— Да не особо, — я развёл руками, — примерно как у вас в процентном отношении, я думаю.
— Странно… обычно дети очень богатых родителей не очень любят учится, — объяснил мальчишка, — зачем, если у них и так всё будет? Родителям приходится заставлять. Говорить, что наследства лишат. Или будить в них честолюбие. Но, как мне кажется, это их делает ещё более несчастными. Самое изысканное блюдо не способно доставить удовольствия, когда ты постоянно сыт, верно? И наоборот: даже простая еда подарит верх блаженства, когда ты голоден.
Я внимательно посмотрел Чжао в глаза. В его чёрных зрачках плясали весёлые искорки.
— Всё у тебя получится, — уверено сказал я, улыбнувшись.
— Конечно! — ответил он, после чего достал и поглядел на экран своего смартфона, — о, дедушка зовёт на ужин! Пора! Он не любит, когда опаздывают!
Тот человек, которого Чжао называл дедушкой, на самом деле, не был его родственником. Его звали Лао Лян, что можно перевести как Старый Мост. И внешне он действительно чем-то напоминал это строение: кряжистый и сгорбленный, но крепкий. С улыбчивыми глазами и большими залысинами, что для китайца довольно нетипично. Насколько я понял, он оформил опекунство над несколькими беспризорниками, которые прибивались к торговому центру, где он работал охранником. Сам торговый центр был, практически, заброшен. Лишь в западном крыле работал супермаркет, да рядом с ним потихоньку открывались брендовые магазины. Говорят, до открытия Диснейленда комплекс стоял совсем пустым. Часть секторов не обслуживалась и теперь требует ремонта — вроде того крыла, где мы оказались, когда спасли Чжао.
Кроме Ляна в корпусе работало ещё четыре постоянных охранника, но они почти не общались друг с другом, лишь по очереди передавая дежурство. Те четверо жили вне комплекса, где-то в городе, а самому Ляну компания выделила небольшое помещение на пятом этаже западного крыла, где по плану должна была располагаться администрация комплекса.
Помещение включало всего две комнаты: кухню, которая по совместительству была гостиной и спальней самого Ляна, и детскую, где были установлена одна обычная кровать и одна — двухярусная. На вернем «этаже» спал Чжаолинь, а нижний занимал другой мальчишка, которого приютил Лян. Его звали Дэ Тхин. Значение имени было странным, что-то вроде Моральный Гвоздь. Как-то я, будто бы невзначай, поинтересовался у Чжао об этом, и тот объяснил, что иногда в деревнях детям специально дают разные странные и уродливые имена, чтобы отпугнуть злых духов, а настоящее имя хранят в тайне. На вопрос, почему у него нет такого имени, Чжао презрительно фыркнул: «Я не верю в такие предрассудки!» Дэ Тхину было четырнадцать лет, и он казался почти взрослым. С нами он почти не общался и, кажется, не очень одобрял то, что Лян решил дать нам временное прибежище, «до того, как придумаете, что делать».
Отдельную кровать занимала единственная девчонка. Ей было одиннадцать, и звали её Сяоюнь — Маленькое Облако. Они очень дружили с Чжао и вели себя как настоящие брат и сестра. Когда он пропал в тот вечер, когда появились мы, она пыталась уговорить старого Ляна сходить на обход пораньше; чуяла: случилось что-то плохое.
Душ и туалет находились на этаже. Там же — раковина для умывания. Лян строго следил, чтобы дети перед едой не забывали мыть руки. Мы зашли туда и хорошенько ополоснулись после прогулки. Вода и пахнущее бамбуком мыло хорошо освежали.
В комнате вкусно пахло, но было прохладно: Лян мог позволить себе не экономить электричество. Его «апартаменты» были запитаны от сети торгового центра, и никто не стал устанавливать ему отдельные счётчики. Какая-то сумма автоматически вычиталась из его оклада, но она близко не отражала реальный расход энергии.
Когда мы вошли, остальные уже сидели за столом.
— О! Гуляки! — улыбнулся Лин, увидев нас, — я уж решил было, что опоздаете!
— Никогда! — ответил Чжао и прыгнул на своё место за столом.
Честно говоря, за столом было откровенно тесновато. Он явно не было рассчитан ещё и на нас троих, но отказываться от общего ужина было бы неразумно.
— Ну как город? — спросила Оля, скользнув по нам притворно-равнодушным взглядом.
— Грандиозно, — ответил я, — зря не пошла.
— Успеем ещё, — вздохнула она и опустила взгляд на тарелку.
В центре стола стояла огромная лоханка с мясной лапшой. Каждый брал столько, сколько ему было нужно, и накладывал в свою тарелку. Из приборов были только палочки. Оля, кстати, обращалась с ними на удивление ловко. «Суши люблю», — пояснила она во время нашего первого ужина здесь, уловив мой удивлённый взгляд.
Нам же с Денисом поначалу пришлось туго. Воюя с непослушными деревяшками, я сетовал, почему к знанию языка не прикладывается автоматом владение местными обычаями?
— М-м-м-м, как вкусно! — кое-как сладив с палочками, нахваливал Денис.
— Что он сказал? — обеспокоенно поинтересовался Лян.
— Что лапша невероятно вкусная, — ответил я.
— Правда? А прозвучало как какое-то ругательство.
Дети прыснули, игриво переглядываясь.
— Да шучу я, шучу, — тут же добавил Лян, — скажи ему, что я очень рад.
— Что, опять спрашивал, вкусно ли мне? — спросил Дэн.
— Угу, — кивнул я.
— Будто по мне не видно! — улыбнулся он, — слушай, а как по-китайски будет «вкусно»? Научи, а?
Я посмотрел на Ляна, представил, что обращаюсь к нему и произнёс:
— Хао-чи.
— Хао-ти? — переспросил Дэн, кое-как прожевав лапшу.
— Нет-нет, — Лян замахал руками, — «есть» произносится первым тоном. А то получится… — он осёкся, — в общем, надо первым. Вот так. «е-е-есть».
— Хао-чи, — произнёс Дэн, прикрыв глаза от усердия.
— Хай-бань! — Лян показал большой палец.
Мне пришлось потрясти головой, чтобы понять: «Молодец!»
— Блин, Дэн… давай как-то без меня язык учить, а? — попросил я.
— Чего так? — он нахмурился.
— Голова идёт кругом, — признался я, — сложно отличить языки. Неприятное ощущение.
— Ладно. Надо самоучитель закачать будет, когда смартфонами обзаведёмся…
Остаток ужина прошёл в молчании. Дети убрали стол и отправились к себе в комнату. Мы же ночевали в соседнем помещении, где не было дверей, мебели и кондиционеров — зато была возможность постелить матрасы не под открытым небом.
— Спасибо большое, — сказал я, поднимаясь из-за стола.
Оля и Денис тоже встали, пробормотав уже выученное: «Се-се».
— Не стоит благодарности, — ответил Лян.
Мы собрались было выходить, но уже в двери Лян окликнул меня:
— Са-ша, — сказал он, — останься, пожалуйста. Сейчас вы немного пришли в себя. Надо поговорить.
— Я один?
— Ты ведь один говоришь на китайском, верно? — улыбнулся Лян, — значит, остальным сможешь передать то, что мы обсудим.
Я кивнул.
— Ребят. Вы пока спать ложитесь. Мы с Ляном поговорим пока.
— Блин… — вздохнула Оля, — он точно нас попрёт… фиг знает, что тогда делать… в консульство? Дорогу обратно фиг найдём, уже понятно…
— Спокойно, — вмешался Денис, — давай решать задачи по мере их возникновения, а?
Оля вздохнула, посмотрела на напарника и вышла в коридор.
Я вернулся за стол. Лян сел напротив.
— Я ещё раз благодарю тебя за то, что спас Маленького Чжао, — начал Лян, — не знаю, что бы со мной стало, если бы эти ублюдки довели дело до конца…
— Полиции удалось выяснить, кто они? — спросил я.
Лян вздохнул и чуть покачал головой. Моего взгляда он избегал. Странно, но, похоже, тут во время важных разговоров друг другу в глаза могли смотреть только дети.
— Понимаешь, мы тут не в самом простом положении находимся… — начал Лин, — мы не сильно отличаемся от бездомных. Мне удалось пристроить детей в настоящую школу — но их положение на одном волоске тяжесть в тысячу цзюнь. Настоящая, серьёзная проверка может кончится тем, что их заберут в детский дом. А сейчас, в этом возрасте, им никак туда нельзя. В семью их не пристроят, будущего они лишатся… и могут пострадать люди, которые помогли мне решить вопрос со школой. Понимаешь?
— Вы не были в полиции… — тихо сказал я.
— Не был, — вздохнул Лян.
— Есть хотя бы примерное понимание, кто это мог быть? Получается, дети тут в опасности.
— Они больше никогда не будут заходить в то крыло. И вообще гулять по центру. Мы поговорили и договорились, что теперь для них открыт только путь сюда и в город. Никак иначе. Я буду стараться сопровождать их везде, если только не буду на смене. Мы должны справиться.
— Понимаю… — тихо сказал я.
— И ещё, — снова вздохнул Лян, — любая проверка, которая обнаружит вас, закончится полной катастрофой.
Я помолчал немного. А потом ответил:
— Сколько у нас есть времени?
— Я не могу вас гнать. Вы спасли Ляна. Но и держать вас в неведении тоже не имею права. Меня могут снова посадить в тюрьму за укрывательство лаоваев. Я точно не помню, но, кажется, это может быть серьёзным преступлением.
— Мы… постараемся не задерживаться, — пообещал я.
— Спасибо, — улыбнулся Лян, — но пока рад помогать вам, едой и кровом. Может, чаю?
— Да, спасибо, — не стал отказываться я.
— Сделаю, пожалуй, зелёные спирали весны… они охлаждают… снаружи на духоте спать, наверно, не очень комфортно, но у нас сами видите.
Лян поднялся и включил газовую конфорку. Поставил чайник и вернулся за стол.
— Если вы и правда из России, я могу отвести вас к вашему консульству. У вас вроде нормальная страна, они должны помочь, если вы не совершили никакого преступления.
— Мы не совершали ничего противозаконного! — сказал я.
— Уверен, что так, уверен, — кивнул Лян, — у меня чутьё на такие вещи. Когда долго общаешься с преступниками, быстро учишься видеть людей…
— Вам… доводилось быть в тюрьме? — решился спросить я.
Лян покачал головой, но всё-таки ответил:
— Да. Когда-то у меня была совсем другая жизнь. Другие возможности. Другая семья… — на его лице появилось странное выражение, смесь грусти и нежности, — это было хорошее время. Я работал в партийной ячейке в районе Красного Моста. Дорос до зама. У меня всё получалось, и я решил, что достаточно умён и осторожен, чтобы начать рисковать с разными нечестными вещами… я был молод. Мне не хватало опыта, а мой наставник пошёл на повышение, и мы почти не общались в тот период. И я допустил страшную ошибку. Меня поймали на взятке, которую организовала группировка первого заместителя руководителя горкома…