[481], однако один их любитель и хороший знаток, Лоденфрай из Мюнхена, попросил меня специально поискать их здесь. Во время заката я проследовал тропой, обрамленной фиолетовыми тульбагиями[482] и высокими желтыми орхидеями, и на дороге приступил к делу. Скоро стемнело, но шевеление на земле различалось. Да и фары подсвечивали.
Оглядываясь назад, я могу сказать, что усилия оказались не безуспешными. Один из принесенных экземпляров, внушительный коричневый Heliocopris[483], стал новым даже для тутцингского музея[484] Фрая.
В пансионат мы вернулись поздно, приняли душ, выпили по рюмочке и уселись за стол. Прислуживал черный пигмей; у него было очевидное чувство юмора. Это, вообще, характерная черта негров. Они удивляются, как дети, легко переходят на веселый лад и благодарны, если общаешься с ними в таком же духе. В этом они напоминают мне готические картины; в них еще много доброй веры, которая еще пригодится.
КИЛУМБО, 8 НОЯБРЯ 1966 ГОДА
Ночь была душной; на обычное приветствие здесь: «Хорошо ли спалось?» я мог ответить только уклончиво. Когда я стоял перед пансионатом, чтобы подышать воздухом, вдоль улицы Сокеко тянулась группа негритянок. Они несли на головах плоские корзинки с мукой маниоки, и у большинства за спинами были еще и дети, одна при этом курила трубку; фигуры с царственной поступью.
Пока я наблюдал за ними, из окна своей ванной комнаты выглянул толстый португалец; через плечо у него висело полотенце, и он беседовал со своей женой, которая в саду объясняла негру, где копать посадочные лунки. Все излучало уют, какой можно встретить в Марселе или где-то еще на Средиземном море и даже в предместьях Парижа. Дом тоже напоминал одну из скромных вилл banlieue[485]. То есть здесь можно удобно устроиться — pourvu que cela dure[486].
Около девяти часов после хорошего завтрака — en route[487]. Кофе можно пить с наслаждением — отмечаю это еще и потому, что впервые вкушал напиток в краю кофейных плантаторов.
По левую руку Pietras nigras, гряда темных скал, которая обрамляет горизонт вертикальным меандром. Потом недолго на кладбище Какусо, удручающем месте. На некоторых могилах стояли камни, потом пошли красно-бурые холмики без памятников и цветов, безымянные. Черных хоронят в кустах, белых не без свидетельства о смерти. Погребение длится несколько часов; поэтому гроб всегда держат наготове.
Опять в Салазаре. Там сеньор Штафф с нами расстался, чтобы отвезти в Килумбо растения; о них нужно было быстро позаботиться. Мы поехали в ресторан на высотах, заказали еду и поплавали в бассейне. Взгляд простирается далеко за город и обступающие его горы. Большие и маленькие негритянские деревни с сотнями хижин тянутся вниз по склонам.
Запоздно обратно в Килумбо. В окрестностях Салазара дождя, похоже, не было; время от времени мы проезжали мимо горящих площадей «огненной охоты». За языками пламени стояли негры с копьями, жаркий воздух врывался внутрь. Перед Калуло горы стали зелеными.
КИЛУМБО, 9 НОЯБРЯ 1966 ГОДА
Обогнули раскорчеванные участки. Оттуда — к португальскому соседу по прорубленной через девственный лес тропе. Прекрасная, одинокая дорога. Термиты пересекали ее короткими колоннами, на видимых участках своей подземной системы. Они текли наружу из схваченных известковым раствором башенок.
Вечером у четы Кремер на их fazenda Рока-Китонду. Господин Кремер был долго плантатором сизаля[488] в Восточной Африке. Здесь он возделывает кофе и оливковые пальмы. Он живет с женою в лесу. Они спят в соседнем доме, окна и двери которого защищены. После восстания Пиде[489] арестовала четверых молодых слуг, которые больше не вернулись. «Как раз лучших ремесленников».
Вчера его побеспокоила зеленая змея, гревшаяся на солнце у него на террасе, он велел убить ее. После того как в Восточной Африке ему пришлось застрелить обезьяну, он не переносит ни их, ни вообще диких животных. На обезьян он смотрит только через мушку ружья, с которым ходит, как с тростью.
КИЛУМБО, 10 НОЯБРЯ 1966 ГОДА
Исав[490]: так мы окрестили серого детеныша южно-африканской антилопы[491], которого нам вчера по дороге к Кремерам продал негритенок. Мы выбрали такое имя, потому что шерсть у зверька была на ощупь как проволочная щетка. Раздобыв соску и молоко, Штирляйн кормила его каждые два часа; Исав принимал еду. Уши у него не в форме ложки, а острые, как концы шейного платка.
В первой половине дня по звериному следу на гору. Как в большинстве случаев меня облаяли собакоголовые обезьяны, одну из которых я увидел в отдалении. Начинается массовое цветение Rothschildia. Я обнаружил на осях ее листьев очаровательного бело-крапчатого Cerambycidae[492]. К сожалению, на островке цветущих лилий я нашел не больше полдюжины экземпляров. Раритетное животное в редком растении; естественно, для этого нужны также глаза и осведомленность.
КИЛУМБО, 11 НОЯБРЯ 1966 ГОДА
Исав начинает стоять на ногах. Он снова несколько раз получил молоко, ночью тоже. В предрассветных сумерках он издавал необычные, звонкие вскрики. Такой звук получается, если пищать через лист, который держишь руками. Вероятно, звал мать.
Я представил себе существо, как оно бережется в кустах; мать прячет его, пока пасется, время от времени она возвращается, чтобы покормить и облизать его, оно спит, защищенное ее телом. Поблизости змеи и леопарды, великое, дикое, страшное одиночество.
В первой половине дня Менцинген уехал. Он, к сожалению, не нашел здесь места; белому женатому управляющему не так просто найти работу — разве только на севере, где небезопасно.
В его лице я познакомился с человеком, который еще сильно живет инстинктом, небрежный, а потом опять максимально сконцентрированный. Он, как туземцы, ходит в кустах босиком, по скалистой и тернистой почве. Незаметно подкрадывается к буйволам и антилопам. Много повидал и умел хорошо рассказать, к тому же был для своих лет начитан. Траппер, лесной ходок.
Fazenda. Дом двухэтажный, с черепичной крышей и террасой на первом этаже; кухня, закрома, конюшня, гараж, кофейная сушильня и хозяйский сад совсем рядом. Перед террасой луговая площадка с плавательным бассейном, в котором часто поселяются жабы. За ними большая надгробная плита, которую сеньор Штауфф привез в одной из своих поездок. Негры потребовали, чтобы за это он в качестве жертвоприношения вылил на могилу бутылку вина. Здесь она служит садовым столом, за которым пропускается стаканчик перед едой, иногда и после при свете карбидной лампы пьется vinho verde. Каменные стены вокруг так же, как и сине-белые ставни на окнах, напоминают Вильфлинген. Оттуда же происходит обстановка дома: мебель, картины, кресла перед камином.
На газоне черная жена управляющего отбеливает холстины. Управляющий, от которого у нее два симпатичных коричневых ребенка, находится в отпуске в Португалии; он хочет найти себе там белую женщину. Темная весела; она еще ни о чем не догадывается. Потом она будет отослана к отцу. Который обрадуется, потому что сможет продать ее во второй раз, разумеется, уже не столь выгодно. Дети перейдут к белой наследнице.
Слева от бассейна въезд; на столбах ворот, как и в Айсигхофе, нарисован штауффенбергский лев. С садом граничит медпункт. Над его входом на белой стене череп буйвола. Там вершит дела сеньор Штауфф: дает пилюли, вводит свечи и делает уколы. Более тяжелые больные, с ранами, высокой температурой, укусами змей отправляются в лазарет Калуло.
Пышно цветут лантаны, одно апельсиновое дерево и вьющаяся пассифлора. Другие растения только посажены, например, привезенное из Салазара дерево путешественников, и душистый тромбон на некотором отдалении от дома. На веранде для дозревания развешены связки бананов. Когда маленькие плоды желтеют, их ощипывают птицы и крупные осы.
Трапезы. Из самовара льется кипяток для утреннего чая. Кроме того хлеб, яйца, колбаса, древесные томаты и масло, когда работает холодильник. В полдень и вечером горячее. Молодые слуги накрывают и украшают стол, подают беззвучно, потом в ожидании стоят у стены. Суп, рыба или мясо с овощами, десерт. Повар достоин похвал; он может делать даже клецки, как шваб. Этому его научила Штирляйн и удивлялась его понятливости.
Уходя вечерами в деревню, эти негритянские повара как всегда готовят себе будничную кашу. Привычку белых есть различные блюда и чередовать их они считают странной. Кстати, у негров готовит мужчина.
Молодой слуга Мануэль сервирует под присмотром другого. Нашего повара зовут Африкану; когда случается нежданный визит, это его не смущает. У четы Руссель шесть слуг и два повара, которые во время праздников освобождаются на более длинный срок.
Выпивается много. Приглашенных гостей хозяин и хозяйка дома охотно принимают за стойкой бара. Предпочтение отдается коктейлям с виски, коньяком и джином. До вечера рекомендуется умеренность, равно как и в те дни, когда принимается резохин.
КИЛУМБО, 12 НОЯБРЯ 1966 ГОДА
В первой половине дня умер наш Исав, к которому мы привязались сердцем. Накануне он еще хорошо поел: четыре бутылочки молока и еще одна ночью. Утром понос, смертельный симптом. Он лежал, обессилевший, в своей корзинке и, как умирающий, скалил зубы, когда я его погладил.