— Теперь пускай льет. Садись!
Женя ладонью провела по его мокрому лбу. Он взял ее руки и прижал к своему лицу.
Сергей и Женя держались за руки и сквозь сизые водяные нити глядели на купающийся в дожде дубняк. Туча на горизонте шумела все громче и громче. Мгновениями казалось, будто гром грохочет у самой копны. При одном из его раскатов Жене почудилось, что гора рушится, и она вздрогнула. Сергея склонил ее голову к себе на плечо, ладонью прикрыл глаза.
— Погоди. Думаешь, я испугалась? — спохватилась она.
— Нет. Но ты впервые на такой высокой горе в такую грозу — вот и все.
— Но ты ведь не боишься?
— Кто тебе сказал, что я не боюсь? Вот ударит молния и убьет нас обоих!
Сергей крепче прижал к своему плечу голову Жени.
Под ударами дождинок все говорило: камни гудели, ветки вздрагивали, листва заливалась звоном, травы шуршали, сено потрескивало. Ветер совсем сник и притаился, травы склонялись под тяжестью капель, вздрагивали, выпрямлялись и опять вздрагивали. Гром вдруг притих, оборвался, и в дубняке наступила тишина. По верху дубов стремительно хлынул свет. Гора вспыхнула и задымилась паром. Женя отодвинулась от Сергея и встала:
— Можно идти?
— Да, но пойдем ли мы за гору — это еще вопрос.
— Почему?
— А вот увидишь.
Сергей вслед за Женей выбрался из шалаша. На горе все млело в аромате прелой листвы, чебреца и помолодевше, счастливо сверкало.
— В такой-день да не идти за сердоликами? Идем, идем!
Сергей по мокрым травам вывел Женю на каменистую дорогу, и они пошли к седлу горы. Впереди открылись гряды новых гор у моря.
То, чем Сергей пугал Женю, дало о себе знать за седлом горы. Сбегающая по уступам мокрая глинистая дорога была скользкой, приклеивала ноги, прилипала тяжелыми комьями.
— Так придется шагать до самого моря, — сказал Сергей, — и ты очень устанешь. Не лучше ли вернуться?
— Да что ты! В следующий выходной, может быть, нельзя будет отлучиться. Я в детстве грязь сбрасывала вот так, гляди!
Женя по очереди взмахивала ногами и, — последив за отлетающими от них кусками глины, засмеялась:
— Вот! Сразу легче стало. Пойдем!
Мокрая дорога извивалась в тени горы и влекла вниз. Сергей и Женя скользили, хватались за ветки деревьев, чтобы не упасть, размахивали руками, наталкивались друг на друга.
Сбежав к морю, Женя вытерла потное лицо и взмахнула руками:
— Ой, как хорошо! Как хорошо! Будто во сне!
Море принимало в себя горные дождевые потоки и было у берегов зеленоватым, а дальше синим-синим. Валы теплой гальки дышали йодом, солью и тлением слежавшихся, похожих на бурую кошму водорослей. Сергей и Женя соскоблили с обуви глину и двинулись по берегу.
— Ну, давай искать сердолики, — предложил Сергеи. — Ищи так, как я учил: не торопись, вглядывайся. Вот так. Ты иди здесь, а я там.
Сергей шел по гребню гальки, Женя — по ложбинке. Галька хрустела под ними, волны сгоняли Сергея с гребня и обдавали его ноги брызгами. Жене посчастливилось первой: оглянувшись на волну, от которой увернулся Сергей, она увидела на гальке полосатый сердолик и схватила его:
— Смотри, что ты проглядел!
На ее ладони лежал красный камень. Его насквозь пронизывали тонкие молочные и темно-сизые жилки. Он был влажен, сверкал в лучах солнца и будто радовался, что его подняли.
Сергей несколько раз перевернул его.
— Начало хорошее. У тебя острые глаза. Продолжим… О, нам везет!
Он поднял синеватый, позолоченный морем, узорчатый халцедон. Женя тут же нашла густо-красный, с белым пояском, сердолик. При каждой удаче они подходили друг к другу, разглядывали находку. Глаза Жени разбегались, она спешила вперед, сворачивала вправо, влево, пятилась назад, ногами сдвигала верхний слой гальки, рылась в ней руками, жаловалась, что хорошие камни редко попадаются, и вдруг замерла от восторга: на песке лежал розовый, с белесыми полосками, гладко отшлифованный сухой камень.
— Ой, какой! Лучше всех! Смотри!
На лице ее были радость и удивление. Он порывисто склонился, поцеловал ладонь Жени, губами взял с нее сердолик и удивился:
— Какой камень? Чему ты радуешься?
Женя глянула на свою пустую ладонь и вспыхнула:
— Постой, ты толкнул меня, камень и упал! Не двигайся, он закатился за гальку.
Она широко развела руками и наклонилась:
— Ведь какой камень! У тебя такого я не видела.
— Возможно, но зачем ты хитришь? Я ведь все видел. Хочешь, я вмиг найду его у тебя? Вот стань прямо, опусти руки.
Вот так. Раз, два, три!
Сергей прижал к своему лицу руку Жени и губами положил на нее камень.
— Видишь, ты его между пальцев прятала!
Женя закричала, что это никуда не годится, что камешки в рот брать нельзя! Но тут же взъерошила Сергею волосы:
— Это замечательно! Я слышу, что ты шепелявишь, но сразу не догадалась. Как ты ловко сделал это, выдумщик ты мой!
Они глядели друг другу в глаза и смеялись. Женя порывалась петь, вслух вела счет найденным камням, досадовала, что их мало, и раздумчиво сказала:
— Сережа, знаешь, эти камни будут нам помогать. Когда уедем отсюда, поглядим на них, потрогаем — и будто побываем у моря!
Изредка Сергей останавливался, с трудом переводил дыхание, поднимал на Женю глаза, но тут же обрывал себя: «Не смей! Раз дал слово, нельзя!» Руки его падали. Небо, берег и морской простор сливались в глазах.
— Жарко! — глухо говорил он.
— Идем в воду. Ты здесь, я там.
Женя бежала вперед, они сбрасывали с себя одежду, кидались в море, плавали, перекликались и опять собирали камни.
На привалах, в тени гор, ели бутерброды, запивали водой и, положив под головы руки, смотрели в небо.
Сергей глянул ей в глаза:
— Ответь мне: ты недовольна мною таким, какой я есть? Да?
— Ты с ума сошел! — возмутилась Женя, но, вместо того чтобы и дальше упрекать Сергея, спросила: — А ты? Доволен мною такой, какая я теперь?
Он отвернулся и ответил:
— Я в тебе ничего не стал бы изменять.
Солнце жаром обливало море и гальку. На берег легли косые тени горных вершин и наливались синевою. Волны подскакивали им навстречу, торопили:
«Скорее, скорее!»
Жажда перехватывала дыхание. Женя перестала искать камни и закричала:
— Пи-и-ить!
Сергей приблизился к ней и объявил:
— Воды в последней бутылке осталось мало, и я буду выдавать тебе по глотку.
— По одному глотку? Ох, море, почему ты соленое?!.
Сергей вынул из сумки бутылку и, глядя в сторону, сказал:
— Открывай рот!
Превозмогая смех, Женя откинула голову, разомкнула губы.
Сергей струйкой лил воду ей на зубы, на язык. Капельки сверкали на ее губах, скатывались на грудь. Сергей закрыл бутылку и пошагал дальше.
— Ты мучаешь меня. Дай как следует напиться.
— Жажды все равно не уймешь.
— Дай еще один глоток.
— Нельзя. Ищи камни, следующий глоток получишь через полчаса.
После четвертого глотка тени гор дотянулись до моря и заплясали на волнах. Сергей остановился:
— Ну, будет искать. Освежимся, отдохнем — и назад.
Они выкупались и, мокрые, усталые, отдыхали на остывающей гальке.
— Посмотрим, что собрали, — сказала Женя.
Сергей придвинулся к ней, и голова его очутилась против ее головы. Он рукой разровнял между своим и ее лицом гальку, разостлал полотенце и положил на него мешок с камнями:
— Смотри!
Женя высыпала камни на полотенце, пальцами проворно разделила их по цветам, каждый переворачивала, со всех сторон оглядывала, стирала морскую соль и бормотала:
— Этот хорош, этот, этот! Даже не верится, что они не побывали у химиков и художников. Ведь как разрисованы, а какие жилки! Таких рисунков даже не придумаешь. Только мороз на окнах так рисует.
Сергей не сводил с нее глаз и ждал, когда она взглянет на него. Корявые, осколистые камни она отложила в сторону, хорошо отшлифованные, редкие — пересчитала.
— Пять крупных сердоликов, два агата, девять крошечных сердоликов и пять рисунчатых халцедонов. Я называю камни так, как ты учил. Не сбилась? Вот видишь!
Камни переливались в ее глазах. Она разложила их на полотенце так, что они образовали цветок, и удивилась:
— Погляди, что получается! Эти камни лучше драгоценных.
Из них можно сделать редкие вещи.
Сергей улыбнулся:
— Ты, я вижу, заболела камнями.
— Нет, — тряхнула головой Женя, — не заболела, но я рада, что ты научил меня собирать и разбираться в них. Слушай, тебе не бывает неловко здесь? Все захвачены работой, а мы собираем камни, загораем, купаемся…
— Ты забываешь, что мы здесь работаем, а загораем только между делом, что…
Сергею вдруг представились в голубом море вражеские, ревущие орудиями корабли, и он пробормотал:
— Да, загораем…
Потом спросил:
— Женя, а если на нас нападут?
— Пусть попробуют! Не растеряемся. Я пойду в армию сестрой, а ты — по своей специальности.
Сергей вскинул на Женю глаза и ждал. Она снизу перехватила его взгляд, возмутилась:
— Ты чего так глядишь?
— Жду, что скажешь еще.
— Ах, вот что! А я не скажу того, чего ты ждешь.
— А чего я жду?
— Молчи, знаю. Не красней, не красней! Вдруг грянет, мол, война, мы пойдем на фронт, а счастья у нас так и не было.
Ведь ты это хотел сказать?
Сергей покраснел гуще и согласился:
— Да, об этом я тоже хотел сказать. А еще вот о чем…
Я на фронте буду думать, что у меня есть чудесная Женька, а все-таки жизни у нас с ней не было… Думаю, что и у тебя мысли будут такие же, и ты, может быть, даже назовешь меня дурачком.
— Нет, я иначе буду думать! Я буду верить в наше счастье.
Женя поцеловала Сергея в глаза, в лоб и обеими руками провела по его голове.
Он вывел ее на заросшую колючками тропу вдоль прибрежных гор. Тропа была узенькой, и ему пришлось выпустить руку Жени.
— Сережа!
Женя подняла с груды камней похожее на кинжал, огромное коричневое перо птицы.