Не раздеваясь, героическое креативное существо швырнуло на пол надоевшие очки и упало на кушетку. Разворотив коробку с гешей, Машо приклеило девайс ко лбу и включило на полную. В голове сначала воцарилось спокойствие, а потом зафонтанировали радостные чувства. Машо блаженно отключилось. Оно было совершенно безразлично к тому, что ровно в девять вечера во всех очках, настольных компьютерах и прочих принимающих девайсах принудительно включилась заставка: «Внимание! Сейчас будет сделано важное заявление, обязательное для просмотра всеми гражданами и жителями Московской Конфедерации». Скоро заставка сменилась другой: «Обращение господо Ташо Пим, Пресс-секретаря Президента Московской Конфедерации и Ассамблеи Лидеров Великой Сексуал-Демократической Революции».
— Соотечественники! Граждане и все жители Московской Конфедерации! — Холодное лицо Ташо Пим вполне соответствовало металлическому голосу. — На нас надвигается страшная опасность. Звери-фашисты из так называемой Свободной России, поддерживаемые национал-реваншистами Украины и исламистскими фанатиками Кавказа, планируют вероломно напасть на последний оплот настоящей свободы в Восточной Европе. На очаг цивилизации, отстоявшей истинную свободу, гуманизм, торжество разума и верховенство интересов личности во время нашей Великой Сексуал-Демократической Революции. К сожалению, мы подходим к этому решительному сражению ослабленными из-за действий предателей и из-за коварства внешних сил, ослабивших нашу экономическую мощь. По вине этих противников демократии в Конфедерации свирепствует экономический кризис. Мы не можем более оплачивать услуги легионеров, многие из которых не только предательски покинули свои гарнизоны, но и начали грабежи и разбои. В этих трагических условиях Президент Московской Конфедерации господо Бантико и Ассамблея Лидеров Революции, которые, будучи по правилам нашей конфедерации анонимами, постоянно находятся в прямом общении со мной, поручили мне объявить всеобщий призыв. Все существа, имеющие гражданство Московской Конфедерации или вид на жительство в ней, обязаны к тринадцати часам завтрашнего дня явиться на сборные пункты, адреса которых будут сообщены каждому. Не подчинившиеся будут подвергнуты недобровольной доставке в сборные пункты, а оказавшие сопротивление — немедленной принудительной эвтаназии. Сейчас не время предаваться благодушию, и это касается даже существ пацифистских убеждений, которые я бесконечно уважаю. Враг, стоящий у наших ворот, жесток и беспощаден. Он хочет уничтожить нас или принудительно превратить в фанатиков, не умеющих ценить сексуальной свободы, демократии и плюрализма. Но знайте: мы победим, несмотря ни на что! С нами — Нью-Йоркская, Вашингтонская, Сан-Францисская, Лондонская, Стокгольмская, Монакская и Бангкокская конфедерации, а также свободные районы Пляс-Пигаль, Маре и Термини, то есть все сообщества, верные идеалам сексуальной демократии и цивилизационного прогресса. У нас — совершеннейшее в мире оружие, которое сокрушит врага, даже если это придется сделать ценой нашей жизни и здоровья. Вперед, к победе!
Картинка с Ташо сменилась демонстрацией радужного полотнища с синей кремлевской башней — флага конфедерации. Зазвучала песня «YMCA» в исполнении ансамбля Александрова. И уже через полторы минуты по всем принимающим устройствам начали крутить клип с окровавленной медвежьей мордой, грызущей агонизирующего человека.
— Это случится с тобой… Это зверь… Он жаждет крови… Убей зверя! Смерть быдлу! Вперед! У-у-ур-р-р-р-р-р-р-р-ра-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — раздавался в двадцати миллионах очков и прочих девайсов истошный крик Машо.
Сама Жанна д’Арк военного клип-искусства в это время даже не подозревала о своей наконец обретенной славе. Не задумывались о ней и работники Amnesty, которым было поручено задерживать и отправлять на сборные пункты уклонистов. Без пяти четыре в дверь бокса Машо начали отчаянно звонить и стучать. Поскольку никто не отзывался, пришлось применить универсальный opening code. Спецагенты обнаружили Машо лежащим на кушетке в наушниках и с гешей во лбу. Отодрав от головы креативного существа девайс, стражи революции — два существа в серых костюмах — уставились на Машо.
— Граждано Бац? — пропищало первое из существ. — Вы знаете, что подлежите обязательному призыву на военную службу? Вы знаете, что вам к часу дня нужно было прибыть на сборный пункт?
— Че? Вы кто? Вы че? — пробормотало Машо.
— Ниче, граждано, — пропищало существо. — Мы агенты Global Amnesty. Вам пять минут на сборы — и на войну. Сопротивляющиеся призыву принудительно эвтаназируются на месте. Вы слышали обращение господо Ташо Пим?
Машо наконец начало соображать, что к чему.
— Я боец креативного фронта, — уже более уверенно сказало оно. — Работаю над роликом для защиты конфедерации.
— Прибудете на пункт, там разберутся. Пять минут пошли.
Машо двинулось в санузел, по дороге собирая девайсы. Через три минуты новый солдат Конфедерации в сопровождении работников Amnesty уже ехал вниз на лифте. Очень хотелось водки. Под блоком стоял внушительных размеров букаш, где уже сидели на жестких скамейках полтора десятка существ.
— Куда нас везут? — спросило Машо у одного из них.
— На пункт какой-то, — ответило то. — Совсем тебе плохо? На вот, лизни.
Сосед протянул тюбик с химозой. Пожевав контент, Машо стало постепенно приходить в сознание. Минут через десять они уже были на Модерн Плешке — бывшем стадионе «Локомотив», где на поле и на трибунах скопилось тысяч десять существ.
— Граждане и жители Конфедерации! — кричал в микрофон неприятный тип в сером костюме. — Вам предстоит оборонять от врага город Ногинск. Вы будете доставлены туда в макси-букашах и размещены в лагере. Там вам будут предоставлены ночлег, питание и оружие. Попрошу строиться на поле в колонны по сто биообъектов, старшие колонн объяснят вам, куда идти дальше.
Машо вместе с другими существами спустилось на поле. В хаотичном движении никто, похоже, не собирался строиться ни в какие колонны. Впрочем, скоро одно из существ в серых костюмах начало кричать:
— Сюда, сюда! Подходим ко мне, собираем сотню!
Машо твердым шагом подошло к существу и заявило:
— Я боец креативного фронта. Мой клип сейчас должны показывать по всем каналам. Работа над ним шла под руководством Ташо Пим и Робеспьеро Эврика. Требую доложить обо мне начальству. Меня зовут Машо Бац, мой номер MB/666/5736439565.
— Много вас тут таких креативных, — осклабилось существо. — Доложу, когда смогу. А пока на фронт.
Колонна двинулась к букашу, и уже через десять минут конскрипты ехали к Ногинску. За окном проплывали бесчисленные шопы, бокс-блоки, пара переделанных в сексодромы бывших университетов и монастырей. Мили-букаши то обгоняли транспортное средство, в котором ехало Машо, то пролетали навстречу.
— Что с нами будет? — спросило креативщицу сидевшее рядом лохматое существо лет сорока в неэлектронных очках, похоже, относившееся к вымирающему виду стрейт-мужчин.
— Поди разбери, — ответило Машо. — Аннигиляторы дадут, воевать заставят. Помрем, поди, как пленный в моем клипе.
— Так это вы — автор этого кошмара? С медведем? Как вы могли? Там, говорят, реального человека использовали, пленного!
— Точно так. Моя идея, — довольно ответило Машо.
— И вы здесь? Я думал, такие там, в Кремле сидят, у Ташо в кабинете.
— Ну, пока здесь. Посмотрим, что дальше.
— И как вы могли? Это же чудовищно!
— Само не знаю. Совсем охренело, когда снимали. Но джоб есть джоб.
— И это вы называете гуманизмом, демократией, свободой?
— Ты что, диссидент недобитый, что ли?
— Ну так, свободомыслящий человек.
— Свободомыслящие — это мы.
— Не знаю, не знаю. Какая свобода, если Amnesty даже мысли через очки контролировать пытается…
— Да и пусть. Нет у меня никаких диссидентских мыслей. А ты что, очки только такие носишь?
— Да. Выкинул электронные год назад.
— Ну, ты и маргинал. Я думало, вас таких давно эвтаназировали или пересажали.
— А я тихо сижу. Так, иногда делюсь мыслями с друзьями, пишу что-то в стол.
— Все равно тебя Amnesty накроет рано или поздно. На каких девайсах пишешь?
— На бумаге, от руки.
— Стилусом, что ли?
— Карандашом. На реальной бумаге, оберточной, из шопов.
— Каменный век. И что написал? Ты не ссы, я на тебя не надолблю.
— Да вот про демократию вашу и свободу. Говорить можно только то, что положено. Писать — что положено. Думать — что положено. Есть — что положено. Слушать — что положено. Читать — что положено. Да и в принципе читать скоро нельзя будет — народ уже буквы не разбирает, кто моложе тридцати. Вырастут — остальным запретят читать вообще.
— А зачем? И, кстати, все это — наш свободный выбор.
— Наш? Это чей? Если у меня другой?
— Ну, ты же живой пока. Не эвтаназирован. Не интернирован.
— Если б не война, то это было б ненадолго все. Уже интересовались, почему не джоблю.
— А че не джобишь?
— Ну так, пойду покрашу что, старикам фуда принесу… На хавку хватало до кризиса. А кризис — пусть кризис, война — пусть война, хоть можно собой побыть немного. Не до меня пока.
Букаш проехал через Ногинск и остановился посреди палаточного лагеря на опушке леса.
— Выходи! — скомандовал водитель в униформе.
— Слушай, ты поаккуратнее там, — Машо ткнуло локтем лохматого соседа. — И здесь особенно. Тут Amnesty на Amnetsy сидит и Amnesty погоняет. Будет время, потрепемся еще.
— Угу. Как тебя зовут-то?
— Машо. Машо Бац.
— А я Сергей.
— Да, древнее имя, не без изящества. Ну ладно, будем знакомы.
Пустырь у леса был заполнен огромными палатками. В центре между ними оживленно сновали туда-сюда существа в форме и в обычной одежде. Обитателей Машиного букаша построили в колонну по двое и отвели в центральное пространство.
— Соратники по ополчению! — сказало существо в сером костюме. — Сейчас вас разместят на ночлег и предоставят питание. Будьте готовы к подъему в любой момент. По данным разведки, неприятель готовится к атаке. Перед боем вам будут розданы аннигиляторы. Там есть только два средства управления — предохранитель и спусковой крючок. Как пользоваться, надеюсь, понятно. Дальнобойность — 300 метров. Применять по команде. Вперед!