олько не скучал, как купец посмотрел на меня укоризненно.
— Поражаюсь вашему хладнокровию, — заметил он. — Пройдем?
— Разумеется.
Я кивнул и повел нашего гостя в лабораторию. Как ты помнишь, в ней нет окон, а вентиляция выведена столь причудливым образом, что подсмотреть или подслушать нас было практически невозможно.
— Я принес ее, — сгорая от возбуждения, сказал Хасим Руфди. — Принес книгу, которую вы хотели!
— Дайте! — закричал я, разом сбросив маску невозмутимости. Я действительно не мог удержаться.
— Всему свое время, — Хасим улыбнулся, и я увидел на его лице столь знакомое мне выражение торгаша, которое нападает на представителей этого сословия, едва они почуют выгоду. — Конечно, я отдам вам книгу. В обмен на услугу. Очень важную для меня и не обременительную, как я понимаю, для вас. Исходя из нашей вчерашней беседы, я могу сделать вывод, что вы действительно разобрались в природе Сентименталя, и требуются лишь практические руководства, чтобы применить эти знания.
— Конечно, я знаю о Сентиментале многое, — с достоинством ответил я. — Не представляю никого, кто кроме меня способен на его дрессировку.
— Отлично, — гость кивнул. — Именно дрессировка мне и понадобится. Поскольку я считаю вас человеком порядочным, который не станет болтать просто так, поведаю вам суть проблемы, вставшей перед нашим семейством.
Хасим Руфди внимательно посмотрел на меня, после чего я заверил его в собственной честности и способности сохранить тайну, которую мне предстоит услышать.
— Как вы понимаете, наша семья весьма родовита и пользуется уважением и почетом в Багдаде. У нас хранится немало старинных книг, одну из которых вы смогли заполучить. Честно говоря, я никогда ими особо не интересовался, в отличие от моего брата, но о богатстве библиотеки был наслышан. Керим же с детства увлекался книгами, хотя при этом не забывал о шалостях, коих в его юные годы хватало. В нашей семье он вроде дурного побега. Растет не в ту сторону, забирает часть сока, а пользы не приносит. Давно пора обрезать, но рука не поднимается — все же родственные узы. Сейчас, однако, ситуация дошла до крайности. Но прежде чем сообщить вам о сути дела поклянитесь тем, что вам дорого больше всего, что эта история никогда не достигнет его ушей и ушей еще одной особы, о которой я вскоре сообщу.
— Клянусь своими знаниями! — признаюсь, я поклялся без промедлений.
— Думаю, для ученого это действительно страшная клятва. Так вот, помимо того, что мой брат забрал несколько книг из библиотеки, отправившись вместе с ними в странствия, он совершил еще больший грех. Он полюбил иноверку.
— О! — я не смог сдержать возглас удивления.
— Да. Боюсь, все именно так. Мы уважаем людей чужой религии, но все же считаем, что кровь правоверных и христиан не должна смешиваться. А уж если это и происходит, то ни в коем случае не в нашей семье. Этот поступок может навлечь на нас позор. Ведь хуже всего то, что христианка тоже отвечает его чувствам.
— И кто же эта женщина?
— Я думаю, вы уже догадались, что это наша с вами знакомая — фрейлейн Эльза, — купец вздохнул. — Признаюсь, она мила собой и воспитана правильно, но ей никогда не войти в нашу семью. При этом, насколько я знаю, она и Керим все понимают, а потому собираются сбежать до свадьбы фрейлейн. Вот потому мне и требуется ваша помощь.
Хасим Руфди замолчал и внимательно посмотрел на меня. Ход его мыслей не требовал каких-то особых догадок. Он хотел, чтобы я с помощью Сентименталя направил чувства Эльзы к жениху и отвернул от Керима. Сейчас в основе всего лежало их обоюдное желание быть вместе. Стоило одному охладеть, как другому осталось бы только смириться. Это наверняка произойдет не сразу, и последуют попытки вернуть чувство, но никто не может вечно любить безответно. В этом вся суть любви — давать, получая.
Я высказал эти догадки Хасиму, и он улыбнулся.
— Вы абсолютно правы, мой друг. Детали мы сможем обсудить позже, но сейчас ответьте мне только одно — согласны ли вы помочь нашей семье в возвращении блудного сына? Скажете „да“ и получите книгу в свое полное распоряжение. Если ваш ответ будет „нет“, то я сегодня же сожгу ее, потому что вы открыли мне опасность и силу этих знаний. Что с ними будет, если они попадут не в те руки — страшно представить!
Замолчав, купец присел и, стараясь не смотреть на меня, принялся ждать. Мне же предстояло принять, не побоюсь этого слова, самое важное решение в жизни. Великая тайна в обмен на искреннее счастье двух людей. Счастье, которое могло превратиться в горе для их близких…»
— И каков же был ваш ответ? — спросил я, когда Клаус фон Дирк замолчал.
Не говоря ни слова, он прошел к кровати и вынул из-под одеяла книгу, которую показал мне. Действительно, трудно было представить, что мой хозяин примет какое-либо иное решение. Знания давно стали его страстью, и он готов был ради них пожертвовать страстями других людей.
— Вот, — произнес господин. — Спрятал, потому что эта книга порабощает мою волю. Смотрю на нее и не могу ни о чем думать. Только о том, чтобы скорее раскрыть.
— Вы ее еще не раскрывали?! — удивился я.
— Лишь бегло просмотрел, чтобы убедиться, что это действительно оно. На самом деле, Ганс, как только я открою эту книгу и погружусь в нее, то она получит надо мной полную власть.
— Такую же власть вы получите над чувствами других людей, — выпалил я, не успев остановиться.
Клаус фон Дирк внимательно посмотрел на меня, отчего я покраснел. Невольно я выдал себя и свой взгляд на происходящее. «Кто ты такой, чтобы лезть в дела чужих для тебя людей? — спрашивал я себя. — К тому же, не забывай, что Агнетт могла сбежать следом за хозяйкой, оставив тебя здесь!»
— Ты, кажется, укоряешь меня, Ганс, — произнес господин вкрадчивым тоном.
— Нет, что вы, — я поспешно опустил глаза.
— Почему же? Ты вправе осуждать мои поступки. В конце концов, ты знаешь меня лучше, чем кто-либо, и, несмотря на разность в положении, образовании и происхождении, ты единственный из всех, к кому я могу применить слово «друг», — при этих словах я опустил глаза еще ниже. — Да-да, Ганс. Друг. И, признаюсь, мне нужна твоя поддержка, как в тот момент, когда ты решил поехать вместе со мной. Сейчас же мне хочется знать, что ты обо всем этом думаешь?
Я молчал. Не знал, что ответить. Мне многое хотелось сказать, но я чувствовал, что это не совсем то, что господин желает слышать. Тем не менее, я решился.
— Мне кажется, что разлучать влюбленных — это грех. Никто не знает, какая сила побуждает нас любить, но я думаю, что это от Господа. И ставить под сомнение, разрушать созданное им — значит противоречить самому Богу. Я не могу представить, чтобы кто-нибудь разлучил меня и Агнетт, заставив ее полюбить другого.
— Но, Ганс, послушай, ведь это не первый раз, когда ты влюбляешься?
— Не первый, — ответил я честно, хотя и не понимал, к чему Клаус фон Дирк клонит.
— И точно так же, как я понимаю, твоя любовь не всегда была ответной. И порой она заканчивалась или какие-то обстоятельства мешали ей свершиться. Если такое случается по воле Господа, то мы вынуждены признать, что не всегда его решения имеют смысл с нашей точки зрения. Даже церковь утверждает, что пути Господни неисповедимы. Может, я сейчас и сам являюсь его орудием.
Я неуверенно кивнул. Хотя такие вопросы нередко приходили мне в голову, но я считал их кощунственными. Однако господин был во многом прав. И не стоило забывать, что он гораздо больше меня был искушен в подобных спорах.
— Вот видишь, если Господь выбирает неверный с нашей точки зрения вариант, то это из-за того, что очень часто люди сами не знают, чего они хотят, — я не мог поручиться, но мне показалось, что в этих словах мелькнули насмешка и чувство превосходства. — Не стоит забывать и про герра Кноппа. Он, без сомнения, любит фрейлейн Эльзу. Таким образом, на двух влюбленных и одного недовольного «до», мы получим двух влюбленных и одного недовольного «после». Изменится лишь качество, но не количество. Думаю, тебе мешают понять это только личная симпатия к фрейлейн Эльзе, и то, что твоя возлюбленная состоит у нее в услужении. А еще ты не можешь осознать, что все предрешено. Что даже в случае моего отказа семья Руфди найдет способ разлучить несчастных возлюбленных. И уверяю тебя, не обязательно этот способ окажется человечней того, которым собираюсь воспользоваться я.
Здесь я был вынужден капитулировать. Я действительно позабыл о герре Кноппе. Романтическая история двух влюбленных, семьи которых против того, чтобы они были вместе, напомнила мне представления ярмарочных артистов. В жизни подобной драмы куда больше.
— Ну, так что ты скажешь теперь, Ганс? — заметив мою нерешительность, спросил Клаус фон Дирк.
— Я скажу, что по-прежнему считаю, что управлять чувствами других людей в воле Господа. Но для меня честь, если человек, которому я служу, сможет это опровергнуть.
— Прекрасно сказано! — господин улыбнулся.
Я тоже выдавил из себя улыбку. Решение далось с трудом, и я чувствовал, что оно еще не раз покажется мне ошибочным. Но, несмотря на всю любовь к Агнетт, я не обязан был блюсти честь ее госпожи. Брак с человеком достойного положения по согласию отца — более правилен и логичен, нежели то, что она задумала. Сбежать вместе с иноверцем; опорочить свою честь, честь семьи, честь жениха и честь чужого рода; немыслимое безрассудство. И кто знает, не забрала бы фрейлейн с собой Агнетт, как верную спутницу и подругу? А ведь может статься, что моя любимая знала о замыслах госпожи. Другого доверенного человека трудно представить.
Признаюсь, от этой мысли я похолодел. Если Агнетт хватит ума догадаться, откуда перемены в намерениях фрейлейн Эльзы, то нельзя исключать, что она отвернется от меня, выяснив какую роль, я сыграл в происходящем. Я дал себе слово, непременно разузнать как можно больше, и продолжил утешаться тем, что решать все равно не мне. Предложенный выход был наиболее разумным и устраивающим все стороны.