Но Горин не сдавался.
— Глаза боятся, руки делают, не так ли? — то и дело приговаривал он слесарям, которые, не жалея дорогостоящего оборудования, методично вскрывали дверь за дверью. На каждую дверь у них уходило не менее часа.
К электрогенераторам они наотрез отказались подключаться, ссылаясь на то, что из-за что дорогое оборудование может попросту сгореть, поэтому пользовались исключительно газовым. Горин же отступать от своего плана не собирался.
Однако время неумолимо шло, и начальник тюрьмы сам даже оглянуться не успел, как уже было за десять часов вечера. И он даже не знал, что хуже: что часть заключённых сейчас изолированы, не кормлены целый день и тонут в собственных нечистотах, или что сорвана долгожданная казнь Медведева.
— Ну что ж, один-ноль в пользу диверсантов, — пробормотал он себе под нос. — Пускай таким извращённым способом, но они подарили Медведеву один лишний день жизни.
На ночь глядя его, конечно же, никто казнить не будет. Придётся отложить экзекуцию на завтра — если, разумеется, завтра не случится нечто подобное.
Медведев, как и прошлый мой визит, сидел на своей койке, внимательно глядя на меня.
— Я вам уже говорил, что вы ко мне зачастили? — спросил он с лёгким недоумением.
— Говорили, — охотно произнёс я. — Видите ли, я забеспокоился, что вам сегодня не смогут доставить еду, вот и привёз с пылу с жару пироги, — произнёс я, еле держась на ногах.
Сегодня было столько беготни, что сил у меня просто не осталось. Ласка и вовсе засыпала на ходу — стоило мне хоть где-то остановиться на несколько минут. Сейчас же она уснула прямо в процессе пережёвывания блинчика, так и валялась на боку, забавно подрагивая лапками, а из её маленькой пасти торчали остатки блинчика с творогом.
Как же я её понимаю! Сам не знаю, откуда у меня силы продолжать действовать. Если бы не заранее написанная записка с напоминанием, я бы точно не вспомнил о том, что планировал покормить Медведева ближе к вечеру. Хоть каша на его столе так и стояла традиционно нетронутая, видимо, сотрудники даже не стали убирать еду, чтобы он хоть как-то поел. Зато принесённые вчера сладости все же освоил.
И сейчас, задумчиво глядя на меня, решил не отказываться от угощения.
— Ну что, по кофе? — улыбнулся я, выставляя на стол два стаканчика заполненных кофе с молоком. Один предназначался мне, потому что только этот живительный напиток позволял мне хоть как-то держаться на ногах после бессонной ночи.
— Ну, будем, — произнёс он, принимая стаканчик и отпил. Затем, задумчиво помолчав, он спросил: — Ваших рук дело, что команда стрелков не пришла? И что сегодня ко мне вообще никто не заходил.
— Ну, я подумал, что вам нужно время прийти в себя, обдумать всё происходящее, да и дать вам денёк отдохнуть, — ответил я уклончиво.
— Не самая лучшая задумка, — произнёс он с горечью. — Я ведь уже столько дней казнь ждал, и каждый день был мукой, а вы мне новые дни оставляете.
— Я вам доставляю новые дни жизни… — твёрдо заявил я. — Я думаю, что следует смотреть на жизнь позитивно! А если смотреть только на тёмные стороны жизни, то так и жить не захочется, — сказал я, откусывая хрустящий круассан и запивая его ароматным кофе.
— Ну, раз уж вы здесь и раз уж день у меня дополнительный появился, — задумчиво произнёс Медведев, отпивая глоток кофе, — я попрошу вас об одном одолжении. Не могли бы вы доставить письмо моей супруге?
— О, вы женаты? — спросил я с искренним удивлением.
— Странно было бы, если бы человек в моём возрасте был не женат и не имел детей, — с прищуром посмотрел на меня он.
— Это точно, — произнёс я, хохотнув.
Сам я не припомню, были ли у меня в прошлой жизни дети или супруга. Вернее, женщин у меня явно было много — но была ли жена, одна единственная, родившая мне наследников? Не знаю. Память об этом стёрта начисто.
— Знаете, Медведев, — произнёс я после недолгого размышления. — Письмо я у вас возьму, но передавать до поры не буду.
— Как это? — удивлённо посмотрел на меня он.
— Я думаю, что у вас появится возможность самому передать супруге письмо. А возможно, даже перед этим прочитать его, порвать и выбросить, — произнёс я с загадочной улыбкой. — А сейчас я бы хотел оставить вас в одиночестве. Мне просто нечеловечески надо отдохнуть. Признаться, сам не пойму, как ещё держусь на ногах.
Встав со стула, я потянулся, чувствуя, как ноют все мышцы.
— А вам хорошей ночи, и верьте в лучшее. Я слышал, что если настраиваться на хороший лад, то только хорошее в жизни и будет происходить.
С этими словами я осторожно растолкал заснувшую Ласку, вынул из ножен на бедре кинжал и, готовясь к очередной схватке с ордами теней, провалился в изнанку.
Ничто не могло омрачить мне настроение — я сегодня выиграл целый день жизни для одного человека. Для кого-то это всего лишь один день, а для кого-то огромнейшая ценность, непонятная простым людям, что завтра просто пойдут на работу или будут заниматься обычными бытовыми делами. Как сказал один умный человек: всё в этой жизни всё относительно.
Глава 10Казнь. День второй
Тем временем все процессы по освобождению заблокированных зон не останавливались ни на минуту. Перекрытия и шлюзы вскрывали на протяжении всей ночи — работы было непочатый край. Не стоило забывать, что там по-прежнему находились заключённые, которые хоть и преступники, но тоже должны есть, гулять и обслуживаться согласно установленным нормам.
Как оказалось, заключённых в глубине учреждения миновала участь отравления. С одной стороны, неизвестные диверсанты проявили определённую гуманность — если бы и там заключённые были больны, это значительно усложнило и замедлило бы дальнейшее продвижение спасательных работ.
Но Горин продолжал свою титаническую работу, при этом ежечасно докладывая мэру о ходе мероприятий. Действовал он строго согласно предписаниям, не забывая при этом припомнить, что обязательно напишет подробнейший доклад о всех проведённых мероприятиях и участии каждого должностного лица. Во-первых, чтобы обезопасить себя от возможных обвинений, а во-вторых, чтобы уведомить вышестоящую канцелярию обо всех произошедших чрезвычайных событиях и о причинах, по которым казнь была отложена на целые сутки. Ведь вокруг этого дела поднялось немало суеты, да и, опять же, Горин уже заранее знал и мысленно готовился к тому, что большая часть заключённых обязательно напишет целый ворох жалоб относительно условий содержания. А это означало новые проверки, новые комиссии и новую головную боль для администрации тюрьмы.
Но он, стиснув зубы и собрав волю в кулак, продолжал неуклонно действовать. И даже если после этих суток его снимут с должности за превышение полномочий или неспособность справиться с ситуацией, главное, чтобы он знал — он сделал всё возможное, чтобы выполнить свою работу.
«Я сделал всё возможное, чтобы предотвратить ещё более ужасные последствия», — мысленно повторял он себе, словно мантру. Потому что худшее, что он мог сделать в этой ситуации, — это опустить руки и позволить хаосу окончательно поглотить учреждение.
После полуночи работы пришлось остановить — заключённые жаловались на невыносимый шум от слесарных работ, продолжали буйствовать, грозились, что будут жаловаться вышестоящим органам, и всячески препятствовали деятельности рабочих. Угрожали слесарям, что найдут их и их семьи на воле, если те не прекратят этот «беспредел». В итоге измученные слесари и вовсе категорически отказались продолжать работу в ночную смену.
Но утром работа вновь возобновилась с удвоенной силой. Горин лично проследил, чтобы каждый рабочий получил дополнительную охрану. Однако стоило работе встать хоть на какие-то благие рельсы, как появилась новая, совершенно неожиданная напасть.
Прямо посреди тюрьмы стали открываться странные разрывы в пространстве. Нет, это не были классические червоточины, о которых все знали. Просто прямо посреди пустого пространства вдруг появлялся небольшой зловещий разрыв, из которого пачками сыпались монстры — всякие разные, стаями по десять-двадцать особей. Пускай они были слабого зелёного уровня, только-только появившиеся и едва набравшиеся энергии, но даже в таком неокрепшем состоянии были способны порвать десятки беззащитных людей.
Ещё благо, что они появлялись не в камерах с заключёнными, а исключительно в коридорах и служебных помещениях. Благодаря этому счастливому обстоятельству всё обошлось без человеческих жертв, хотя несколько охранников всё же получили серьёзные ранения.
Горин тут же принялся докладывать мэру об этом чрезвычайном событии:
— Я не знаю, кто эти проклятые диверсанты, но у них, похоже, вообще ничего святого нет! — рычал он в трубку. — Устроить такое! Твари из червоточин посреди города!
Мэр слушал внимательно и хмурился всё больше. А ведь уже не первый случай такой! Ведь буквально недавно в центре города появился огромный спрут. Уж не связаны ли все эти жуткие события между собой? Слуцкий даже поставил себе мысленную пометку подробнее расспросить обо всём того самого Пылаева и выяснить, какое отношение он имеет ко всему происходящему. А вдруг это всё его рук дело, в том числе и тот самый злополучный спрут?
В этот раз Горин и Слуцкий по очереди стали названивать Петрищеву, словно устроив между собой негласное соревнование в настойчивости.
— Делай что хочешь, — заявил Слуцкий решительно, — но не поддавайся на угрозы Горина! Нельзя вводить туда войска просто так, без веских оснований. Тяни время любыми способами. Нам осталось всего ничего. Не знаю, кто это всё устроил, но мы уже целые сутки выиграли! — шипел Слуцкий в трубку Петрищеву. Он наплевал на всю прежнюю осторожность и на то, что Петрищев, если вдруг он записывает их разговор, сможет использовать эти компрометирующие записи против самого мэра.
Но ведь мэр сейчас прикрывал задницу самого Петрищева, а Петрищев, в свою очередь, должен был прикрывать мэра. Ведь все прекрасно знали, чем может обернуться смерть героя войны. И единственным человеком, которому было совершенно плевать на эти потенциально катастрофические последствия, был неумолимый Горин.