотьера своим преемником, тот поверил, что это хорошая идея. Даже теперь — вот ведь насмешка судьбы — он продолжал так считать.
Однако в глубине души Висконти знал, что его провели, как последнего простака. Евгений IV в самом деле ускользал из его сетей, и помешать этому уже не представлялось возможным.
Жара стояла невыносимая, и герцог почувствовал, что задыхается. Он рванул ворот дублета, с трудом переводя дух. Грудь Филиппо Марии тяжело вздымалась.
Голубятник, передавший герцогу письмо, видел, как Висконти судорожно ловит ртом воздух, еле держась на ногах. Посланник остался неподалеку и наблюдал, как герцог злится, читая доставленные новости. Видно было, как его трясло от возмущения и ненависти к человеку, упомянутому в сообщении. Заметив, что Филиппо Мария стал падать, ломая ногти о каменную стену в попытке удержаться на ногах, голубятник сообразил, что дело плохо, и ловко подскочил, успев подхватить герцога в тот самый момент, когда усталые больные ноги властителя Милана окончательно подкосились и он потерял сознание.
Ужасная жара вкупе с плохими новостями сломили его.
— Гвардия! — заорал голубятник. — Гвардия! — повторил он, перекрикивая нарастающий шум, создаваемый перепуганными птицами. — Гвардия! — воскликнул он в третий раз и наконец услышал торопливые шаги по ступеням башни.
Через мгновение появились два запыхавшихся гвардейца. — Нужно спасать герцога! — вскричал голубятник. — Помогите мне отнести его вниз.
Он подхватил Филиппо Марию Висконти под руку, а один из гвардейцев — под другую.