— Я по старой дружбе, да, и из уважения, конечно же, промолчу, но впредь прошу эту тему больше не поднимать. Вот когда у меня будет на столе лежать помилование, тогда мы и поговорим об этом. А сейчас? Казнь назначена на среду, ровно в 9 утра. Вы приглашены поприсутствовать и засвидетельствовать торжество закона над нарушителями и преступниками. На эту церемонию тоже можете присутствовать, это всё, что я могу вам предложить. Но те вопиющие просьбы, которые вы тут озвучиваете, вы мне с этим прекратите!
Я наблюдал за этой сценой, сохраняя внешнее спокойствие, хотя внутри всё кипело. Горин обводил взглядом каждого, будто бросая вызов, смотрел так, будто проверял — найдётся ли хоть один, кто осмелится возразить. Никто не осмелился. Даже Петрищев, человек, облечённый властью, стоял, стиснув зубы и молчал.
Горин, видя, что его речь произвела нужное впечатление, продолжил уже спокойнее:
— Неужто вы свою работу так же делаете? Вот если к вам, господин мэр, культисты придут и скажут «сдайте нам город», ну что, сдадите? Или к вам, Петрищев, враг попросит крепость сдать. Вы что же, сдадите? Скажут: «ошибка вышла, крепость-то наша». И что же, послушаете вы? Нет, не послушаете! А я почему же должен идти против системы государственной даже ради друзей? Нет, не должен!
Мартынов уже не выглядел так самоуверенно. Он побледнел, то и дело поглядывая на жену. Я же тем временем лихорадочно размышлял: кто здесь может быть полезен? Кого можно привлечь к делу спасения Медведева?
— Медведев — уникальный человек, и, признаюсь, я получаю огромное удовольствие, общаясь с ним, — продолжал между тем Горин. — Он тоже является для меня эталонным человеком, и он бы ни в жизнь не согласился на такие поблажки, о которых вы меня просите. Вы бы о его чести подумали! Он же жизнь свою готов за страну положить, а вы хотите его лишить сохранения его чести!
Горин вдруг переключился на другую тему, и я не сразу понял, к чему он клонит.
— Нужно пользоваться каждой минутой, пока он жив, напитываться его доблестью, его мужеством. Вы вот, Петрищев, ни разу к нему не пришли, — Горин запнулся, но потом продолжил с новой силой. — И это вы мне говорите о бессердечии?
— Вы бы хоть бы пришли, не мне бы говорили о том, что вы ошиблись, что вы превысили свои полномочия, а Медведеву бы пришли и в лицо это сказали. Признались бы в своей безалаберности, посмотрели бы ему в глаза и извинились бы. Нечего мне говорить про бессердечие и про жестокость. Я лишь винтик в государственной системе, и я свои функции выполняю так, как должно. А вот вам, господин генерал, надо бы подумать…
— О чём надо подумать? — спросил Петрищев, который терпеливо выслушал нотации полковника.
Он покраснел, как рак, и стоял сейчас пунцовый. В этот момент мне стало жаль старика — всё-таки генерал, боевой офицер, а тут стоит и краснеет, пускай и заслуженно.
— А это вы уже сами решите, — произнёс начальник тюрьмы. — И знаете, что я вам скажу? Мне, безусловно, приятно ваше общество, но у меня очень уж много дел.
Он схватил ещё один бокал шампанского, опрокинул в себя, хекнул.
— А сейчас мне пора домой, меня ждёт супруга, а завтра меня ждёт много работы. Я бы хотел выполнить её как должно.
Горин поклонился присутствующим и быстрым шагом направился к выходу. В воздухе повисло напряжение, настолько густое, что его, казалось, можно было резать ножом. Все молчали, ошеломлённые этой вспышкой. Этой демонстрацией твёрдости и непреклонности.
Да уж, диалога здесь абсолютно не получается, очень уж тяжёлый человек Горин. Раз уж его не удаётся убедить никакими способами, и Медведев не собирается спасать свою жизнь, придётся брать дело в свои руки. Вот только с какой стороны здесь подойти и кто мне в этом может помочь?
Я поглядел на Петрищева, на мэра, а те лишь растерянно переглядывались. Полковник Горин был ниже их и по званию, и по статусу, но явно застал врасплох обоих, да так, что Петрищев до сих пор пылал щеками, а мэр же побелел. Мартынов и вовсе пытался оказаться непричастным, будто и вовсе ничего такого не хотел.
Барон лишь хмыкнул. Ему явно ситуация доставляла веселье — он стоял с бокалом в руке и с лёгкой усмешкой наблюдал за замешательством собравшихся. Вениамин, абсолютно не понимая, что здесь происходит, лишь бросал на меня косые взгляды да держался в тени барона.
Рыжий Груздин также не вмешивался в ситуацию, лишь внимательно слушал. Когда Горин отправился к выходу, он крепко пожал ему руку. Эти двое явно одного поля ягоды, да уж, что Груздину, что Горину в лапы лучше не попадать. И очень мне повезло, что тот револьвер взорвался в голове спрута, иначе добрался бы до меня, и потом доказывай, что Луиза была ассасином и пыталась убить большую часть семейства Пылаевых.
«Ладно, нечего дальше здесь делать. Действовать надо», — решил я.
— Господа, — обратился я к присутствующим, — я вынужден откланяться. У меня сегодня был невероятно тяжёлый день, а завтра день будет ещё более тяжёлый, и мне просто необходим отдых.
Мне нужно скорее покинуть этот дом, потому что у меня стал назревать план. План, который мог бы спасти Медведева, но который, я это точно знал, не понравился бы ни Горину, ни Груздину, а скорее всего никому из присутствующих.
Глава 5Закулисье
— Стойте, Константин, постойте же! — воскликнул мне в спину Петрищев, стоило мне направиться к выходу.
Я замедлился, обернулся.
— Вам есть что-то еще мне сказать? — спросил я
— Уж не хотите ли вы попытаться наедине договориться с Гориным? — спросил Петрищев. — Неужто вы не видите, насколько он несговорчив?
— Это да, — протянул мэр кивнув, — несговорчивый.
— А вы серьёзную заварушку заварили, Пылаев, — растянул губы в улыбке купец Мартынов.
— Отчего же я? — спросил я. — Эта заварушка была до меня заварена, я лишь пытаюсь человека спасти.
— Всё-таки пытаетесь, — вздёрнул палец Петрищев. — Это говорит о вас, как о прекрасном человеке! И у вас, конечно же, есть какой-то план? — спросил он.
— Боюсь, отвечать утвердительно на ваш вопрос было бы не совсем разумно, — произнёс я, окинув взглядом присутствующих. — Что могу сделать я? Второй сын не самого видного баронского рода, — скромно произнёс я.
Мартынов хмыкнул, хитро подмигнув мне. Он-то прекрасно знал, что даже у второго сына не самого видного рода могут найтись весьма неожиданные ресурсы. Особенно если этот второй сын связан со Злобиным.
— Ну, сегодня вы доказали, что способны на многое, — вежливо произнёс мэр Слуцкий. — Не хотите ли поделиться вашим видением на данную ситуацию?
Все взгляды обратились ко мне. Я почувствовал себя как на допросе — каждый из присутствующих пытался прочесть по моему лицу, что я задумал. А ведь я хотел уйти, надо ведь было генералу начинать всё сызнова… Хотя, признаться, задумал я нечто совершенно безумное. Но говорить об этом здесь, в логове потенциальных противников? Увольте.
Набрав полную грудь воздуха, я выдохнул:
— Казнь капитана Медведева станет огромной потерей для империи. На этом мне больше нечего добавить.
Груздин смерил меня пронзительным взглядом. Он молчал, но на его лице так и было написано: «Что-то ты точно задумал, я тебя насквозь вижу, парень». В его сторону я старался не смотреть. Слишком он проницательный и явно сможет создать проблем вне зависимости от того, какой степени криминальности план я выдумаю.
Мартынов то и дело заговорщически мне подмигивал, ехидно улыбаясь. Мэр с интересом смотрел на меня, Петрищев тоже. Но самый неприятный и цепкий взгляд был у барона Левина. Тот будто пытался определить, насколько я опасен и чего от меня следует ожидать.
Я же подсказывать ему абсолютно не собирался. Мы с ним враги, и рано или поздно мы с ним сойдёмся в схватке, это отчего-то было для меня очевидно. Не знаю, осознаёт ли это сам барон, но я ему тоже явно не нравлюсь. К тому же он чётко дал понять, что Злобин является для него врагом. И тот факт, что Пылаевы на стороне Злобина, является для Левина красным флагом. Он изначально будет рассматривать нас как потенциальных противников, а меня в первую очередь, учитывая, что сегодня было сказано.
Стоит ли обсуждать свои планы по спасению Медведева в таком обществе? Абсолютно не следует. Более того, это будет опасно, а значит глупо.
— Господа, — я слегка поклонился, — благодарю за гостеприимство, но мне, увы, пора. День был… насыщенным.
— Да-да, — подхватил Петрищев, — отдохните, молодой человек. Вам предстоит многое обдумать.
Раскланявшись со всеми ещё по одному разу, я наконец покинул дом Петрищева.
Не справедливо говорить, что этот ужин был бесполезен. По крайней мере, было одно ясно — никто из присутствовавших мне ничем не поможет. Все прекрасно понимали, какого масштаба трагедия намечается, но подставляться не собирались. Простой полковник, начальник тюрьмы, заставил их засомневаться и проглотить языки.
И плевать им, что герой такого уровня будет казнён из глупости и самодурства. Даже Петрищев, сколько бы он не изображал муки совести, похоже, и пальцем о палец ударить не планирует.
Да уж. Прогнило местное общество, хотя в этом есть и свои плюсы, ведь такими людьми легко манипулировать. Жалко, что у того же Груздина или у Горина не появилось желание во что бы то ни стало спасти жизнь капитана. Тогда я бы ни на миг не усомнился в том, что капитан выживет. А так — простые пустобрёхи, которые лишь изображают желание помочь, но ничего при этом не делают. Однако, если капитана удастся спасти, сразу первыми прибегут с заявлениями, как много они сделали.
Чинуши. В любых мирах и временах неизменны.
Выйдя на улицу, я решил пройтись до гостиницы пешком — вечер был ещё не поздний. Небо было светлым, а воздух на удивление чистым и пьянящим, несмотря на то, что я находился в самом центре города. Видимо, это достоинство подобных городов, которые расположены в лесистой местности.
Я глубоко вдохнул, ощущая, как уходит напряжение этого долгого дня.