— Кластер — это кластер, — важно объявил тогда Степан, — а если донор понадобится? Наименьшее отторжение тканей у близких родственников, вот заболеет кто — и где искать? Искусственные органы, знаешь, сколько стоят? Они медицинской страховкой не покрываются.
— И что с того? — скривился Андрей. — Если ты нищеброд и у тебя детей в систему забрали, никто тебе донора искать не станет.
— У всех забирают, — возразил я. — Не только у нищебродов.
— Можно откупиться, — уперся тот. — А за Уралом, говорят, вообще интернаты частные, оттуда детей на выходные домой отпускают.
— Говорят, собак едят, — немедленно отозвался Степан.
— Брехня, — согласился я с ним. — Правила везде одни.
— Но не для всех.
— Хорош, а? Ты задрал уже со своим нытьем!
Андрей перевернулся на бок и попросил:
— Ладно, Вань, продолжай. Молчу.
Я уставился в темный потолок и произнес:
— Филиалы Библиотеки есть во всех городах. Если получить доступ, можно узнать, у кого тебя забрали, и отыскать родителей.
— А родители тебе, прям, обрадуются, — фыркнул Степан. — Сами, поди, рады были от обузы избавиться.
— Будешь директора слушать, — предупредил я его, — на курсы сексуальной самоидентификации к физруку запишешься.
— Тьфу-тьфу-тьфу, — сплюнул парень. — Но, Вань, сам посуди…
— Меня не хотели отдавать, — просто сказал я, хотя обычно этими воспоминаниями ни с кем не делился. — Мне точно будут рады.
— Ты помнишь? — уселся на кровати Андрей. — Серьезно?
— Ага. Тогда только начинали закручивать гайки, меня в три года из семьи забрали.
— А! — сообразил Степа. — Точно, тебе ж пятнадцать!
— Ну да.
— Слушай, — с жадным любопытством накинулся с расспросами Андрей, — а как это вообще в нормальной семье жить?
Я вздохнул и сознался:
— Да почти ничего не помню. Совсем маленький был.
Воспоминаний и в самом деле сохранилось немного, и все какие-то рваные.
Женский смех. Комната с высоченным шкафом и прямоугольником залитого солнечным светом окна. Игрушечный луноход.
Или луноход был уже в интернате? Насчет этого не уверен, а вот комната снилась постоянно. Комната оттуда — из моей настоящей жизни.
Был еще один обрывок, но его вспоминать не любил. Крики, грохот, непонятный кислый запах и плач. Мой собственный плач. День, когда меня забрали в систему.
Его я помнил четче всего.
— А точно у нас в городе Библиотека есть? — задумчиво прошептал Андрей.
— Точно. Сам ее видел.
— Это когда в прошлый раз сбежал? — уточнил Степан.
— Не, в прошлый раз мне уже чип вшили, поэтому минут через сорок свинтили, — поправил я его. — Два года назад дело было. Дурак, на метро решил прокатиться, меня на выходе со станции и приняли. До Библиотеки метров пятьдесят оставалось! Я ее как вас видел!
— Может, это и не она вовсе была, — засомневался Андрей.
— Она, — убежденно заявил я. — Описание один в один сошлось. Мне точно про нее рассказывали.
— Допуска к архиву в любом случае нет, — разумно отметил Степан и зевнул. — Ладно, пацаны, давайте спать. Завтра футбол.
— Спать так спать, — вздохнул я, продолжая бездумно смотреть в потолок.
Допуска и в самом деле не было.
Да и чип…
Первую половину дня пришлось провести в кабинете психологической реабилитации. Вышел оттуда выжатый как апельсин, но только добрел до комнаты, по плечу пробежал неприятный зуд. Щелчок, — и в голове зазвучал транслируемый напрямую через височную кость голос:
— Роман-четырнадцать-ноль-восемь! Пройдите в приемную директора. Роман…
Пес бы побрал этот чип! Никуда от него не скрыться!
И я отправился к директору. По дороге повстречал пару пацанов, на бритых головах которых намеренно был оставлен длинный клок волос, и оживился.
— Здоров, хохлы! Чё за кипиш?
— Смотрины, — сообщили те.
— Уже?
— Через час начнутся.
Я поблагодарил их и в некоторой оторопи поспешил дальше.
Это что получается — кластер подобрали? Но почему вызывают заранее? Что за дела?
В приемной меня долго мариновать не стали и сразу велели проходить в кабинет. Заглянул туда, а там помимо директора обнаружился высоченный мужик со смуглой кожей и вьющимися черными волосами.
— Что это? — недоуменно нахмурился он при моем появлении.
— Ваш новый подопечный, — невозмутимо объявил директор.
Курчавый раздраженно вытащил из кармана пиджака свернутый в трубочку планшет, развернул гибкий экран и сунул его в лицо главе образовательного центра.
— Вы вообще читали нашу заявку?! — возмутился он. — Мы…
Директор спокойно отодвинул руку в сторону и безапелляционно заявил:
— Окончательное согласование заявок оставлено на мое усмотрение.
— Но…
— Двух девочек я вам выделю, третьим возьмете его.
— Это возмутительно! — нахмурился курчавый, встретил спокойный взгляд собеседника и резко сбавил обороты. — Могу я хотя бы ознакомиться с его личным делом?
— Ну разумеется!
Директор уселся за компьютер; потенциальный попечитель прошелся вокруг меня, внимательно разглядывая, и вдруг ахнул, приметив тусклую наколку на левой кисти.
— Татуировка?! — У курчавого от изумления глаза на лоб полезли. — И что прикажете с ней делать? Косметические операции не входят в стандартную медицинскую страховку! — Задрав мой подбородок, он заставил посмотреть себе в лицо и потребовал объяснений: — Что это за мерзость? Что это значит?
— Русский православный гетеросексуалист! — с нескрываемым злорадством, выдал я расшифровку трех кириллических буквиц.
Попечителя чуть удар не хватил. Пару мгновений он ошарашенно разевал рот, потом развернулся к столу и выдохнул:
— Вы слышали это? Вы это слышали?!
Но директора так просто было не пронять.
— Что именно? — невозмутимо уточнил он.
— Религиозный фанатик и националист! Взять такого в кластер? Никогда! — объявил мой несостоявшийся попечитель, ослабил узел галстука и всплеснул руками: — Гетеросексуал? Кто вообще дал вам право согласовывать его сексуальную идентификацию?
— Пустое, — отмахнулся глава центра. — Просто мальчишеская дурь.
— Наш кластер придерживается свободных взглядов, для нас это неприемлемо!
— Согласуйте с психологом курс сексуального просвещения и поступайте в рамках него, как сочтете нужным.
— Это возмутительно! Я буду жаловаться!
Директор досадливо поморщился.
— Разве вас не предупреждали о специфике нашего центра?
— Да, но…
— И поскольку ваш кластер зарегистрирован только два месяца назад, стандартные учебные заведения вряд ли согласуют вашу заявку, так?
Тут планшет курчавого мелодично звякнул, он глянул на экран, и смуглое лицо налилось дурной кровью.
— Ему уже пятнадцать!
— А на вид больше двенадцати не дашь.
— Вздор! Я беру двух девочек, а с этим мучайтесь сами. Вы не имеете права нам его навязывать!
— Не имею, — признал директор. — Но кластеры, где на пятерых взрослых приходится менее трех несовершеннолетних, не участвуют в программе социальной поддержки. И значит, никаких налоговых вычетов и пособий вам не полагается.
Курчавый немедленно полез в сеть, отыскал нужный закон и скис.
— Никак иначе этот вопрос не решить?
— Нет, — отрезал директор. — И настоятельно советую согласовать программу его сексуального воспитания у психолога. Прямо сейчас!
Попечитель выскочил из кабинета; я глянул ему вслед и возмутился:
— Вы не можете отдать меня в этот кластер!
— Почему нет? — вроде как даже удивился директор.
— А как же анализ совместимости? Компьютерные тесты? Наклонности?
— Наш центр предназначен для обучения детей не старше четырнадцати лет, тебе здесь не место. И раз для нормального развития и стабилизации психологического состояния необходимо срочно сменить обстановку, некоторыми формальностями можно пренебречь. Пойми, это для твоего же блага…
— Что за бред? — стиснув кулаки, шагнул я к столу, и директор немедленно положил ладонь на селектор.
— Вызвать воспитателя? — спросил он и предупредил: — Сбежишь из кластера, вернешься уже не сюда, а в колонию для несовершеннолетних. И я лично обещаю подобрать такое исправительное заведение, где нет никого из вашей братии.
— Да пошел ты! — выругался я, покинул кабинет и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Мускулистый воспитатель, карауливший меня в приемной, поднялся на ноги и пробасил:
— У тебя есть час, чтобы собрать вещи.
Час — это немного, но мне на сборы хватило пятнадцати минут. А потом мы просто сидели на кроватях и молчали.
— Вань! Может, все не так плохо? — произнес наконец Андрей. — В кластере у тебя всяко больше свободы будет.
— Ты не видел попечителя, — поморщился я.
— Тогда сбежишь, — утешил меня Степа.
— С чипом?
— Засада… — Пацан помялся, потом вдруг забрался на стол и снял решетку вентиляционного отверстия, где мы прятали бумажные книги. Он привстал на цыпочки, засунул руку чуть ли не по плечо и вытащил оттуда металлический пруток в мизинец толщиной. Один конец того был расплющен и кое-как заточен, другой загнут в петлю, образуя некое подобие кастета.
— Вот это да! — присвистнул Андрей.
— Окопный нож! — с гордостью объявил Степан. — Наши такие на войне с арийцами клепали. — Он вздохнул и протянул его мне. — Для себя хранил, но тебе нужнее.
— Обалдеть! — восхищенно протянул я и с трудом просунул пальцы в узкую металлическую петлю. — Тебе мал стал, что ли?
— Типа того, — смутился Степа и потер ладонь со все теми же кириллическими буквицами «Р. П. Г.».
— Спасибо! — Я спрятал нож в свои немудреные пожитки и, обняв приятеля, похлопал его по спине. — Не пропадайте тут…
— Да уж справимся как-нибудь, — успокоил меня парень, и тут распахнулась дверь.
— Роман-четырнадцать-ноль-восемь, — объявил воспитатель, — на выход.
Я подхватил рюкзак и молча вышел в коридор.
Центр покинули на новеньком пассажирском фургоне. Курчавый попечитель сидел за рулем, две смуглых, восточного вида девчонки прижались друг к другу на заднем сиденье. В систему они попали не так давно, поэтому от зажатости их не смогло избавить даже обучение в коррекционном центре. На общих прогулках они себя всегда ровно так же вели. Вечно слова не вытянешь.