— Может, все-таки не надо?
— Иди нафек. С тебя сценарий. И, look, он должен быть элементарный. Одна страничка. Медведь жрет пленного. А дальше лозунги. Типа: «Он сожрет тебя!», «Убей зверя — фошыста!», «Родина-мать зовет!».
— Ты че, в сталинщину ударился?
— Шутка. Но типа того. Нам сейчас нужна не Васисуалия. Нужна ненависть! Ненависть! Ненависть! А насчет цинизма… Вы тут все вроде поклоняетесь идеалам Великой, стафф, Сексуал-Демократической Революции. Никак иначе вы их не отстоите. Их вообще никак нельзя отстоять, только через ненависть. Ненависть, поняла?
— Идеалы же добрые. Гуманистические. Мы же не медведи.
— Ну, поди, надолби на меня в Amnesty, фифи. Придется вам стать медведями, придется. Без этого никак — только за спинами легионеров. Никак! А я свалю.
— Ну и вали.
— Ну и свалю. Ладно, не крысься — ой, простите меня, господино Рато, фифифифи! Все, долби вечером, как че напишешь.
Попрощавшись, похоже, с бывшим приятелем и новообретенным творческим партнером, Машо спустилось на парковку и выехало на стрит. Как ни странно, был уже самый настоящий вечер — креативные разговоры отняли неожиданно много времени. Но народ не переставал штурмовать шопы и беспорядочно разъезжаться с кучей коробок. Эх, подумало Машо, сейчас бы шопнуть-таки гешу… Ну ладно, завтра аванс. Хотя хавки и химозы в боксе тоже почти не оставалось. Пролавировав минут сорок пять через толпу, Машо довольно легко запарковало мобик, поднялось в бокс, легло на кушетку, включило в очках старый альбом «Лесбитапочек». И отрубило связь. Писать ничего определенно не хотелось, и вообще с трудом думалось о завтрашнем дне.
…Когда Машо проснулось, темы очков подавали ясные сигналы о том, что на дворе — совсем не утро, а уже середина дня. Стоп, сколько тайму? Машо щелкнуло пальцами, включив виртуальную мышь, и покрутило пальцем по одеялу. Часы, часы… Ой, час дня!
Как только был врублен коннект, в левое верхнее окно очков посыпались видеосообщения. Самое мягкое было от Робеспьеро: «Душечко, где сценарий?!». Тон мессаджей Осе был совсем другим. Машо быстро вскочило с кушетки, нырнуло в майку, немного пригладило ершик волос, включило весь свой актерский талант и сразу же начало отвечать на сообщения.
— Друзья, работаю как волк. Через полчаса закончу. Пришлю.
Тут же в окне для мессаджей появилась физиономия Осе.
— Ты что, с дуба рухнуло? Шли сценарий Робеспьеро и мне. И сразу дуй в бывший зоопарк. Туда уже медведя из Стокгольма пригнали, скоро пленного привезут. Операторы на подходе. Снимаем сразу же! Само Ташо ждет. И мы. Давай, давай, хрюхрю, ждем!
Так. Полчаса на креативчик. Но работать в таком режиме Машо было не привыкать. Прыгнув за стол, тут же разогрев имитационный кофе и плеснув его в чашку, креативное существо принялось судорожно барабанить по виртуальным клавишам. Итак, все просто. Одна страница. Медведь нападает на пленного и жрет его. Морда и лапы должны быть в крови. Без звука. Или нет: если пленный будет что-то говорить, это вырежем, а рычание зверя и стоны — подойдут. И теперь главное: лозунги. Что там Осе плел вчера, гад прожженный? «Он тебя сожрет», «Убей фошыста»… «Родина-мать», мать его… Старо, скучно… Вот, вот сейчас…
«Это случится с тобой».
«Это случится завтра».
«Это зверь».
«Он не ведает жалости».
«Он просто хочет жрать».
«Он сожрет тебя».
«Он жаждет крови».
«Ты никуда не спрячешься».
«Забудь про пацифизм».
«Убей зверя!»
«Убей его вместе с нами!»
«Спаси себя и тех, кто тебе дорог!»
«Спаси Великую Сексуал-Демократическую Революцию!»
«Спаси Московскую Конфедерацию!»
«Нас спасет только священная ненависть!»
«Смерть быдлу!»
«Смерть медведям!»
«Размозжи эту зверскую морду!»
«Вперед!»
Машо отправило текст Осе и Робеспьеро, умылось, метнулось на бейсмент-стоянку и выстрелилось к бывшему зоопарку. Ехать было вроде бы недалеко — вниз по Яузе, дальше по набережной мимо Кремля, на Моховую и по Новому Арбату на Голубую Пресню. Но уже на повороте на Moskva River началась глухая пробка.
— Что там? — спросило Машо юного типа на двухколесном мобике слева от нее.
— Говорят, Кремль оцепили, не подпускают никого, бунта боятся.
— А зачем бунт?
— Ты че, не знаешь? Народ всю хавку смел, кончилась она. Химоза тоже не везде есть.
— Фак. А ехать как?
— Черт его. Дуй назад — может, переулками…
Машо не без труда протиснулось обратно, внаглую пересекло заезд на мост и двинуло по Солянке. Шопы почти все были закрыты, в оставшихся слонялись одинокие менеджеры. Довольно быстро удалось доехать почти до самой Новой Плешки, но дальше все снова было забито. В начале Варьки и Илюшки стояли кордоны легионеров, но городской полиции нигде не было. Значит, можно попробовать против трафика по тротуарам — девайсы, конечно, отфиксируют, но, может быть, и вправду теперь всем все равно?
На всякий случай заехав на тротуар только правым задним колесом, Машо рвануло по площади Бориса Моисеева, потом по практически пустому Охотному, без проблем миновало Старую Плешку, пересекло Тверскую и уже через пять минут было на Новом Арбате. Здесь трафика тоже почти не было, но на подъезде к Садовому кольцу начиналась пробка. Впрочем, ехать было кое-как можно. Минут через пятнадцать Машо добралось до оцепленной мэрии и такого же оцепленного Голубого Дома. Направо на Пресню было не проехать. Пришлось ползти дальше по набережной и потом переулками — мимо клуба Павлики Морозовой и другой бывшей церкви — ресторана «Лагуна», потом мимо Порноцентра и… вот он, бывший зоопарк!
Это было единственное место, где каким-то чудом сохранились клетки для живых существ. Сначала раритетный объект облюбовали зоофилы, однако потом кто-то в Amnesty решил, что заниматься сексом с животными в клетках — это символ несвободы и остаточная дискриминация. Зоофилов прогнали. На их место пришли садомазохисты, которым клетки были в самый раз. Но, поскольку любители экстрима сильно злоупотребляли химозой, алкоголем, драками, поножовщиной и стрельбой, 95 процентов жителей конфедерации старались обходить и объезжать зоопарк как можно дальше.
Машо посмотрело в левое окно очков. Там висело сообщение от Осе: «От входа направо, метров 300, там увидишь операторов перед вольером». Машо без проблем въехало на территорию, миновав будку с сонной охранницей, и подкатило к вольеру.
— Ну че, противненькие-креативненькие? — стараясь бодриться, улыбнулось оно Осе и операторам.
— Че, че… Медведь тута, — ответило Осе, — с утра еще. Сейчас врага привезут, и Робеспьеро само приедет.
— Ух ты… Высоко летаем-с!
— Ты че. Оно с Ташо говорило. То уже сценарий твой читает, ты в курсе?
— Само Ташо? Охренеть.
— Щур. Говорят, сегодня вечером должны ролик по всем каналам крутить.
— Осатанеть. Когда успеем-то?
— В два тридцать съемки, в четыре монтаж, в шесть сдача.
— Так, надо успеть в дабл сходить, фифи.
— Беги-беги, а то и вправду не впишешься в график.
Машо завело мобик и вернулось к воротам. Сонная охранница ни на что не реагировала, и Машо прошествало вдоль будки и забора к чему-то, что теоретически могло быть туалетом. Ага, четыре двери: «М», «Ж», «L» и «G». Машо решительно направилось обратно к охраннице.
— Так, это что здесь такое? Где туалет для интеров?
Толстая старуха продрала глаза.
— А эти, которые интер, они сюда не ходят. Здесь садо и мазо. Их вроде все устраивает.
— Это что за дивный новый мир? — завелось Машо. — Вот я сюда пришло. Я интерсексуал. Могу быть и садо, и мазо, и гомо, и гетеро, и зоо, и педо, и некро, и техно. А могу — никем из вышеперечисленного. Просто интером. И мне нужен отдельный сортир. Вам что, не объясняли, что такое zero tolerance к дискриминации?
— А вам же, это, вроде можно и на улице?
— Э нет, гражданка, вы меня с кем-то путаете. С туалетными универсалистами, похоже. Так вот, это они, именно они и только они считают, что сортиры дискриминируют тех, кто хочет ссать и срать без ограничения места и времени. А я интер. Интер, понятно вам? Я не «М», не «Ж», не «L» и не «G». Я «I»! Мне нужен свой сортир, теплый и чистый! Сортир для интеров!
— А у нас теплых и чистых вообще нет, ни для кого.
— Глупая шуточка! Гаденыши! Паскуды! Вот закончу работу и надолблю на вас куда знаете!
Машо гордо зашагало в ближайшие кусты. Ладно, можно побыть один раз универсалистом — не подыхать же из-за дискриминаторов. Но насчет надолбить — это мы не просто так. Пошлем мессагу в Amnesty.
Когда Машо еще не успело выйти из кустов, мимо пронесся крупный букаш, разрисованный белыми и розовыми цветочками. Как помнилось, именно на таком ездит Робеспьеро. Вслед за ним тяжело проехал бронированный мили-букаш. Машо залезло на мобик и обреченно поехало той же дорогой.
— А-а-а, вот и гениальненький автор! — Робеспьеро, только покинувшее свой букаш, с неопределенным выражением лица, раскинув руки для объятия, направился к Машо. — Сценарий — канфэта!
— Привет, привет, — приобняв босса, ответило Машо. — Чуть ли не на самом верху пирамидки, говорят, читали?
— А ты откуда знаешь, старая сплетница? — ответило с улыбкой Робеспьеро. — Ну да, оценили на четыре с плюсом. Только сказали — про пацифизм убрать и про революцию.
— А чего так? Не в моде уже ни то, ни другое?
— Ой, ну что ты, миленькое мое… Сейчас никого раздражать не надо. У нас ведь и пациков много, и контрсексреволюционерчиков. Общество у нас плюралистичненькое. Ох, какое плюралистичненькое! А нынче мобилизация нужна. Еще нам спорить сейчас, кто пацик, кто нацик… Но остальные лозунги — круассанчик свеженький!
— Ладно. Ну, че делать будем?
— А это я тебя хотело спросить! Ладно, шуточка. У нас пять камер. И медведь в вольере. И пленный в мили-букаше. И лучший в Москве специк по таким вот трюкам, еще в зверском цирке работал. И вот теперь поди пойми, как все утрясти, чтобы медведик врага скушал, а нас нет. Пошли…