— Ты меня сможешь к нему провести? — спросил я у ласки.
Та повернула головку набок, изучая меня своими умными глазками.
— Что значит «привести к нему»? — спросил меня Дмитрий с заметным беспокойством в голосе.
Ласка же завертелась на месте и вновь уставилась на меня, словно пытаясь понять, действительно ли я говорю серьёзно.
Я поглядел на неё истинным зрением — она так и сияла энергией. Её белая аура пульсировала, то и дело вспыхивая, точно так же, как она сияла, будучи сгустком света, когда пыталась помочь мне выбраться из изнанки в наш мир.
Делать нечто подобное без подготовки — идея не самая лучшая, но какие у меня ещё есть варианты? Только пробовать. Я посмотрел на Диму — нет, при нём такое лучше не показывать.
Я повернулся к официантке, которая как раз проходила мимо:
— А где у вас уборная? — спросил я.
Девушка указала в дальний конец помещения.
— Я сейчас приду, — бросил я Диме. — Никуда не уходи.
— Куда мне уходить? — он, откинувшись на кресло, устало выдохнул. — Мне бы, если честно, отправиться на боковую. А то бессонная ночь даёт о себе знать.
Я же, никак не прокомментировав его заявление, просто кивнул и, пребывая в своих мыслях, смахнул со стола ключи от камеры, которая принесла ласка, направился в уборную. Ласка, сидевшая на столе, тут же исчезла и оказалась у меня на предплечье, уверенно устроившись там, словно ей принадлежало это место по праву собственности.
Я разместился в туалетной кабинке и уставился на своего питомца.
— Итак, Белка, показывай, как ты там исчезаешь, — строго прошептал я.
Затем поглядел на ласку истинным зрением. Она, глядя мне прямо в глаза, будто удостоверяясь, что я внимательно слежу, вдруг испустила мощное энергетическое излучение. Высвободившаяся энергия вызвала небольшое возмущение в энергетическом плане. Я отчетливо увидел, как пространство вокруг ласки подёрнулось рябью, будто став ненастоящим — тонкая грань между реальностями истончилась, образуя едва заметную переливающуюся пленку.
Ласка медленно, будто намеренно демонстрируя мне сам процесс перехода, ткнулась носом прямо в эту рябь. Она двигалась плавно, словно ныряла в густой кисель червоточины. В следующий миг её мордочка провалилась и полностью исчезла в этой ряби, оставив лишь колебания пространства в месте соприкосновения. Затем, оттолкнувшись задними лапками, она вся пропала в образовавшемся разрыве пространства, который словно втянул её в себя.
Я попытался просунуть руку в появившийся разрыв, но он меня не пустил, а воздух стал густым. Стоило ласке там исчезнуть, оставив после себя лишь легкое дрожание воздуха, энергия рассеялась.
Что ж… Я набрал полную грудь воздуха, сосредоточился, почувствовав, как энергия собирается внутри меня, затем высвободил небольшое её количество и выпустил в пространство перед собой.
Получилось у меня не так изящно и точно, как это сделала ласка — скорее грубо и неуклюже, но передо мной действительно появилось небольшое облако энергии, которая заставляла пространство вибрировать, будто воздух вдруг стал очень горячим и плотным. Частицы энергии танцевали перед глазами, переливаясь всеми оттенками спектра, которые были доступны только истинному зрению.
Я осторожно потянулся туда рукой и в следующий миг почувствовал, как она провалилась куда-то. Странное ощущение — словно погружаешь конечность в густой студень, который одновременно сопротивляется и затягивает тебя. Затем я вдруг понял, что если присмотреться, глядя через истинное зрение, то сквозь это марево видна изнанка — то самое пространство, пронизанное энергетическими нитями. Серо-фиолетовая бесконечность, такая опасная и одновременно притягательная.
Недолго думая, преодолевая инстинктивный страх перед неизвестным, я нырнул прямо туда с головой.
Глава 22Исповедь
Вокруг раскинулось пространство изнанки — одновременно тёмное и искрящееся разными цветами, пульсирующее энергетическими нитями, которые тянулись во всех направлениях, образуя сложную паутину связей.
«Я снова здесь,» — мелькнула мысль и я принялся оглядываться. Червоточины не видно, снова я оказался в том положении, что не знаю, как буду возвращаться. Меня на мгновение охватила паника — застрять здесь навечно не входило в мои планы. Но в следующий миг рядом со мной появилась белая яркая искорка.
Белка! Она вертелась вокруг меня, откровенно резвясь, оставляя за собой шлейф сверкающих частиц.
Здесь она выглядела как световой комок, но я живо представил её в образе ласки, прыгающей вокруг меня по полу — по крайней мере, повадки точно её. Энергетическая сущность, в которую превратилась моя питомица, излучала теплое, дружеское свечение, словно маяк в этом странном измерении.
Я повернулся, оглядевшись вокруг, и произнёс, во всяком случае, попытался:
— Ну, теперь веди меня.
Ласка, пускай я и не смог этого произнести вслух, каким-то образом поняла меня. Мысли она мои, что ли, читает? Она вдруг направилась куда-то вглубь Изнанки, да так стремительно, что я поспешил за ней, побоявшись, что попросту потеряю её из виду в этом калейдоскопе энергии.
Стоило нам начать движение, я тут же увидел серые тени, которые устремились в нашу сторону, извиваясь и стремясь дотянуться до нас своими эфемерными щупальцами. Но твари попросту не успевали за нами — мы скользили между потоками энергии значительно быстрее.
Пролетела Белка не так далеко, показалось, что едва ли метров десять, затем создала очередной энергетический импульс, заставив пространство изнанки завибрировать и искривиться, образуя нечто вроде воронки.
— Мне туда? — мысленно спросил я.
И ласка, будто в ответ на вопрос, принялась летать вокруг этого прорыва в пространстве, очерчивая его контуры и демонстрируя дорогу.
Недолго думая, преодолевая внутреннее сопротивление, я потянулся к нему рукой, почувствовал знакомое сопротивление, а в следующий миг вывалился прямо посреди камеры, растянувшись на полу. Первое, что увидел — Медведева, который, облокотившись о колено, сидел на своей койке, глядя на меня. И так задумчиво смотрел, словно наблюдал ливень в лесу.
— Интересная у тебя способность, дружище, — произнёс он, глядя на меня сощурившись. — Опасная, я бы даже сказал. Пылаевы же вроде бы огневики, а тут такой сюрприз. Не ожидал.
— Как есть, — пожал я плечами, отряхиваясь.
— Похоже, главе вашего рода наконец-то повезло. Ну, с чем пришёл? Рассказывай.
— Здравствуйте ещё раз, — произнёс я, пытаясь отдышаться после перехода.
— Здравствуй, здравствуй, — ответил он, искоса взглянув на дверь, будто переживая, что сейчас откроется смотровое окошко и оттуда покажется лицо контролёра. — Только громко не говори, чтобы нас не услышали, — предупредил он. — Слышимость здесь очень уж хорошая, несмотря на то, что стены такие толстые.
— Хорошо, — кивнул я.
— Вот и славно. Так с чем пришёл?
Я решил не ходить вокруг да около и выложил все начистоту.
— У нас образовался некоторый кадровый голод, — пояснил я, стараясь звучать деловито, хотя внутри меня одолевали сомнения. — Глава нашей гвардии предал наш род, напал на нас. Пришлось от него отказаться… уволить, так сказать.
— На тот свет, как я понимаю, уволить? — поинтересовался Медведев, и в уголках его глаз появились морщинки — признак иронии, которая, впрочем, не отражалась на его лице, сохранявшем серьезность бывалого воина.
Я кивнул, не видя смысла скрывать очевидное.
— Это правильно. Таких только так нужно увольнять. — Он задумчиво провел ладонью по короткому ежику седеющих волос. — А я чем могу помочь?
— Я активно искал замену. А вот Роман Михайлович Злобин порекомендовал вас как отличную кандидатуру. Вот и хочу узнать, готовы ли пойти к нам на службу?
Медведев рассмеялся так, что даже откинулся назад. Хоть смеялся беззвучно. А ещё, тут же зашипел от боли и поморщился, прижав руку к боку — видимо, ему хорошо досталось в той потасовке, о которой рассказывал полковник. Через тонкую ткань его тюремной робы я заметил темное пятно — рана, скорее всего, открылась от резкого движения. Но он, как настоящий солдат, лишь стиснул зубы и выпрямился, не показывая, насколько ему больно.
— Повеселил уже ты меня, Пылаев, — произнес он, пытаясь восстановить дыхание. — Вот только как я тебе служить-то пойду? Я ж в тюрьме, да и недолго служить тебе придётся — всего-то три дня. Я ведь знаю, когда у меня расстрел назначен.
В его словах не было ни страха, ни отчаяния — лишь констатация факта, словно речь шла о назначенном визите к врачу, а не о собственной казни. Этот человек уже принял свою судьбу, и это заставило меня проникнуться к нему еще большим уважением.
— С этим я и пришёл, — произнёс я, подаваясь вперед. — Я готов приложить все усилия, чтобы вытащить вас, но сами понимаете… нужно понять, готовы ли вы с нами вообще работать?
Медведев нахмурился, его взгляд стал жестким, испытующим — взгляд человека, привыкшего командовать людьми и принимать мгновенные решения в критических ситуациях.
— То есть, если я с вами работать не захочу, спасать не станете? — сощурился он, и в его глазах промелькнуло что-то, похожее на разочарование.
Это был правильный вопрос, бьющий прямо в цель. Он проверял меня — каковы мои настоящие мотивы, что за человек стоит перед ним. И я понял: солгать сейчас — значит потерять его доверие навсегда.
— Всё равно стану, — твёрдо произнёс я, прямо глядя ему прямо в глаза. — Нравишься ты мне, Медведев. Ты доблестный боец, и то, что о тебе говорят… — я запнулся, подыскивая правильные слова, — для меня будет честь, если ты согласишься работать со мной, но я готов в любом случае потратить силы, чтобы спасти тебя от смертной казни. Просто, потому что такие, как ты, должны и дальше жить, служить своему отечеству и приносить пользу.
Где-то за стенами камеры раздались шаги — караульные совершали обход. Медведев мгновенно напрягся, как хищник, готовый к прыжку, но тут же расслабился, поняв, что шаги удаляются. Эта реакция выдавала в нем человека действия, привыкшего жить в постоянной готовности.