— Вот и все, мама. Я отомстила этому гаду. Ты ведь одобряешь меня, мама? Нас ведь как учили: мы — ресурс государства. А если государству надо помочь, если надо избавить его от ядовитых гадов, так мы с девочками всегда готовы. Думаешь, мама, не по закону мы действовали? Ну а он по закону меня продавал? И что, закон его хоть раз за его подлое гадство ущучил? Нет, мама, никто его не ущучил. Если бы ущучил, нам бы с девочками руки марать не пришлось бы. Тоже еще, развлечение… А он, пухлый этот, аж целый благотворительный фонд возглавляет. На современное искусство деньжата дает. Живет во дворце, кушает на фарфоре, авиетка у него собственная. Еще домик в Англии, хороший такой, старинный, солидный, я в сети фотки видела. Жена лет на сорок моложе, седьмая, кстати, по счету. Только вот детей нет. Сколько девок перепортил, а ребятенок ни у одной не завелся. Словно смерть у него в сперме живет. И что ты мне после этого всего скажешь, мама, про закон? Этот твой закон — тьфу и растереть. Пухлый — детьми торговал, и ничего ему не было. Я — убила его, и ничего мне не будет. Начальство сделает так, что никто ничего не узнает. Больше нет, мама, никакого закона. Пропал закон. У кого сила — тот и закон. Вот у меня — сила. У нас каждый третий парень в спецбригаде такой же, как я, «изъятый», и каждая вторая девочка. Если кто-то из них попросит… помочь… так я помогу, мама. Потому что закон теперь я. И я уродов таких буду… беспощадно! Ладно, мама, что я с тобой все о тварях этих? Давай о чем-нибудь другом, мама. Знаешь, с тех пор, как я узнала, что ты… что тебя больше нет… мне стало трудно вспоминать тебя, мама. Вот я говорю с тобой, цветы тебе на могилку кладу, но лицо твое описать уже не могу. Раньше помнила, а теперь картинка из головы пропала. Стерлась. Я очень долго твой запах помнила. Потом и запах стерся. Фотография у меня твоя была, так потеряла я куда-то фотографию. Совсем недавно потеряла, прости меня, мама. У меня от тебя больше ничего не осталось. Я только одно помню: когда-то ты у меня была, мама…
Борис ГеоргиевВошки
Марс-26> Ошибка управления: скорость снижения выше допустимой.
Людмила Чижова, лидер экипажа-Б, навигатор, на вспомогательном мониторе нашла начальные данные, отклонения по осям и ошибки. Глянув на таймер, решилась.
— Внимание, экипаж! Второй заход!
По второму разу получилось. Тряхнуло, но в допустимых пределах.
Марс-26> Посадка завершена. Экипажу-Б приступить к отработке этапа «Грунт». Обеспечить охрану периметра зоны посадки.
— Внимание, экипаж! Грунт! Десантной группе приготовиться к выходу! Охранный пост! Манохина!
— А?
В наушниках фыркнули. Кто-то из десантников.
— Люся, ты чего-то хотела? — спросила Манохина.
Людмила Чижова, выцедила сквозь зубы:
— Охранный пост, приказываю: задействовать систему слежения, проверить системы активной и пассивной безопасности, обеспечить мониторинг периметра зоны посадки, систему сопровождения целей привести в полную боевую готовность. О выполнении доложить.
— Сейчас, — ответила Анна Манохина.
Навигатор откинула блокировочную скобу и щелкнула тумблером кессонной двери.
— Внимание, десантная группа! На выход! Отсчет пошел!
— Но я же не успе… — тоненько пискнула Аня.
— Поторопись, — сухо ответила навигатор, мельком глянув на кессонный датчик давления и термометр. Холодина. На Марсе как на Марсе.
— Я не осьминог, — буркнула Манохина.
На посту охраны два рабочих места, но экипаж неполон, а на поверхность по инструкции нельзя выходить одному.
Десантники дышали тяжело, общались междометиями. Грунт мерзлый, отбор керна — непростое дело. Чижова отвлеклась — представила: из десантного люка валит пар, на трубе керноприемника иней. Шипастые подошвы скользят по наледи. Над холмистой сизой равниной фиолетовое небо; солнце — низко над горизонтом, не греет. Позади, на востоке, плоскогорье, похожее на слоеный торт. Слишком близко. Граница периметра безопасности…
— Навигатор, докладываю: системы слежения, активной и пассивной безопасности задействованы, мониторинг периметра ведется, система сопровождения целей в полной боевой готовности, но…
— Что «но»?
«Няха-тюха, что не так опять?»
— Сопровождение низколетящих целей в восточном секторе… Люся, не видишь, что ли? Мертвая зона. Сели слишком близко к этим дурацким скалам. Какое тут может быть сопровождение?
Пискнул зуммер. Навигатор глянула на главный монитор, а там…
— Отставить болтовню, — бросила она, думая: «Ну вот, теперь еще и это. Засыпались мы по полной программе».
Марс-26> yF CNFWBJYFHYJQ JH,BNT J,YFHE;TY LTCFYNYSQ RJHF,KM @CBYB [@/ rJHF,KM @CBYB [@ C,HJCBK LTCFYNYSQ,JN/
Покосившись на контрольную панель, навигатор поняла — сбой дешифровщика. Разбери-пойми теперь, что было в команде. Дешифровать вручную?
— Границу периметра в восточном секторе пересек неизвестный объект, — нервно доложила Манохина.
— Свой-чужой? — машинально, спросила Чижова. Разглядывала белиберду на экране, пытаясь припомнить, где видела уже вот это: «@CBYB [@»
— По СЧ не отвечает.
— Зенитную систему — к перехвату.
— Восточный сектор. С грунта не достать, мертвая зона.
«Может, не амеры? Что такое „CBYB [“? Оба раза между двумя „собаками“. Няха говорит, с грунта ракетами не достать. Взлет? А Юра с Толиком как же?
— Десантная группа, вы скоро?
— Три… минуты… — задыхаясь, ответил кто-то из двоих, не разобрать кто.
— Копаетесь! — раздраженно выкрикнула Людмила.
«@CBYB [@ — это „синих“ в другой раскладке, капсом. Если так, то…»
Навигатор прочла начало исковерканного сообщения, скомандовала:
— Десантная группа! Через минуту взлет! Охранный пост, повторяю, зенитную систему — к перехвату. Амеры.
— Но как же… — мямлила Манохина.
— Выполнять! — приказала Чижова, следя за таймером. Палец держала на фиксаторе пусковой кнопки, думала: «Взлет? Люк можно закрыть после».
Снежинки посверкивают в воздухе, на прочищенной с утра тропе нарос пуховый слой. Сухо, морозно. Потянешь носом — слипаются ноздри. Минус двадцать для конца февраля обычное дело.
Антон Сергеевич поежился и ускорил шаг. За три года не смог привыкнуть к зауральской зиме и поверить не мог, что такое можно любить. Виды, конечно… Он глянул поверх сугроба. Да, фантастика. Холмы эти на западе. Небо фиолетовое на востоке. Солнце маленькое, не греет. Не будь над обрывом сосен — ни дать ни взять Марс.
«Марс будет наш!» — прочел Антон Сергеевич на фасаде корпуса. Поморщился. Лозунг за три года навяз в зубах, но надо терпеть, детям нравится.
В окне третьего этажа стриженые головы. Приготовишки? Как они носами к стеклу! Не иначе, на полигоне у кого-то тренинг. Антон Сергеевич, всходя по широкой лестнице на парадное крыльцо главного корпуса, против воли оглянулся через плечо. Возле «сигары» копошились серебристые фигурки.
«Берут грунт? Не опоздать бы. Марс жесток, но это Марс», — подумал Антон Сергеевич и через силу отвернулся.
«Проект „Марс-26“, — прочел он справа от двери, золотом по красному полю, и ниже, крупно: „ВОШк-И № 1616“».
Антону Сергеевичу снова захотелось поморщиться, но вместо этого он сделал каменное лицо и показал его камере. Куратора первого уровня уволили без указания причин неделю назад. Тоже вечно корчил кислую мину. «Марс-26» жесток, представления о справедливости у него весьма оригинальные, но… «Возможно, он прав. Идешь к детям — кислятину оставь за порогом», — думал Антон Сергеевич Марченко, в прошлом учитель физики, куратор экипажа-Б шестого уровня филиала номер тысяча шестьсот шестнадцать всероссийской общеобразовательной школы-интерната.
Щелкнул замок, «Марс-26» признал Антона Сергеевича своим и пустил внутрь. «Не мои ли бешки на полигоне?» — подумал Марченко, поднимаясь по служебной лестнице в кураторскую. Перед пластиковой дверью остановился и подарил видеокамере усталую полуулыбку. «Открывай, свои». Кремовая плита откатилась в сторону.
— …вообрази, Жора, половина третьего ночи! — услышал Марченко голосок Маши. Вошел, огляделся, таща с головы шапку.
Горбунова — рыжая, встрепанная — косясь на монитор, что-то рассказывала Вишнякову.
— Доброе утро, Машенька, — поздоровался Марченко, глянув мельком на монументального куратора экипажа-А. Облаченный в комбинезон космодесантника, Жора торчал у окна, Машу слушал вполуха, считал ворон. «Машка тоже успела переодеться, надо бы и мне, построение скоро», — подумал Антон Сергеевич.
— Добрутр Тонсергеич, — чирикнула Горбунова, не повернув головы. — Ага, она срезалась на первой попытке. Я так и знала.
— Это не мои бешки у тебя там? — спросил Марченко. — Здравствуйте, Георгий Михайлович.
— Ваши-ваши. Чижова на первом заходе стратила.
— Что у нее?
— Ветер не учла. А еще сокращенное умножение. Не любит она его, видите? — Горбунова потянулась к экрану, чтобы показать строку, но Марченко уже и сам увидел. Марс жесток: почуял слабину и подсунул девчонке задачку. Срезалась. Опять бешки продуют ашкам.
— Георгий Михайлович, доброе утро! — повторил Марченко, соображая, как подъехать к Вишнякову, чтобы на построении не добивал проигравших дубовыми шуточками.
— А? — Вишняков снизошел, услышал. — Мое почтение.
«Каков, а?! Мое почтение. Вот в этом он весь. Молод, удачлив, буйноволос, а я…» Марченко погладил залысины и направился к шкафу — за комбинезоном.
— Жора, ты слушаешь? — спросила Горбунова, отстукивая что-то на клавиатуре, и продолжила прерванную историю из личной жизни, изредка вкрапляя реплики: «Что, Марсик? А, понятно. Дам девчонке дешифровку в цейтноте», «Что еще, Марсик? Ага. Тонсергеич, Чижова гробанула десант, подняла корабль».
Марченко байку не слушал, на монитор не смотрел. Чтобы скрыть лицо, прятался за ширмой, все равно надо было переодеться. И без монитора ясно: Люся выкрутилась, спасла корабль, подняла экипажу процент выполнения. Зря. Сколько ни бейся с детьми, против системы не попрешь. Родства не помнящие ради процента выполнения пойдут по головам. Вырастут, пройдут отбор, полетят на этот свой Марс… Это если полетят. А если нет? Гробануть десант можно и на Земле. Не к добру вся эта затея, зря. И напрасно Маша треплется под камерами о домашних делах. Марс на всех один, как бы не вышло неприятностей.