Руссо ожидает явления небесного Иерусалима не от благодати Христовой, а от силы человеческой. Он переводит основные положения христианства в чисто природную плоскость, лишив христианскую религию всякого сверхприродного содержания.
«Обмирщать Евангелие и сохранять человеческие стремления христианства, устраняя Христа, – не в том ли вся суть Революции?»[27] – спрашивает Жак Маритен. Не в том ли суть Французской и Большевицкой революций?
В этой связи Лев Толстой – верный сын Жан-Жака Руссо. Руссо, скончавшийся за 11 лет до взятия Бастилии, и Толстой – за 7 лет до штурма Зимнего дворца, – великие вдохновители современных революций.
Руссоизм – христианская ересь, «самое полное натуралистическое извращение христианского чувства, пишет Маритен (…). Руссоизм – очаг мертвых, истлевающих христианских идей, страшное зловоние которого ныне отравляет весь мир (…). Если мир не живет живым христианством в Церкви, он умирает от гниющего христианства вне Церкви»[28].
Руссо завершил процесс формирования новой религии, которую с конца XIX века мы называем модернизмом. Модернизм – это толкование христианства через призму, с одной стороны, рационализма и имманентизма Декарта (моя религия есть продукт моего мышления), а с другой стороны – сентиментализма и натурализма Руссо (моя вера есть продукт моего чувства). Для модернистов в христианстве нет ничего трансцендентного и сверхприродного: это выдуманная человеком религия.
У госпожи де Варан Руссо научился не верить в первородный грех, в существование ада, в Искупление, жить побуждениями сердца и плоти, не испытывая ни малейшего угрызения совести, и в то же время называться хорошим христианином. Именно рядом с госпожой де Варан Жан-Жак развил в себе натуралистическую религиозность. «Госпожа де Варан приобщила Жан-Жака и садовника Клода Анэ к радостям полового коммунизма, но в то же время наставляла Жан-Жака в духовной жизни. (…) Если Жан-Жак – отец модернизма, то госпожа де Варан – его достойнейшая маменька»[29].
«Руссо был гораздо менее подлым и противным, чем Вольтер (…), но в действительности нанес неизмеримо больший вред – ведь он не просто отрицает подлинную религию, но и утверждает новую (…). Он привел современную мысль к чудовищной сентиментальности – инфернальной пародии на христианство»[30].
По мнению Владимира Соловьева, христианство без Христа – самый грандиозный обман, которому когда-либо подвергалось человечество, явление, предвещающее конец времен и второе пришествие Христа[31].
По мнению Руссо, естественный человек («добрый дикарь») – существо одинокое, которому нет места в обществе.
Мы не знаем, откуда появилось общество, но его существование бесспорно. Если же общество существует, то как оправдать его существование?
Нельзя оправдать общество, порабощающее человека, родившегося свободным. Можно оправдать лишь то общество, где путем общественного договора «каждый, соединяясь со всеми, повинуется только самому себе». Для этого нужно, чтобы человек передал свои природные права общине («Общей воле»), перестал существовать как индивид и существовал исключительно как часть общины. Тогда подчиняться Общей воле – значит подчиняться самому себе и быть свободным.
Путем общественного договора возникает общественное «я» и отменяется индивид. В природном состоянии мы существовали только как индивиды, а в общественном состоянии стали существовать только как части общего. Вот как чистый индивидуализм, не признавая реальности социальных связей, накладываемых природой на индивидов, едва принявшись конструировать общество, роковым образом приводит к чистому социализму.
Антропология Руссо (понимание человека как социализирующего индивидуалиста), как и антропология Декарта (понимание человека как ангела, ведущего машину), глубоко ошибочна: социальность человека – не результат договора. Человек рождается социальным. Нет индивидуального состояния и отдельного от него общественного состояния. Человек – существо по природе своей индивидуальное и социальное. Права личности – права не договорные, а природные, неотчуждаемые.
Подчиняясь закону, против которого я голосовал, я остаюсь свободным, говорит Руссо, потому что голосую не для того, чтобы высказать свое мнение, а для того, чтобы в результате подсчета голосов явилась Общая воля. Другими словами, я голосую, чтобы узнать свое мнение. Если побеждает мнение, противоположное моему, это лишь значит, что я ошибался, и то, что я считал Общей волей, ею не является.
«Что же нам тут предлагают, – говорит Жак Маритен, – как не абсурдное переложение ситуации христианина, который просит в молитве того, что считает подобающим, но прежде всего просит и желает, чтобы совершилась воля Божия? Руссо понимает голосование как своеобразный обряд, как молитву, обращенную к Общей воле»[32].
Общая воля подменяет собой Божию Волю и Божии заповеди.
Если кто бы то ни было отказывается повиноваться Общей воле, он будет принужден к этому остальными; другими словами, «его принудят к свободе!». В этом роковом софизме – все якобинство. Робеспьер – духовный сын Руссо. Pуссо был не просто вдохновителем Французской революции 1789 года: он был его духовным вождем!
Pуссо возвращается к Гоббсу, оправдавшему в «Левиафане» государственный абсолютизм. Разница лишь в том, что Гоббс сознательно стремился упрочнить на этом основании монархию, а Pуссо бессознательно работал в пользу демократического тоталитаризма.
Восхвалив «природное состояние» человека, обличив ложь и порочность государства, Руссо провозглашает «общественное состояние» того же человека, которое уничтожает его природные силы во имя сильного государства!
Религия «Общественного договора» не менее безумна, чем религия «Эмиля» и «Новой Элоизы».
Руссо создал очень распространенный в наше время тип человека – «социализирующего индивидуалиста», у которого индивидуальный «я» исключает общество, а общественный «я» исключает собственную индивидуальность.
В индивидуальном плане он сентименталист. Разум и воля не нужны ему. Он постоянно противоречит самому себе, но это его не смущает. Его религия – это его эмоции.
В общественном плане он существует исключительно как часть общины. Будучи стадным человеком, он плывет по течению корректности. Его хлеб насущный – психосоциальная болтовня, а его религия – прогресс.
3Волюнтаризм Фридриха Ницше(1844–1900)
НИЦШЕ родился 15 октября в Реккене, недалеко от Лейпцига. Его отец, Карл Людвиг, и оба его дедушки были лютеранскими пасторами.
Карл Людвиг скончался в 35-летнем возрасте от наследственной болезни, которая сопровождалась сильными приступами мигрени. Фридриху в то время было всего 5 лет. Два года спустя скончался и младший брат, Людвиг Иозеф. Фридрих, его мать Франциска и сестра Элизабет, которая была моложе брата на два года, переселились в Наумбург.
В 14 лет Фридрих поступил в знаменитую гимназию «Пфорта». Он хотел стать музыкантом, но мать переубедила его.
Ницше страдал от бессонницы и мигрени, как его отец. За годы обучения в гимназии к этому прибавилось серьезное расстройство зрения.
В 20-летнем возрасте Фридрих поступил в Боннский университет на филологию и теологию, а затем перевелся в Лейпцигский университет.
В Лейпциге он окончательно потерял веру в Бога, оставил занятия теологией, всецело посвятив себя филологии, греческому языку и литературе.
Ницше – филолог, говорящий притчами, образами, парадоксами и загадками. Он мыслит афористично.
Как-то раз, прогуливаясь по городу, он случайно забрел в лавку старинных книг и приобрел произведение Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление». Шопенгауэр пишет о Воле – безумной и страшной, – управляющей миром. Книга очень впечатлила молодого Ницше, страдания которого росли с каждым днем.
В 1868 году молодого ученого пригласили преподавать классическую филологию в Базельском университете в Швейцарии. В то время Ницше подружился с Вагнером. Их объединяли увлечение искусством древних греков и любовь к творчеству Шопенгауэра.
В 1870 году, во время Франко-прусской войны, Ницше был санитаром. Сопровождая вагон с ранеными, он заразился дизентерией и дифтеритом. В 1871 году Ницше вернулся в Базель, где возобновил преподавательскую деятельность.
В 1872 году он пишет «Рождение трагедии» – трактат, в котором излагает свой взгляд на дуалистические истоки искусства. В древнегреческом искусстве автор видит постоянную борьбу двух начал, дионисийского (хаотического) и аполлонического (разумного). По мнению Ницше, задача людей – переживать и осознавать дионисийскую сторону жизни.
В тридцатилетнем возрасте Ницше практически ослеп и начал испытывать страшные боли в желудке. Приступы паралича и мигрени, бессонница, слепота, рвота… Он предается отчаянию и впадает в цинизм.
Ницше встретил зиму 1876/1877 года в Сорренто, однако мягкий южный климат не облегчил его страданий. Затем какое-то время он вел отшельническую жизнь в Генуе и в Швейцарских горах, в деревушке Зильс-Мария.
В 1878 году Ницше пишет «Человеческое, слишком человеческое», первую книгу, в которой выступает как нигилист. Эта книга – начало его борьбы с тем, что он некогда ценил. В предисловии, написанном 10 годами позднее, он говорит: «Почему отрекаюсь от всего, что почитал? Отрекаюсь и от самого почитания? Откуда во мне эта суровость, подозрительность, эта ненависть к собственным добродетелям? (…) Ты должен был стать себе хозяином, хозяином даже над своими добродетелями. Прежде они были твоими хозяевами; но им позволено быть лишь твоими инструментами (…). Ты должен (…) научиться пускать их в ход и снова отменять, сообразуясь со своей высшей целью»