XV. Весь фасад состоит из верхнего и нижнего этажа арок, ограничивающих пространства стены, украшенной мозаикой, и поддерживаемых рядами колонн, причем в нижней аркаде есть верхний ряд колонн, установленный на нижнем. Таким образом, имеется пять вертикальных членений фасада, то есть внизу два ряда колонн и арочная стена, которую они поддерживают, и наверху один ряд колонн и арочная стена, которую они поддерживают. Однако, чтобы связать два основных членения вместе, центральная нижняя арка (главный вход) возвышается над уровнем галереи и балюстрады, которыми увенчаны боковые арки.
Соотношение пропорций колонн и стен нижнего этажа настолько великолепно и разнообразно, что потребовались бы многие страницы описания, чтобы дать о нем представление; но его можно в целом выразить так: если высоту нижних колонн, верхних колонн и стены обозначить соответственно как a, b и c, то a будет относиться к c, как c относится к b (причем a является наибольшей), а диаметр колонны b в основном относится к диаметру колонны a, как высота b относится к высоте a или несколько меньше, учитывая большой цоколь, который зрительно уменьшает высоту верхней колонны; и, когда таково соотношение их толщины, одна колонна вверху стоит над одной колонной внизу, причем иногда вставляется еще одна верхняя колонна, а в крайних арках одна колонна внизу поддерживает две вверху, и соотношение их рассчитано с точностью ветвей дерева; то есть диаметр каждой верхней равен двум третям диаметра нижней. Таковы три члена пропорции в нижнем этаже, а верхний, разделенный только на два основных члена, чтобы вся высота не делилась на четное число, имеет третий член, добавленный в виде пинаклей. Это то, что касается вертикального членения. Горизонтальное членение еще более искусно. В нижнем этаже семь арок, и, если обозначить центральную арку как a и отсчитывать к краю, они уменьшаются, чередуясь в следующем порядке: a, c, b, d. Верхний этаж имеет пять арок и два добавленных пинакля, и арки уменьшаются в регулярном порядке, центральная является наибольшей, а крайние – наименьшими. Таким образом, одна пропорция является восходящей, а другая – нисходящей, как партии в музыке, и при этом все здание в целом имеет пирамидальную форму, и, что еще сразу обращает на себя внимание, ни одна колонна верхних арок не стоит над какой-либо колонной нижних.
XVI. Можно было бы подумать, что при таком расположении обеспечивалось достаточное разнообразие, но архитектор не удовлетворился даже этим; ибо – и этот момент касается нынешней части нашего анализа – если центральная арка всегда обозначается как a, а крайние последовательно как b и c, то северные b и c значительно шире, чем южные b и c, но южная d настолько же шире, чем северная d, и к тому же ниже под своим карнизом; и, более того, я не уверен, что хотя бы один из визуально симметричных элементов фасада является на самом деле симметричным какому-либо другому. Жаль, что я не могу привести действительных размеров. Я сразу же отказался от мысли делать замеры из-за их крайней сложности и затруднений, вызываемых понижением и сужением арок.
Не подумайте, что я воображаю, будто византийские мастера при строительстве держали все эти разнообразные пропорции в голове. Думаю, они строили в целом по ощущению, и именно потому, что они поступали так, через каждое их расположение проходит эта восхитительная жизнь, изменчивость и неуловимость, и мы смотрим на это великолепное здание как на прекрасную толпу деревьев, выросших из земли и не сознающих собственной красоты.
XVII. Возможно, однако, что еще более странный пример, чем любой из приведенных мною до сих пор, смелого варьирования при мнимой симметрии можно найти в фасаде собора в Байё. Он состоит из пяти арок с крутыми фронтонами, самые дальние от центра заполнены, а три центральные имеют порталы; и сначала кажется, что эти арки сокращаются в регулярной пропорции по направлению от главной в центре. Два крайних портала устроены очень любопытно. Тимпаны их арок заполнены барельефами в четыре яруса; в нижнем ярусе каждого тимпана находится маленький храм или врата, содержащие главную фигуру (в тимпане справа это врата ада с Люцифером). Этот маленький храм поддерживается, как капитель, отдельной колонной, которая разделяет всю арку на расстоянии двух третей ее ширины, где бóльшая часть дальше от центра; и в этой большей части расположена внутренняя входная дверь. Это точное соответствие в трактовке обоих ворот наводит нас на мысль о соответствии в размере. Ничуть не бывало. Размеры маленького внутреннего северного входа в английских футах и дюймах равны 4 футам 7 дюймам от косяка до косяка, а южного – ровно 5 футам. Пять дюймов на пять футов – это значительная разница. Размеры дальнего от центра северного портика от одной лицевой колонны до другой – 13 футов 11 дюймов, а южного – 14 футов 6 дюймов с разницей в 7 дюймов на 14,5 фута. Присутствуют также не менее необычные различия в декоре фронтона.
XVIII. Думаю, я привел достаточно примеров, хотя и не мог бы умножать их до бесконечности, чтобы доказать, насколько эти различия не являются просто промахом или следствием недосмотра, но представляют собой результат стойкого пренебрежения, если не отвращения, к точности в измерениях; а во многих случаях, думаю, и сознательного стремления создать кажущуюся симметрию с помощью различий столь же неуловимых, как в Природе. Насколько далеко заходил иногда этот принцип, мы увидим на примере уникального устройства башен собора в Аббевиле. Я не хочу сказать, что это сделано правильно, и уж тем более не хочу сказать, что это неправильно, но это великолепное доказательство бесстрашия живой архитектуры; ибо, что ни говори, но пламенеющая готика во Франции, при всей своей выспренности, была настолько живой и интенсивной в своем воодушевлении, насколько это возможно для любого периода развития человеческой мысли; и она жила бы доныне, если бы не начала лгать. Я ранее уже отмечал общую сложность членения боковых фасадов, когда они разделены на две равные части, если нет какого-либо третьего примиряющего элемента. В дальнейшем я приведу здесь и другие способы, с помощью которых примирение осуществляется в башнях с двойными просветами: аббевильский архитектор, возможно, слишком смело разрубил этот узел. Обеспокоенный недостатком единства между двумя окнами, он буквально соединил их вершины и таким образом исказил изгиб их стрельчатых арок, чтобы оставить только одну из трилистных филенок сверху на внутренней стороне и три на внешней стороне каждой арки. Это расположение приведено на рис. XII, 3. В связи с разнообразной волнистостью пламенеющих кривых внизу в самой башне это едва ли заметно, тогда как по общему впечатлению это связывает ее в единую массу. Признавая, однако, что это уродливо и неправильно, я люблю такого рода огрехи за отвагу, которая требуется, чтобы их допустить. На рис. II (часть маленькой капеллы, пристроенной к западному фасаду собора в Сен-Ло) читатель увидит пример – из того же архитектурного стиля – нарушения собственных принципов ради особого смысла. Что в пламенеющей готике архитектор любил пышно украсить, так это нишу – она была как капитель для коринфского ордера; однако в данном примере в нишу вершины арки помещен какой-то уродливый пчелиный улей. Не знаю, правильно ли я истолковал его значение, но я почти уверен, что две фигуры внизу, ныне разобщенные, изначально представляли собой Благовещение; а в другой части того же собора я нахожу Сошествие Святого Духа в окружении лучей света, представленное очень близко по форме к тому, что имеется в нише, и, следовательно, оказывается изображением этой лучезарности, будучи в то же время балдахином для изящных фигур внизу. Таково ли было значение этой детали или нет, но она замечательна как дерзкий отход от обычных приемов своего времени.
XIX. Гораздо более великолепна вольность, допущенная в декоре ниши портала церкви Сен-Маклу в Руане. Тема барельефа в тимпане – Страшный суд, и скульптура на стороне ада выполнена столь выразительно, что ее ужасную гротескность я могу описать только как смесь Орканьи с Хогартом. Демоны, пожалуй, еще ужаснее, чем у Орканьи; а некоторые образы униженного человечества в его крайнем отчаянии никак не уступают кисти английского живописца. Не менее безудержна фантазия, с которой передаются ярость и ужас даже в расположении фигур. Летящий ангел возмездия гонит толпы осужденных прочь от престола; левой рукой он тащит за собой облако, которое набрасывает на них как саван; и гонит он их столь яростно, что они устремляются не просто к крайнему пределу этой сцены, которую скульптор везде ограничил пространством тимпана, но и вторгаются из тимпана в ниши арки; и пламя, которое их преследует, завихряясь, словно от ветра, поднятого крыльями ангела, также врывается в ниши и прорывается сквозь их узор, так что три нижние ниши представлены как объятые пламенем; а вместо обычного ребристого свода в вершине каждой из них находится демон со сложенными над ней крыльями, глядящий, оскалясь, сверху из черной тени.
XX. Я, однако, привел достаточно примеров того, как жизнь проявляется в простой дерзости, разумной ли, как несомненно в этом последнем примере, или нет; но уникальный пример Живого Освоения, которое подчиняет своим целям весь имеющийся в его распоряжении материал, читатель найдет в необычайных колоннах аркады на южной стороне собора в Ферраре. Единственная арка его приведена на рис. XIII справа. Четыре такие арки создают группу, которую заключают две пары колонн, как показано слева на той же гравюре; а затем следуют еще четыре арки. Это длинная аркада, состоящая арок из сорока, а то и больше; и по изяществу и наивности ее напыщенных византийских изгибов ей, по-моему, нет равных. Подобных ей по причудливости колонн я, безусловно, не знаю; тут едва ли найдутся хотя бы две одинаковые колонны, и архитектор, похоже, готов был заимствовать идеи и подобия из любых источников. Ползущая вдоль колонн растительность при всей своей странности красива; искривленные столбы, кроме нее, украшены изображениями менее приятного свойства; змеевидные формы, основанные на обычном византийском двойном переплетении, в основном изящны; но меня весьма озадачил чрезвычайно уродливый столб (рис. XIII, 3), один из группы четырех. Случилось так, к счастью для меня, что была ярмарка в Ферраре, и, когда я закончил мой набросок столба, мне пришлось уступить дорогу торговцам разнообразным товаром, которые убирали свой прилавок. Солнце мне заслонил тент, поддерживаемый шестами, которые, чтобы навес мог подниматься и опускаться в зависимости от высоты солнца, состояли из двух отдельных частей, прилаженных друг к другу с помощью