зут. Да и не дело опоясанному охотнику леса боятся. Лес дает жизнь, лес её и забирает.
Негромкий треск впереди заставил молодого охотника застыть и привычно выхватить нож. Из-за кучи валежника, водя по воздуху носом, высунулась голова пятнистого сорга и тут же с шумом втянулась обратно. Треск сломанных веток отметил путь бегства испуганного животного.
Зоун мысленно выругался. Смерть старика вывела его из равновесия, заставив забыть о привычной осторожности. Так можно и вслед за ним к ушедшим предкам отправится! Нет, когда-нибудь это должно случиться. Более того, только так и должен умирать охотник. Каждый молодой роланин, получая от старейшин пояс с боевым ножом, знал, что однажды не вернётся из леса. Но торопить смерть нельзя. Жизнь каждого охотника принадлежит роду и не должна оборваться без пользы. Если погибнешь по собственной глупости, ушедшие предки могут рассердиться и не принять к себе. Оставить твою тень вечно скитаться по ледяным пустошам.
Смахнув с лица прилипшую паутину, Зоун привычно огляделся, определяя, куда умудрился забрести в своём бегстве из становища. И облегчённо вздохнул. Даже не осознавая того, он всё время двигался в направлении к священной скале. И даже умудрился не нарваться по пути, ни на одного хищника! Видимо сами ушедшие предки охраняли его в это время!
Привычным движением, вернув нож на место, охотник вновь заскользил между деревьев к намеченной цели. Хорошо, что старик начал ритуал утром. Впереди был почти весь день, так что он должен успеть добраться до скалы, до наступления темноты. Там можно будет спокойно переночевать. Ни один хищник не достанет. Ночью выжить в лесу нет шансов даже у самого опытного охотника. Да и тень старика, в поисках своего убийцы, не сможет туда забраться. К рассвету она устанет, уйдёт в «заповедные леса» к ушедшим предкам и он сможет вернуться в родное стойбище. Первые лучи солнца очистят его от крови родича.
Зоун огорчённо поморщился. Их род стал меньше. Старик был великим охотником. Ловкий и быстрый, несмотря на прожитые годы, он редко возвращался с охоты без добычи, и многое сделал для рода. Но лес суров. Если он не забирает жизнь, то забирает всё остальное. Как старый охотник вышел живым из схватки с ворисом и как умудрился доползти до становища, не став чьим-то обедом, Зоун откровенно не понимал. Видно сами ушедшие предки были в этот день с ним. Вот только здоровья они ему вернуть не пожелали. Когда силы оставили тебя и ты с трудом передвигаешь ноги, то много не поохотишься. А быть обузой роду и жить на подачки других старик не захотел. Он всё ещё считал себя охотником, а охотник не умирает в постели из мягких шкур. Ушедшие предки могут не принять такого неудачника в свои леса. Плохо если предки отринули тебя… Для всех плохо… Тень такого изгоя будет долго бродить вокруг становища и пока не уйдёт, на север, в ледяные пустоши, род будут преследовать неудачи. Нельзя охотнику умирать своей смертью… Никак нельзя…
Зоун вздохнул. Он любил старика. Многому научился у него. Получил из его рук охотничий пояс, когда пришло время. Кто как не он должен был помочь ему достойно умереть? Показать его тени тропинку, ведущую в леса ушедших предков? Но как же это было тяжело. Зоун считал себя неплохим охотником. Он немало убивал и не раз сам заглядывал в глаза смерти. Но убить родича… Жизнь каждого роланина священна. Так завещали ушедшие предки. Поэтому ролане не убивают друг друга. Никогда… Почти никогда. Охотник умирает в лесу. Это было законом, не допускающим и доли сомнения. Кровь животных даёт силу при жизни, собственная кровь после смерти. Только покинув тело вместе с кровью, напитавшись её силой, душа способна преодолеть дорогу в леса ушедших предков. Иной возможности нет. В стародавние времена, по рассказам сказителей, когда род поразила болотная болезнь, смерть обрушилась внезапно, не дав умирающим даже доползти до леса. И тени несчастных так и не нашли дороги в леса предков, а род чуть не вымер полностью. В то время и возник ритуал ухода. Если охотник заболеет или станет калекой, он может попросить помочь ему умереть. Жизнь охотника принадлежит роду. И только родичи могут оборвать её, если на то будет воля ушедших предков.
Чуть слышное шипение, разорвав поток мыслей, отозвалось в сознании роланина колокольным набатом, заставив вновь замереть в полушаге. Тревога, внезапно нахлынувшей волной, окатила холодом сердце. Волис! Зоун затравленно оглянулся по сторонам, пытаясь определить, откуда ожидать нападения. Рука обречённо потянулась к поясу.
— Да что со мной сегодня такое?! Не по становищу же гуляю!
Судорожно взглотнув и всё-таки вытянув из-за пояса нож, охотник начал медленно пятится назад, отчаянно надеясь, что каким-то чудом чудовище не заметило его и даст унести ноги. В противном случае исход схватки был предельно ясен обоим противникам. Жуткая тварь, напоминающая собой гибрид крота, змеи и осьминога, была настоящим кошмаром для всей местной фауны. И Ролане не были тут исключением. Мощное тело, покрытое панцирем, на котором самые острые ножи оставляли только царапины, руки-щупальцы, способные одновременно выстреливать на добрый десяток шагов в разные стороны и острые клыки, перемалывающие в труху всё, что попадало в пасть хищника, уже делали вориса очень опасным противником. А если добавить к этому огромную силу и молниеносную реакцию, то шансов справится с чудовищем, практически не было. Насчёт себя, во всяком случае, Зоун точно не обольщался. Почти не дыша, он уже успел сделать несколько осторожных шагов, когда буквально затылком почувствовал на себе холодный внимательный взгляд.
Застыв на месте, охотник попытался обернуться, но в следующее мгновение, взметнув вверх мешанину из земли, мха и опавших листьев, с лёгким шелестом, к нему метнулась бурая лента, мгновенно захлестнув руку с ножом. Последовавший за этим рывок был настолько силён, что Зоун пропахав своим телом глубокую борозду в несколько метров, не выдержав, взвыл, почувствовав жуткую боль в вывихнутом предплечье. Нож, выпав из сразу онемевшей руки, зарылся куда-то в глубокий мох. Затем всё замерло. Волис не спешил. Обладая каким-то жутким, не понятным для ролан разумом, хищник понимал, что добыча никуда уже не денется и не желал рисковать. Методика охоты на вкусных двуногих была доведена до автоматизма.
Превозмогая боль, Зоун приподнялся, отплевываясь от набившихся в рот листьев и комьев земли и, в отчаянии, огляделся в поисках ножа. Во вздыбленной каше из вспаханной почвы и сломанных кустов взгляд зацепился только за оборванный пояс, бесполезным лоскутком зацепившийся за чудом не сломанную ветку. Ножа видно не было. Застонав от бессилия, Зоун затравленно огляделся по сторонам, отчаянно надеясь найти хоть что-нибудь, что могло послужить оружием. Но ворис не собирался давать своей добыче и шанса. Другое щупальце, захлестнув вторую руку и, резким рывком вырвав из-под охотника опору, вновь заставило Зоуна обрёченно уткнуться лицом в жёстким мох. Добившись своей цели, обезопасить себя от возможного сопротивления жертвы, чудовище не спеша начало подтягивать добычу к себе. Молодой охотник взвыв, в бессильной злобе, попытался дотянуться зубами до щупальца. И лишь скользнул, с противным скрипом, по упругой коже. В ответ, третье, последнее щупальце, с резким свистом устремилось на голову обречённой жертве. Ворис был гурманом и не любил, когда блюдо во время трапезы трепыхается. Зоун дёрнулся, каким-то шестым чувством предугадав этот удар, но полностью уклонится уже не смог. Голову буквально разорвало от дикой боли, рот моментально наполнился кровью, в виски с нарастающей силой ударил противный гул.
Вот и всё! Зоун поднял залитые кровью глаза на хищника. Охотнику не подобает умирать как визжащему кронгу! И замер, поражённый увиденным. Ворис, словно забыв о своей, почти затравленной жертве, заворожённо уставился куда-то вверх, в направлении всё усиливающегося гула. Мощное тело чудовища, более чем на половину, высунувшееся из земли, застыло в каком-то странном оцепенении, лишь высоко запрокинутая голова, обнажив гладкую, бледно-коричневую шею, медленно поворачиваясь, следя за чем-то, что уже заполнило всё пространство оглушительным воем. Шея!!! Единственное беззащитное место, которое ворис никогда не открывает противнику! Отчаянным рывком Зоун бросил своё тело вперёд. Ворис дёрнулся, что-то почувствовав в последнее мгновение, но на долю секунды опоздал, и стальные клыки с силой сомкнулись на его горле.
Свен, до боли в суставах, сжав парализатор, насторожённо огляделся по сторонам. Он утопал почти по колено в центре невероятно зелёного ковра, отдалённо напоминающего собой земную траву. Примерно в полусотне метров перед ним сплошной стеной стоял гигантский лес, кронами могучих деревьев упирающийся в голубое, практически безоблачное небо. Высоко над головой, загоняя беспомощную тень к самой границе леса, ослепительно сияло местное Солнце, заливая поляну потоками яркого света. Повсюду кипела жизнь. Швед буквально потонул в какофонии звуков охвативших его с первых секунд высадки на планете.
— Он сейчас появится, — взволнованный голос Кости привёл Андерсона в чувство, — и, судя по сенсеру, сюда движется ещё куча аборигенов. У тебя минут десять до их появления.
— Успею, — Свен до рези в глазах всматривался в лес. — Не нервничай ты так, а то ещё пальнёшь по будущему партнёру в освоении космоса.
Абориген появился внезапно. Его огромное мохнатое тело с какой-то непостижимой грацией просочилось сквозь тиски гигантских стволов и, мгновенно преодолев большую часть открытого пространства между Андерсоном и лесом, замерло, словно давая возможность шведу хорошенько себя рассмотреть. Телосложением гуманоид напоминал огромную обезьяну, ростом за два метра: мускулистые ноги, мощный покрытый серым мехом торс, огромные руки-рычаги с перекатывающимися буграми мышц. Но первый же взгляд на голову опровергал это сходство. Непропорционально большая по отношению к, и так не маленькому телу, почти безволосая, с мощной челюстью, выступающими клыками и маленькими налитыми кровью глазками, злобно сверкающими из-под густых бровей, она придавала внешности гуманоида облик настоящего чудовища.