От импровизированной стоянки до вольера было метров пятьдесят. Перед решеткой Осе пытался что-то втолковать операторам. Несколько поодаль стоял колоритный тип двухметрового роста в ватнике, у его ног лежало что-то вроде хоккейного вратарского шлема.
— Хрюхрю, — поприветстовало босса Осе, улыбнувшись краешками глаз. — Милости просим на оперативку. Думаем вот, что со зверем делать.
— Да, вопросик, — ответил рекламный босс и сразу повернулся к двухметровому громиле: — Иван Иваныч, присоединятейсь. Кстати, прошу любить и жаловать: господин Ярило, знаменитый укротитель медведиков.
— Угу, — пробасил двухметровый. — Здрасьте.
— Итак, вот задача, — задумчиво начало говорить Осе. — Нам нужно зафиксировать зверя так, чтобы он смог сожрать врага, но не тронул операторов.
— А как врага-то вы зафиксируете? — выпалило Машо, которое уже начало проигрывать в голове сцену съемок, от чего все больше хотелось немедленно выпить водки и уйти обратно в кусты.
— Да, еще одна проблема, — отреагировало Осе.
— Насчет зверя… — Иван Иваныч явно любил говорить короткими очередями. — Зверь на цепи. Пока ее привязали к ограде. Можно отвязать. И мы вдвоем с кем-то будем его из-за ограды придерживать. А вот что вы с человеком делать будете, меня не касается. Я тут вам не товарищ.
— Не хотите федеральный заказ выполнять? Перед самой войной? — Робеспьеро приподнял очки и пристально поглядел на дрессировщика.
— Кому война, кому мать родна, — безразлично ответил Иван Иваныч. — А насчет пленного я же говорю: не товарищ. Не нужен — сами зверем занимайтесь.
— Ладно, ладно, — примирительным тоном ответило Робеспьеро. — Осе, как нам пленного диверсанта приспособить?
— Как, как… Думаю вот уже. Нам же рядом с камерами надо быть. Мы можем его тоже на цепи на какой-нибудь зафиксировать?
— И где эта цепь? — задумчиво спросило Робеспьеро.
— Цепь, цепь… — столь же задумчиво пробормотало Осе. — Иван, а у вас еще одна есть?
— Только одна, — ответил дрессировщик. — На которой медведя привезли. Могу съездить еще, поискать.
— И далеко ехать? — с озабоченной миной поинтересовалось Робеспьеро.
— Часа полтора. В один конец.
— Нетушки! Нам за полтора часа все закончить надо! — из-под очков главного рекламщика начала пробиваться испарина. — Думайте, думайте, креативненькие!
— Стоп, — включилось в разговор Машо. — Здесь же сады-мазы тусуются. У них вообще-то такое добро водится.
— Бегом, милое! — радостно воскликнуло Робеспьеро. — Иди к садикам, иди к мазикам, мы тут пока камерками позанимаемся.
— Осе, пошли вместе, — взмолилось Машо.
— Ладно, пошли.
Прыгнув в Осин букаш, креативщики подкатили к будке охранницы.
— Еще раз вам здрасьте, — с предельно миролюбивой улыбкой попыталось начать разговор Машо. — Говорите, садики-мазики тут у вас собираются?
— А, любительница сортиров… — охранница опять приоткрыла глаза. — Ну как, нашла че для интеров?
— Для универсалистов. Шикарное местечко. А мы вот тут садо-мазо еще хотим позаниматься.
— Так это вы там с медведем снимаетесь? Кто вам только разрешение дал…
— Это суперклип будет, по всем каналам пойдет. Само Ташо курирует.
— Чей-то Таша ваша таким делом увлеклась? Вроде нормальная баба-то.
— Ну не знаю… А есть че для мазо-садо?
— Ну, есть. Плетки там, хлысты. Три пойнта прокат одного инструмента.
— А цепи там, кандалы?
— Хоть золотые, хоть серебряные.
— Че? Клипу финиш с золотыми! — взвизгнуло Осе.
— Стоп, стоп, — Машо ткнуло партнера в бок. — Покажите, что есть.
Старуха, махнув рукой в сторону обшарпанного одноэтажного строения, двинула по направлению к нему, пытаясь разобраться в связке ключей. Через минуту взорам Машо и Осе предстали кучи садомазохистского добра: плеток, хлыстов, кандалов, наручников и, конечно же, цепей.
— Ну что, вот эту, стальную. И кандалы. Прибить только чем и куда? — буркнуло под нос Осе.
— К земле-то? До хрена тут всего. — Бабка направилась в угол хранилища. — Скобы вот, костыли.
— А-а-а-а, мамаша, вы прелесть! — расплылось в улыбке Осе. — Тридцать пойнтов с меня, вот карточка.
— Давай сюда, — довольно ответила старуха.
Расплатившись и подкатив к месту съемок, креативщики увидели впечатляющую картину: медведь, уже без намордника, метался по вольеру, а Иван Иваныч в шлеме при помощи одного из операторов еле удерживал в руках конец длинной цепи за дальней решеткой.
— Ой, какие штучки! — захлопало в ладоши Робеспьеро, завидев цепь и скобу в руках коллег. — Садо-мазо-сессия на всю Москву! Выводите пленного.
Один из операторов направился к мили-букашу. Через минуту двое африканцев-легионеров выволокли наружу человека в наручниках, одетого в черные брюки и серую водолазку.
— В вольер его, сразу в вольер! — скомандовало Робеспьеро. — И сразу снимаем!
— А кто будет зверя держать? — прорычал оператор.
— Так, Осе, иди к Иванычу. Он один не управится.
— А чего я? — ответил креативщик. — Мне камерами руководить надо.
— Не ссы, ты за решеткой будешь, тебя мишка последним сожрет, как и Иванушку твоего, — осклабился Робеспьеро. — Я, что ли, зверя держать буду, или Машо? В конце концов я тут заказчико.
Осе нехотя поплелось вдоль ограды.
— Итак, сосущества! — начало командовать Робеспьеро. — Господ легионеров прошу приковать пленного по центру вольера цепью.
— Это не наш джоб, — ответил один из африканцев.
— Вот карточка, по пятьдесят пойнтов хоть сейчас, — сказал главный рекламщик с гордо поднятой головой.
— Семьдесят, — отрезал солдат.
— По шестьдесят пять, и баста, — довольно сурово проговорило Робеспьеро.
— Давай сюда.
Прижав карту к очкам, вояки — сначала один, потом другой — сняли санкционированные суммы и повели пленного в вольер.
— Господа, крепко держите мишеньку! — заверещал Робеспьеро. — Этого лицом сюда приковывайте!
Солдаты ловко пристегнули к ноге врага революции кандалы, к ним наручниками цепь, к ней — скобу, которую начали прибивать к асфальту костылями. Операторы постепенно стали располагаться полукругом. Пленный сначала стоял с безучастным видом, но вдруг поднял голову и негромко заговорил:
— До чего же вы дошли, безумцы. Это что сейчас, новое извращение будете придумывать?
— Заткнись, фошыст, без тебя разберемся, — огрызнулось Робеспьеро.
— Я не фашист. Я офицер Армии Свободной России. Это вы хуже любых фашистов.
— Щас ты поймешь, кто тут фошыст! — заверещал рекламщик. — Господа легионеры, может, заткнете ему пасть?
— Лучше сейчас аннигиляция? — отозвался на ломаном русском солдат, колотивший камнем по костылю. — Зачем сейчас сначала будет пытка человека?
— Человека! — крикнул Робеспьеро. — Да это зверь, хуже вон того медведя! Мразь фошыстская!
— Это вы звери, — тихо, но твердо проговорил пленный. — Вы говорите, что вы за свободу. А люди у вас боятся сказать даже одно слово правды. Даже подумать неправильно боятся. Вы говорите, что у вас демократия. А ваша правящая клика сделала из Москвы электронный концлагерь. Верить нельзя, молиться нельзя, жить нормальной семьей нельзя… Детей воспитывать нельзя… Приехать мать похоронить нельзя… Вы говорите, что вы гуманисты. А применяете пытки. И, похоже, казнь мне придумали такую, какие в Средние века не творили. Без суда и следствия.
— За-а-а-аткни-и-и-ись! За-а-а-аткнись, уро-о-о-о-о-од! — параллельно визжало Робеспьеро.
В конце концов рекламщик подлетел к пленному и вцепился ему в лицо. Тот, хоть и был в наручниках, хоть и висели у него на ногах два солдата, но изловчился и заехал плечом по груди Робеспьеро, а потом боднул его лбом. С лица креативщика слетели очки, из носа пошла кровь. Отойдя на приличное расстояние, босс рекламной конторы начал плеваться в пленного.
— Сдохни! Сдохни! Сейчас тебя мишка покушает, мразь, ублюдок!
Солдат-индус, сидевший за рулем мили-букаша, уже бежал на подмогу.
— Все, хватит! Приковали ублюдка? Давайте снимать! — завизжало Робеспьеро.
— Будьте вы прокляты, — спокойно сказал пленный. — Я знаю, Бог вас покарает.
— Бог, Бог, Бог! — истошно заорал рекламщик. — Бог! Пусть он тебя сейчас спасет, твой Бог! Смотрите все! Я трахал твоего Бога! Щас мишка его трахнет! Камеры! Камеры готовы?
— Все на месте, — сухо ответил один из операторов.
— Поехали! Господа легионеры, он точно привязан? — мотнуло головой Робеспьеро в сторону пленного. — Снимайте наручники, пусть машет руками, скотина! И уходите! Осе, отпускай мишку, вот ровно настолько, чтобы он нас не съел, а чтоб этого жрал, как гамбургер! Пошел-пошел-пошел!
Машо смотрело на происходящее как бы со стороны. Неужели сейчас начнется? Уйти? Не поймут и не заплатят…
Медведь рвался с цепи. Операторы прильнули к камерам. Робеспьеро бегал вокруг пленного и командовал Осе и Иваном.
— Отпускай еще на метр! Еще на метр! Вот, вот, сюда! Жриииии, жриии его, зверюга! Вот тебе щас, мразь, ублюдок! Снимайте, все снимайте, морду вот эту, клыки, все! Еще на полметра!
Зверь, наконец, дорвался до добычи. Мощные когти вцепились в спину пленному, тот с нечеловеческим криком попытался отбиться, но вскоре медведь уже грыз его горло. Две минуты — и уже копался мордой во внутренностях бившегося в конвульсиях врага. Картинка для ролика получалась отменная.
— Снимай, снимай, морду кровавую снимай! — не унималось Робеспьеро.
Впрочем, один оператор уже рыгал, бросив камеру. Второй продолжал держать ее в нужном направлении, но отвернулся и вряд ли контролировал процесс съемки. Остальные застыли в оцепении.
— Снима-а-а-ай! — визжало Робеспьеро.
И тут произшло неожиданное. Осе упало в обморок и отпустило цепь. Медведь на мгновение застыл, оторвал морду от развороченного живота пленного и бросился на Робеспьеро. Тот тоже на секунду застыл от ужаса, но тут же побежал к выходу из вольера, визжа:
— Огоооооонь!
Иван Иваныч все-таки пытался в одиночку удержать зверя, но цепь скользила между его руками. Ме