Высшая форма отчаяния – раскаяние, обращение к Богу, переход к религиозной стадии.
Жить по Кьеркегору – значит жить аутентичной жизнью. Любить себя, любить свою субъективность, любить свое единичное существование и единичное существование каждого человека.
Жить по Кьеркегору – значит отказаться от власти безликой Всеобщности. Отказаться от культурной, религиозной и политической корректности.
Жить по Кьеркегору – значит утвердить примат личности, отказаться от красных, черных и зеленых форм тоталитаризма.
Жить по Кьеркегору – значит делать сознательный, свободный и решительный выбор и в трепете пережить этот головокружительный выбор.
Жить по Кьеркегору – значит «отчаиваться» в самом себе, раскаиваться, совершить экзистенциальный прыжок, который Бог ждет от каждого, прекратить «игру в христианство».
3Человечность Федора Достоевского(1821–1881)
ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ родился 30 октября (11 ноября) 1821 года в Мариинской больнице для бедных Московского воспитательного дома, где его отец состоял главным врачом. Михаил Андреевич прошел Отечественную войну, слыл человеком вспыльчивым, подозрительным и угрюмым. Его болезненная и кроткая жена, Мария Федоровна, из купеческого рода Нечаевых, благоговела перед ним.
От брака Михаила Андреевича и Марии Федоровны Достоевских родились восемь детей. Федор был вторым ребенком в семье.
Вместе с чином коллежского асессора весной 1827 года Михаил Андреевич получил право на потомственное дворянство. Он приобрел село Даровое в Тульской губернии в 150 км от Москвы. Летом 1832 года дети впервые познакомились с русской деревней.
Достоевский на всю жизнь запомнил радостные годы своего детства. За три года до смерти, начав создавать свой последний роман «Братья Карамазовы», он вложил в биографию старца Зосимы отголоски собственных детских впечатлений: «Из дома родительского вынес я лишь драгоценные воспоминания (…). Да и от са́мого дурного семейства могут сохраниться воспоминания драгоценные, если только сама душа твоя способна искать драгоценное (…). Была у меня тогда книга, священная история, с прекрасными картинками под названием „Сто четыре священные истории Ветхого и Нового Завета“, и по ней я и читать учился. И теперь она у меня здесь на полке лежит, как драгоценную память сохраняю»[68]. Достоевский действительно учился читать по этой книге, и когда лет за десять до смерти он достал точно такое же издание, то очень обрадовался и хранил его как реликвию.
Воспоминания детства… О них говорит и Алеша Карамазов в речи, обращенной к товарищам Илюшечки – школьникам, у камня после похорон мальчика: «Знайте же, что ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное еще из детства, из родительского дома. Вам много говорили про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохраненное с детства, может быть, самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасен человек на всю жизнь. И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и то может послужить когда-нибудь нам во спасение»[69]. Воспоминания о детстве помогли Достоевскому впоследствии перенести эшафот и каторгу.
В 1837 году Мария Федоровна Достоевская, не дожив до тридцати семи лет, умерла от чахотки. Федору тогда было 16 лет. Смерть жены сломила Михаила Андреевича. Он решил подать в отставку, переехать с младшими детьми в деревню, а старших, Михаила и Федора, поместить в Инженерное училище в Петербурге. Михаил и Федор хотели заниматься литературой, но отец считал, что писательство не сможет обеспечить их будущее.
Федор выдержал экзамен и в январе 1838 года поступил в Инженерное училище. Михаил не был принят по состоянию здоровья и отправился в Ревель, в инженерную команду. Между братьями завязалась живая переписка.
Учеба в училище тяготила Достоевского, который не испытывал никакого призвания к будущей службе. Он чувствовал в себе творческие силы и томился от невозможности их применить. Все свободное от занятий время он уделял чтению. Мелькали великие имена, сменялись восторги, кипело воображение. В хаотической смене впечатлений и увлечений постепенно намечалась главная тема, а вместе с ней и будущее призвание. В письме брату Михаилу 18-летний Федор пишет: «Я в себе уверен. Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком»[70].
Летом 1839 года пришло письмо отца о близящемся разорении, а за письмом – известие о его неожиданной кончине: Михаила Андреевича убили крепостные крестьяне в отместку за жестокое обращение. В насильственную смерть отца Достоевский не мог поверить до конца своих дней. Образ жестокого крепостника противоречил тому образу отца – гуманного и просвещенного человека, который Достоевский хранил в своем сердце. Впрочем, 18 июня 1975 года в «Литературной газете» появилась статья советского историка Германа Федорова «Домыслы и логика фактов», в которой он показал на основе найденных архивных документов, что Михаил Андреевич Достоевский не был убит крепостными, а умер в поле около Дарового своей смертью от «апоплексического удара».
По окончании училища в 1843 году Достоевский был зачислен полевым инженером-подпоручиком в Петербургскую инженерную команду.
В последующие годы в душе писателя происходят глубокие изменения. Казалось бы, недавно мечтавший о средневековых рыцарях, он пишет «Бедных людей», роман о жалком петербургском чиновнике. До той поры Достоевский жил в романтических мечтах о далеких странах, былых временах, о доблестях и подвигах. Его влекло все таинственное, фантастическое, необыкновенное. Вдруг глаза его открылись и он понял: нет ничего фантастичнее действительности, нет ничего фантастичнее серых улиц Петербурга. Эту минуту он называет своим рождением.
В фельетоне 1861 года «Петербургские сновидения в стихах и прозе» Достоевский описал свое «видение на Неве»: «Я как будто что-то понял в эту минуту, до сих пор только шевелившееся во мне, но еще не осмысленно; как будто прозрел во что-то новое, совершенно новый мир, мне незнакомый и известный только по каким-то темным слухам, по каким-то таинственным знакам. Я полагаю, что в эти именно минуты началось мое существование (…). Скажите, господа, не фантазер я, не мистик я с самого детства? Какое тут происшествие, что случилось? Ничего, ровно ничего, одно ощущение»[71].
Вдохновителем Достоевского был Гоголь, автор повести «Шинель», опубликованной в 1843 году, где речь также идет о жалком петербургском чиновнике. Гоголь выводит из обыкновенного необыкновенное (абсурдное, гротескное, противное). «Из великих русских писателей Достоевский непосредственно примыкает к Гоголю, – пишет Бердяев, – особенно в первых своих повестях. Но отношение к человеку у Достоевского существенно иное, чем у Гоголя. Гоголь воспринимает образ человека разложившимся, у него нет людей, вместо людей – странные хари и морды (…). Достоевский же целостно воспринимал образ человека, открывал его в самом последнем и падшем»[72].
Достоевский учился технике романа у Бальзака: в январе 1844 года, менее чем за год до увольнения с военной службы, он завершил первый неподписанный перевод на русский язык романа «Евгения Гранде» французского писателя.
Достоевский четыре раза переписывает «Бедных людей», его мучит жажда совершенства. В мае 1845 года повесть готова. По совету приятеля, литератора Григоровича, он отнес рукопись Некрасову. Некрасов и Григорович, не отрываясь, прочли вслух весь роман, поздно ночью прибежали к автору и бросились его обнимать. После их ухода взволнованный Достоевский не мог заснуть. Некрасов передал рукопись Белинскому, который пожелал познакомиться с начинающим писателем.
Достоевский радушно был принят в кружок Белинского и стал знаменитым еще до публикации романа Некрасовым в январе 1846 года. Через много лет Достоевский вспоминал слова Белинского в «Дневнике писателя»: «„Вам правда открыта и возвещена как художнику, досталась как дар, цените же ваш дар и оставайтесь верным и будете великим писателем!“ (…) Это была самая восхитительная минута во всей моей жизни. Я в каторге, вспоминая ее, укреплялся духом. Теперь еще вспоминаю ее с восторгом»[73].
Следующее произведение, «Двойник», было встречено непониманием. Восторженное признание гения Достоевского сменилось разочарованием и недовольством. Белинский изменил свое прежде благоприятное отношение к начинающему писателю.
Весной 1846 года писатель Алексей Плещеев знакомит Достоевского с русским фурьеристом Михаилом Петрашевским. В кружке Петрашевского Достоевский сближается с Николаем Спешневым, называвшим себя коммунистом. Весной 1849 года сложился особый литературно-музыкальный кружок Сергея Дурова, в который входили наиболее радикальные петрашевцы, в том числе Достоевский, Плещеев и Спешнев. Целью этого тайного общества было создание нелегальной типографии и осуществление государственного переворота.
В кружке Дурова Достоевский несколько раз читал запрещенное «Письмо Белинского Гоголю 15 июля 1847 года», в котором Белинский под влиянием Фейербаха не скрывал свое отношение к религии: «Ей (России) нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а со здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище (…) страны, где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей (…). Приглядитесь попристальнее, и вы увидите, что это (русский народ) по натуре глубоко атеистический народ».