— Давай.
— Ну ладно, по приколу.
Машо опять включило в очках «правый глаз наружу» и начало слоняться по боксу. Среди пустых пакетов из-под фуда, бутылок, халатов, трусиков и лифчиков минут через пять удалось отрыть пояс сексогенератора. Внешний обзор наконец можно было отрубать, но опция «виртуальный секс на двоих» включилась с третьей попытки. Правда, оргазм без геши был даже по кайфу. И 10 пойнтов добавилось. Только Витько так ничего и не пообещало. Ладно, придется лезть в счет.
Открыв в правом верхнем углу очков диалог-бокс Мирового банка, введя свой номер и пройдя авторизацию через роговицу, Машо принялось ждать приговора. Пальцы нервно постукивали о сексогенератор. Упс. Все хуже, чем ожидалось. Минус 30 пойнтов. И за бокс, за бокс… За бокс еще не списывали. Значит, спишут на днях. Значит, долги. А они Машо никогда не нравились. Хоть и модно жить в долг и не думать ни о чем, будут траблс — ни тебе статусных примочек, ни на танцедромы не сунешься, ни еще куда в этом роде, а потом могут даже выгнать из категории 666. А это было совсем не в кайф. Зря, что ли, Машо боролось за членство в элите? Три раза меняло пол, выходило на мобы против быдла, участвовало в конкурсах креативной ненависти?! И вообще, оно — крайне продвинутый биообъект. Настоящий интерсексуал, творческая единица. Скатываться до тупых 555? Или вообще до полубыдла из 444? Нет. Никогда. В общем, придется джобить. И для начала оторвать от башки дохлую гешу.
— Витько, — включило Машо окно в левом верхнем углу очков. — По кайфу пошло.
— Ага… Фирма веников не вяжет. И без геши тоже по приколу иногда.
— Ну вот. Ты мне там гешу присмотри пока, пойнтов за пятьдесят, но получше, не будь сукой. Я через пару дней тут кучу пойнтов накопаю, расплачусь с тобой. А когда привезешь?
— Я ж тебе говорю, ты очки сними и наружу выгляни. Тут хаос какой-то. Дай я к утру пойму, что к чему… Отдолблюсь потом.
— Завтра чтоб привез, урод!
— И тебе хрю. Ладно, отмокай там.
Что ж, придется долбить Робеспьеро. Пожалуй, это единственный вечный источник джоба.
— Привет тебе, великий! — игриво заверещало Машо, связавшись со второй попытки с вечно занятым работодателем.
— Оооо, Машо умное! Машо самое! — ответил ехидный манерный тенорок. — Хрюшеньки тебе, лесбияно невыразимое! Чем я, несчастное, могу быть тебе мило?
— Всем! Всем, героическое квир-идолище! Джоб надо. Позарез. Че хошь могу расфуфырить. Хоть унитаз, хоть главный педераст.
— Машо, ах, Машо! Блаженное дитя! Так кри-и-изис у нас! Новенький, модненький, нагленький! Дня три вот уже непосредственно! Не покупает ничего народонаселение, кроме фуда и химии, рекламку-то тоже не заказывает никто!
— Робеспьеро, не будь гадом. У тебя точно в заначке идейки имеются, я же знаю.
— Идейки, идейки… Тут идейка главная — на Луну улететь, или в Антарктику какую, чтобы быдло тебя не пустило на ремешки с двуглавыми птичками… Ты, Машо, давно из бокса не выглядывало, поди…
— Да вот не хочется. Что-то вы все меня пугаете.
— Ну ладненько, вот тебе повод показаться на солнышке. Приезжай завтра в двенадцать ко мне, будем тут думать, как дальше жить-поживать. Может, и для тебя чего придумаем. Или ты для нас.
— Хрюхрюхрю, великий. Я всегда знало — ты любишь юные таланты.
— Если они меня, то и я их. Ну давай, подтаскивай тело свое пышное и душу раскидистую.
— А то. Хрю-хрю.
Съев пакет веганского фуда и запив его раша-колой, Машо врубило в очках дзен-аудио и за пару минут опять провалилось в сон. Прошла будто бы всего еще одна минута, и очки озарили Машины глаза ярким рассветом, сопровождавшимся залихватским хохотом и ритмичными ударами какого-то инструмента. Надо было вставать.
Заскочив в душ, попив голубого чаю и наскоро сжевав первую попавшуюся фудину, Машо схватило торбу и выскочило из бокса в лифт. Неожиданно быстро, минут за пять, биообъект MB/666/5736439565 доехал до бейсмента и авторизовался на выход с лифтовой площадки. Народу кругом было немерено — еще в подъемнике Машо пришлось потесниться, а на бейсмент-парковке вообще царило непривычное для одиннадцати часов оживление. Какие-то объекты вытаскивали из букашей большие коробки с фудом и тащили их к лифтам. Другие прыгали в букаши и на мобики и куда-то быстро срывались.
Машо, с третьей попытки заведя свой старый трехколесный мобик, выехало на стрит, который тоже был не по времени оживлен. Букаши, крупные и мелкие, коллективные и персональные, медленно, плотным потоком двигались в оба направления. Народ на мобиках хаотично сновал между ними, то и дело запрыгивая на тротуары. Проехав километра два, Машо попало в плотную кучу существ — кто был на мобиках, кто на своих двоих. Чем дальше, тем толпа становилась плотнее. Периодически из нее выскакивали люди, несшие в руках или навьючившие на мобик тюки с фудом, питьем и химией.
«Пардон, пардон!» — то и дело раздавалось вокруг. «Аккуратно! Дайте протиснуться, кисы!»
Машо постепенно поняло, вокруг чего крутилась толпа: впереди был вход в мегамаркет «Sun Eternal». Толпа становилась все плотней и динамичней. В конце концов существо лет пятидесяти с копной рыжих дредов врезалось в Машо, обрушив на него пластиковые боксы и беги.
— Факин стафф! — завопило Машо. — Драйвь отсюда взад!
— Сорри, сорри, — отозвалось существо неожиданно вежливо. — Не заметило вас, простите.
Неуклюже собирающее рассыпанные коробки и банки существо начало вызывать у Машо некоторую жалость.
— Смотреть вообще-то надо, — примирительно ответило оно. — Ну и че народ так озверел?
— Вы что, не в курсе? — продолжая собирать товар, прохрипело существо. — Пойнт падает, на тридцать процентов упал. Говорят, завтра наполовину упадет.
Отдышавшись, сосед по давке вновь навьючил на себя беги и затравленно взглянул поверх себя.
— Так доставка же есть, че толпиться-то? — спросило Машо.
— Не работает с вечера. Говорят, товара нет. Иногда привозят понемногу, но не больше пяти килограммов за раз.
— Жесть. Как в войну.
— А говорят, война и будет скоро.
— Быдло опять возбудилось? Мы же вроде его в гробу видали.
— Легионерам нечем платить, вообще неизвестно, что будет.
Толпа вдруг начала быстро рассеиваться. Некое существо вырвалось из самого ее центра, пришпорило мобик и, злобно прорычав: «Уроды», — двинуло про проезжей части. Оказалось, шоп закрыли.
Машо, обрадовавшись свободе, припустило по проезжей, лавируя между медленно плетущихся букашей. Без четверти двенадцать оно вошло в зал заседаний адвертайзингового центра «Моцарт&Робеспьеро».
По стенам уже расселись клерки и рекламщики примерно одинакового унисексного вида, и Машо примостилось среди них. Постепенно вокруг стола начали размещаться члены совета директоров: огромный бородатый рыхлый тип в дамской шляпке с широкими полями, пара подростков в париках — один в желтом, другой в зеленом, затем младенец, которого внес чернокожий здоровяк, болонка, пенсионер с палочкой, военная в пилотке. Привели обезьяну, которая постоянно пыталась ухватить лапой кого-нибудь из окружающих. Вбежало и уселось на край стола differently abled существо, сразу замурлыкавшее себе под нос: «Пи-пи-пи, пи-пи-пи». Наконец, внесли и торжественно усадили справа от главного места жирную крысу. Гендерно-эйджево-видовой баланс у руководящего органа «Моцарта&Робеспьеро» был практически идеальным. Правда, в прошлом году конторе пришлось судиться из-за того, что она исключила из совета одного differently abled, который все время мочился на заседаниях, но интеграция десятка существ разных видов почти полностью восстановила репутацию компании.
Минут десять третьего в зал вошло Робеспьеро Эврика. Долгих предисловий наиболее раскрученное креативное существо московского рекламного мира не любило.
— Хрю, голубчики, — одарило оно собравшихся масляной улыбкой. — Как это по-старенькому? Добрый денек? Ну так никакой он и не добрый, денек этот наш. Жопа кругом. Жопочка и срака. Вот так вот, ненаглядненькие. Итак, чтобы вы знали: мне ни от кого ничегошеньки не надо. Контрактиков вообще не будет на ближайшие… Полгода? Год? Вечность? Хотите кушать — веселите мозги, мыслишки вырабатывайте. Я и так от вас смоюсь скоренько, на хлебушек копеечку как-нибудь повымучиваю. Даже на хлебушек с икорочкой, причем даже натуральненькой. Но я было бы полной свинюшкой и сучкой, если бы не дало вам умишком пораскидывать. Молчу. Думайте, думайте, мыслите, существа вы мои креативненькие!
— А 7D-стафф про делическую химозу? — спросил от имени младенца чернокожий здоровяк. — Только же заключили контракт, на пять лет же вроде?
— Тааак… Ты не поняло, милое, — растянуло улыбку Робеспьеро. — Контрактик есть. Только пойнтики тю-тю. Никто нынче не гарантирует оплату, никтошеньки. Товар никому не нужен вообще, кроме того, что сейчас с полок сметают. А вот его-то рекламировать вроде бы и незачем.
Пенсионер, с самого начала тянувший руку, обвешанную девайсами, начал говорить практически параллельно с Робеспьеро.
— Господа, сколько уже было этих кризисов? — плавным тенором замурлыкал он. — Нет заказов — значит, нет. Заморожены — значит, заморожены. Мы что, растратили все резервные средства? У нас что, вообще ничего нет за душой? Переждем месяц, ну два, и все вернется на свое место. Люди что-то покупают, кто-то это что-то производит, кому-то это что-то надо впаривать… Мы что, апокалипсиса ждем?
— Ах, голубчик, — скривился в полуулыбке председатель, — вот я вам сейчас отвечу «да», а вы в Global Amnesty отдолбитесь. Или мне первому придется — насчет ваших прогнозиков. В общем, кого-то из нас за религиозный фанатизм аннигилируют, а оно вам так уж надо? Хотя… Amnesty — не Amnesty, скоро может быть уже все равно. Вы думаете, я вот тут похихикать вас собрало? Я же вам говорю: жопочка. Панику на улицах видели? Толпы в маркетах видели? И я видело. Только я еще слышало кое-что кое-где — сами знаете от кого. Жопочка-то в чем? Пойнты могут вообще ничем стать, совсем ничем. Америкашечки могут взять вот и сказать: я — не я, лошадка не моя, не знаю никаких пойнтов, не даем за них ничего. И приветики, голубчики! То, что кушать-греться-освещаться надо, вам понятненько. Ладно, проживем как-нибудь. А вот что с легионерчиками делать? С суррогатными мамочками? С прислугой там, с логистиками? Говнецом же зарастем! А главное — пока без суррогаток вымирать будем, нас быдло здесь перережет. Всех до единого! Медведи, между прочим, как вы знаете, в ста километрах на новых букашах стоят, с ракетками и прочей мили-фигней. А с юга муслики, веселенькие наши, с остренькими кинжальчиками.