Дима посмотрел на меня округлившимися от удивления глазами, а я поморщился — лишнего наговорил, выдал слишком многое о своем характере.
— Ну а что, а как иначе? — продолжил я, пытаясь оправдаться. — Это же чистое оскорбление. Я прекрасно его понимаю, если он бился до конца с тварями, удерживал город, а потом ему такое в лицо кидают. Хорошо ещё, что генерал жив остался. Ещё и цел, да не избит. В любом случае, такая несправедливость порождает много противоречивых эмоций. А мы можем предложить ему шанс начать все заново, причем с высокой позиции.
— Ладно, отмахнулся Дима, это все разговоры, что ты делать-то собираешься? — спросил он, отпив кофе с молоком и глядя на меня. — Его ведь скоро казнят. Каким бы хорошим и честным он не был, казнённым он нам пользы не принесёт.
— Твоя правда, — произнёс я задумчиво. — Но оставлять так дело нельзя, спасать его надо. И не только потому, что он может нам пригодиться, а просто человек он хороший. Ты ведь сам это видишь. Таких в беде оставлять нельзя, потому как подобных и так немного. А если таких вот Медведевых в обиду давать, то зло торжествовать начнёт. Всякие чинуши будут бал править, а смелые, пробивные, ревнители чести будут в аутсайдерах. Понимаешь меня? — поглядел я на Дмитрия.
— Тебе такое не по душе? — спросил он.
— Если есть возможность такого человека поставить рядом с собой, подружиться с ним, такой шанс упускать нельзя, — улыбнулся я.
Тем временем, пока мы болтали, ласка то и дело прыгала от меня к Дмитрию, то исчезала, то появлялась. Она была очень взволнована, будто её что-то сильно беспокоило. Она скакала по столу, принюхивалась к кофе в кружке Дмитрия, тут же фыркала и чихала, затем прыгала ко мне на колени, тыкалась мордочкой мне в лицо, затем снова прыгала к Дмитрию. Потом исчезала на несколько секунд, а то и минут, и снова появлялась.
— Успокой свою животинку, — буркнул Дмитрий, когда она в очередной раз едва не окунулась мордочкой в его чашку.
— Да пускай резвится. Мешает, что ли? — произнёс я, наблюдая за её выходками с улыбкой. Меня забавляло это маленькое, но такое энергичное существо, будто внутри него скрывался целый ураган эмоций.
— Ну, в целом, если отбросить высокопарные слова… — побарабанил пальцами по столу Дмитрий. — Мне он тоже понравился, и видно, что он толковый. Вот только вы даже нормально не поговорили, я слышал ваш разговор. Откуда ты знаешь, что он захочет вообще идти к нам на службу? Тем более, что чин у него был высокий, а тут идти на службу к… — он поморщился, — … к роду типа нашего. Я ведь понимаю, что у нас род не такой большой и именитый. Да и репутация наша в последние дни пострадала.
— Но что-то других посетителей я у него не заметил, — ответил я, вспоминая пустые коридоры и одинокую фигуру опального офицера. — Но в одном ты прав. Даже если он захочет с нами работать, я абсолютно не понимаю, как его оттуда вытаскивать. Варианты у меня есть, но как их провернуть — ума не приложу.
— Мой дед говаривал, не можешь принять решение — нужно выписать на бумагу все мысли, которые есть в голове. А там уже картина станет более понятная, — произнёс он.
С этими словами он действительно достал блокнот и ручку. Интересно, Дмитрия всегда был такой практичный подход к проблемам? Во всяком случае, человек с таким складом ума больше подходил на роль главы рода, нежели Александр Филиппович.
— Итак, что у нас есть? — произнёс он. — необходимо четко структурировать и выписать возможные решения: Его через три дня должны казнить, расстрелять, — и записал это в качестве первого пункта в блокноте.
— Злобин уже написал ходатайство и даже отправил в канцелярию, — произнёс я. — Говорит, что даже помилование готово.
Дима кивнул и записал следующий пункт:
— Помилование готово, — пробормотал он, выписывая следующий пункт в блокноте.
— Надо понять, как ускорить процесс и доставить помилование до момента казни, — произнёс я, наблюдая, как он старательно выводит буквы своим аккуратным почерком. — Либо найти причину отсрочить сам расстрел. Других вариантов, по крайней мере, сейчас, я не вижу.
Дима старательно все записал.
— Значит, отсрочить расстрел или ускорить получение исполнительным органом помилования, — повторил он, подчеркивая последнее слово для большей важности. — Твоя ласка перемещаться умеет. Может, её отправить в столицу к императору за помилованием? — хохотнул он.
В этот момент, будто услышав его мысли, Белочка действительно появилась и принялась прыгать по столу, завидев новую игрушку в виде блокнота и ручки. Она схватила зубками ручку, которую Дима вставил в пружинку блокнота, и тут же исчезла, вместе с самим блокнотом.
— Эй, куда⁈ — вскрикнул Дима. — Вот, Костя! Твоя зверушка у меня блокнот стащила!
— Да вижу я, — флегматично произнёс я, подперев подбородок рукой, совершенно не удивляясь такому повороту событий.
— И как теперь будем записи делать? — произнёс он, вздохнув.
— Да что там записывать? И так все понятно.
— Эх, — махнул он рукой, затем поглядел на меня. — Может, Злобину позвонишь? — предложил он.
— Кстати, это мысль, — произнёс я, задумчиво потирая подбородок. — Хотя… я уже звонил Злобину, он все, что мог, сделал, — добавил я после паузы.
— Что если попробовать с этим генералом самим созвониться? А еще лучше встретиться.
Я поглядел на Дмитрия:
— Ну да, это не плохая мысль все-таки, как бы там ни было, уверен: раз до генерала дослужился, значит, не дурак. Какая бы там ситуация не получилась, но подвергать расстрелу героя, который, пускай и перешёл определённую черту… — я потер переносицу, подбирая мягкую формулировку, — дело дрянное. Со слов Злобина — генерал и так одумался, но может он еще что сможет устроить.
— Точно! — воскликнул Дмитрий, — Например, с полковником Гориным договорится об отсрочке казни.
Я побарабанил пальцами по столу.
— Это неплохая мысль. Попробую-ка позвонить Злобину, узнать номер этого генерала.
Я действительно достал телефон, а в следующий миг ласка вновь появилась с зажатым в зубах блокнотом и выронила его на стол, прямо передо мной.
— Что⁈ — воскликнул вдруг Дмитрий, указывая пальцем на блокнот. — Я этого не писал!
Я перевёл взгляд на блокнот и увидел там надпись. Почерк явно был не Димин. Надпись гласила…
«Забавный зверёк, господин Пылаев, — значилось на блокноте. — Благо, что вы догадались блокнот прислать, а то я даже не знал, к чему вы мне это черно-белое чудо отправляете. Если у вас есть какие-то вопросы, помимо того, что вы обозначили — задавайте. А в целом всё так и есть — меня скоро расстреляют. Что же касаемо помилования… информация это, конечно, любопытная и многообещающая, но выглядит как насмешка, дабы дать мне надежду перед неминуемой гибелью. Это слишком уж жестоко. Надеюсь, что генерал Петрищев не настолько оскотинился, чтобы ещё подобным образом надо мной глумиться. В остальном же, право, даже не знаю, о чём у нас с вами может пойти диалог.»
Я ещё раз перечитал строчки, написанные мелким убористым почерком. Почерк был нервный, с сильным нажимом — человек явно писал в состоянии крайнего напряжения. Некоторые буквы выходили за границы линий, словно мысли автора не помещались в рамки обычного листа. Что же заставило этого человека так волноваться? Неужели только близость собственной смерти, или было что-то ещё?
Подняв голову, я посмотрел на Дмитрия тот пялился на ласку, что сидела довольная собой и демонстративно умывалась. Я тоже перевёл удивлённый взгляд на свою Белочку.
— Ты что, это у него там была, что ли?
Ласка, вдруг вставшая столбиком, явно от моего вопроса обрадовалась. Следом она подпрыгнула и принялась кружиться по столу, будто гоняясь за своим хвостом. Маленькое тельце изгибалось с неестественной для обычного животного гибкостью. Сделав три оборота, она вновь встала столбиком и наклонила голову набок.
— Совсем как сурикат, — с усмешкой произнёс Дмитрий, наблюдая за её поведением с неподдельным интересом. За это он удостоился полного уничижения взгляда.
Услышав его слова, ласка дёрнула ушами, искоса глянула на него и фыркнула, явно недовольная тем, что её сравнили со столь нелепым, по её мнению, животным.
Я же смотрел на неё круглыми от изумления глазами. Ведь все камеры были защищены, а выходит, что для неё эта защита ничего не стоит, и она может пробраться в любую камеру, какую захочет, вне зависимости от того, насколько мощные обереги и защитные артефакты на ней стоят. Вот это да! Если моя догадка верна, то это не просто зверушка — это существо с поистине уникальными способностями.
И тут до меня дошло ещё кое-что. События последних дней неслись с такой скоростью, что я, признаться, позабыл об одном факте — я ведь вчера, пускай и случайно, но попал в изнанку абсолютно без всякой червоточины, точно так же, как это делала моя чёрно-белая подруга. Это что же, выходит, я могу вот так же, как она, перемещаться? И даже попасть в камеру к Медведеву?
Пока я пребывал в размышлениях, Дима с усмешкой спросил:
— Может, ты ещё и ключи сможешь достать? От камеры?
Ласка фыркнула, затем исчезла, растворившись в воздухе как будто её и не было, а спустя мгновение появилась с удивительно знакомыми ключами в лапках — теми самыми, которыми офицер открывал замок двери Медведева.
Дима открыл от удивления глаза и прикрыл рот руками. Он обежал взглядом помещение, не видел ли этого фортеля кто-то лишний. Но благо, в кафе в этот час не было посетителей.
— Вот же ж! Ты бы её придержал, что ли, а то мало ли что она ещё стащит.
Я и сам от такого поворота едва не расхохотался в полный голос.
— Да, чувствую, у кого-то будут серьёзные проблемы из-за потери ключей, — хмыкнул я, потерев затылок в замешательстве и искоса взглянув на Белку.
Для меня уже было очевидно, что она вполне хорошо понимает человеческую речь. И в общем-то понятно, почему она так обиделась, когда я пытался её дрессировать, будто неразумную зверушку. В её глазах читался интеллект, возможно не человеческий, но определённо выходящий за рамки обычного животного сознания.