ВИЛЬФЛИНГЕН, 30 МАЯ 1969 ГОДА
«Дорогой Мирча Элиаде, вчера меня здесь навестил Аурел Pay, редактор журнала "Steaua"[971], в котором публикуются также Ваши статьи. Он приехал с супругой; мы провели приятный вечер.
Румыния, пожалуй, является той страной по другую сторону "занавеса", в которой можно больше всего надеяться на европейскую культуру. Следы ее, восходящие к римским временам, там никогда не стирались до конца. Всегда завязывается хороший разговор с образованными посетителями, приезжающими оттуда: Дан Хаулика, Петре Стойча, Аурел Pay, Винтила Хориа. (Последний, правда, живет в Мадриде и в настоящее время путешествует по Америке.)
Господин Pay рассказал мне, что осенью Вас ожидают в Румынии. Надо надеяться, что план осуществится.
Я продолжаю работать над "Drugs and Extasy". Это толстая книга, и я радуюсь, что она начинается с посвященного Вам вступления и цитаты из "Zalmoxis"[972]. Она ведет из Европы через Ближний Восток в Мексику: вино, опиум, мескалин».
БРЕМЕН, 1 ИЮНЯ 1969 ГОДА
Проснулся в спальном вагоне — по географической карте совсем рядом с Бременом, по внутренней — на одной из привычных тропинок подземного мира.
Бритье. По отражению — а именно в градусе реальности, которую мы можем придать ему, когда исчезает телесное, — можно определить, удались ли и насколько духовные упражнения. Изображение должно быть нагружено, оживлено.
Завтрак в автоматическом стиле. Было воскресенье, и зал был наполнен ночными птицами, пребывавшими наполовину еще в опьянении, наполовину уже в фазе дремоты и депрессии.
Автоматизированные рестораны и залы азартных игр благоприятствуют удалению от общества; они притягивают подростков и уголовников. Лас-Вегас — их рай. Здесь недостает человеческого контроля или он ослабевает; ты остаешься один на один с демоном и его нашептываниями. Качество другого сводится к качеству прохожего или потребителя. Ты имеешь дело с машинами и переключателями. Полиции эти места известны стабильным уловом. Помощник превращается в сыщика.
ЮЙСТ, 10 ИЮНЯ 1969 ГОДА
С Ханной[973] на ваттах. Пеганки[974], кулики-сороки[975], щеголи[976], чибисы[977]. Их стремительные движения выдают наличие поблизости гнезд. Яйца различной величины — оливковые и серо-зеленые с коричневыми крапинками.
Наносной грунт демонстрирует приглушенную палитру: матово-серый цвет, с черными пятнышками земли, вынутой бесчисленными червями, которые изрешечивают и переваривают ее. Отлив открыл отмель с мидиями[978], темное, переплетенное биссусом гнездо. Красная звезда змей как декор. Круглые сердцевидки[979] откатывало по протокам обратным течением.
Место, которое среди колонн занимают дорические, в царстве двустворчатых моллюсков отведено сердцевидкам. Большой скачок удался. Непостижимая плазма создала шедевр; теперь он может бесконечно варьироваться и совершенствоваться. Разве тут нет свободы?
Раковина затвердевает исходя из формы, в то время как статуя заливается в форму. Сравнивая, можно установить, что сопоставляются два различных способа. Я должен сравнивать не отливку и отвердение (это методы), а мозг Челлини и створки сердцевидки. Там есть серый слой, причина сокровища, жемчужина как шедевр возникает из неизмеримого; его печать — сдержанная симметрия.
ВИЛЬФЛИНГЕН, 13 ИЮНЯ 1969 ГОДА
Со вчерашнего дня стремительно наступающее тепло — «как в духовке», сказал моя соседка Гир. Скальная груша[980] быстро отцвела, она вообще обладает преходящим обаянием сильфиды.
Тюльпаны: мраморные тюльпаны, крапчатые, попугайные тюльпаны с зелеными кромками, дикие тюльпаны, красные. Желтые тюльпаны с красными швами и брызгами. Понимаешь очарование барокко перед лицом этой пластичной, однако, изменяющейся силы. Воспоминания о колоннах Бернини, париках, достоинстве живущих в монастыре дворянок. Голуби проявляют сходную фантазию.
ВИЛЬФЛИНГЕН, 6 ИЮЛЯ 1969 ГОДА
К старому дубу, стояла духота. Синева скабиоз была очень яркой. Ребенком я видел их при такой же погоде цветущими на вскрытой породе серебряного рудника. Это было в Рудных горах под Шварценбергом. Я не решился срывать их, потому что слыхал, что это-де притягивает молнию.
Таково народное поверье. Оно знает и другие, в большинстве случаев синие, грозовые цветы, как Campanul[981] и горечавка[982]. Связь следует, видимо, искать в том, что в зной они особенно светятся. Это переносится на настроение и становится одним из сигналов, которые пугают. Тончайшее потрескивание, за которым следуют раскаты грома. Хёрзельбергский[983] цветок, с кучерявой, электроскопической, облетаемой шмелями прической.
О скабиозах как и о «пурпурной вдове» и «дьявольском укусе»[984] повествуют также другие легенды; это остается на первом плане. То, что я ребенком смутно угадывал в таких притчах: чудовищная, присущая растениям власть.
ВИЛЬФЛИНГЕН, 16 ИЮЛЯ 1969 ГОДА
Ночью монопольные предприятия с мускатными орехами; я хотел скупить все мировые запасы и разместить на хранение в различных местах. Закупка происходила в предвидении неурожая на следующий год и ожидавшегося удорожания. Для калькуляции я среди прочего привлек двух метеорологов, специалистов по долгосрочным прогнозам, а кроме того, экономистов и политиков. Тем не менее, все они достигли границы, где вычисление переходит в чистое пророчество — предсказание по рунам расколотого надвое мускатного ореха. Тут-то и обнаружилась червоточина.
ВИЛЬФЛИНГЕН, 22 ИЮЛЯ 1969 ГОДА
Русло реки; дело, должно быть, было северным летом. Мульда высохла почти по всей своей ширине; галька слепила. Передо мной что-то темное: на жердь была поднята большая туша павшего животного. Сначала я принял его за медведя — но это была лошадь, уже сильно высохшая, с содранной шкурой и оскаленными зубами. К счастью, ветер дул в гору.
Что она могла означать? Занимался ли здесь живодер своим ремеслом? Тогда почему он не воспользовался филленом[985]? Какой-то голос ответил: «Он сделал это для кукушки». Я и в самом деле услышал теперь, как наверху у опушки леса фиглярничала эта птица.
Приспособление было зловещим: ловушка, сооруженная согласно не техническим, а магическим знаниям. За ней скрывалась кукушка; она всегда была мне подозрительна. Я повернул и направился к морю.
[…]
ВИЛЬФЛИНГЕН, 23 АВГУСТА 1969 ГОДА
Лето было таким непоследовательным, что флоксы и желтые осенние цветы цветут одновременно. Масса георгинов; большой синхронизм цветочного мира.
ВИЛЬФЛИНГЕН, 30 АВГУСТА 1969 ГОДА
Дерево ренклода, старое и подгнившее, опять приносит обильный урожай; в его кроне я наполнил сливами большое ведро. Осы как первые лакомки уже их попробовали.
ЮБЕРЛИНГЕН, 1 СЕНТЯБРЯ 1969 ГОДА
«Сентябрь с веселым взором Приносит снова май».
Нужно открыть цветок, проникнуть в его тайну, как я однажды погрузился в циннию[986]. Тогда он становится красивее, и не только в представлении. Этот взгляд любителя предшествует селекции. Он как луч света, который проходит через кристалл и расширяет спектр. Скрытая красота не создается; она открывается. Для этого, при всей скромности, необходим глаз; он «солнечный».
Когда-то и пчелы открыли цветы и придали им форму согласно своей любви. С тех пор в мире стало красивее.
Как уже долгие годы, мы в день рождения брата поехали на озеро. Поездку должна завершить вылазка в Пьемонтские горы. Альберт Вайдели, художник Оскар Далвит и я собираемся поймать там Carabus Olympiae[987].
На сей случилась неприятность. Ночью мне приснился чулан Синей Бороды, и утром я пережил отголосок этого. Багаж я разложил на полу; выбираясь из ванны, я наступил на бритвенное лезвие, футляр которого разбился. Пришлось лезть обратно в воду, которая сразу окрасилась красным.
Я уже было отказался от путешествия, но не учел таланты Штирляйн, которые после первого испуга развернулись вовсю. Первым делом тугая повязка, потом завтрак и телефонный разговор с молодым хозяином Рекком, который и отвез нас в Юберлинген. Таким образом, мы подоспели вовремя к жертвенному возлиянию, которым начинается праздник. Отец когда-то рассказывал, что, когда на следующий день после рождения Фридриха Георга он направлялся в бюро записи актов гражданского состояния, чтобы зарегистрировать сына, на Вельфенплац начали стрелять пушки; была годовщина Седана.
Вечером, как всегда, вместе со старыми друзьями: Ханс Шпайдель, монсеньор Хорион, Витторио Клостерманн и юберлингское племя.
ВИЛЬФЛИНГЕН, 8 СЕНТЯБРЯ 1969 ГОДА
Обратно из Пьемонта. Там, в лесистых горах у Бокетто Сессара, мы тоже собрали и привезли с собой Olympiae — только два экземпляра, чтобы поберечь поголовье; эти уже позаботились о своем размножении. Моя нога была хорошо забинтована; пешая ходьба не доставляла мне неудобств.
Я получил некоторое представление о Пьемонте. Все горы друг на друга похожи и все же различны; у каждой своя особенность. Она выражается уже во флоре.