Михаил, от моего напора, ошарашенно покивал.
— Я все понял, конечно.
— Вот и прекрасно. Мне нужны не просто воины — мне нужны понятливые и надёжные бойцы. Вы остаётесь здесь, в тылу, а мы пойдём на передовую.
— Но мы же хотели идти с вами… я бы почёл за честь, если бы вы взяли нас в бой с собой!
— Но рисковать, оставляя дом без присмотра и без охраны, я тоже не могу. Поэтому останетесь здесь — тогда я буду уверен, что здесь всё будет в порядке. А храбрость свою вы покажете в обороне, не сомневайтесь.
Выступить решили ночью.
Ну как решили? Линдерман и Медведев давили авторитетом и убеждали, что выступать нужно немедленно, приводили разные аргументы, придумывали планы и тактики ведения боя. Но я стоял на своём, словно скала среди бушующего моря их возражений.
Дима поддерживал меня, даже несмотря на то, что оба вояки казались куда более опытными экспертами в военном деле. Дима несколько раз отводил меня в сторону, понижая голос до шёпота, уточнял, точно ли я уверен, что нужно делать именно так. И, каждый раз слыша утвердительный ответ, неизменно поддерживал меня, хотя в глазах его читались сомнения. Вот он умеет поддерживать командира.
Линдерман — вояка серьёзный, видавший виды, но дисциплину уважал превыше всего, и для него слово заказчика было священным законом. Хоть и скрипел зубами от моих решений.
— Господин Пылаев, ну вы поймите — мы же время теряем! — нервно расхаживал он взад-вперёд, постукивая пальцами по рукояти меча. — Завтра в шесть утра на вас нападут, попытаются взять тёпленькими, пока вы спите. Нужно выступать немедленно, пока у нас есть преимущество внезапности!
— Займитесь подготовкой, — попросил я его спокойно. — Мы выступим ночью. Поверьте, от лишних нескольких часов ничего кардинально не поменяется.
Уж я-то это знал точно — наоборот, как раз сейчас не следовало спешить. Время работало на нас, хоть они этого и не понимали.
В итоге мы выдвинулись, когда луна уже поднялась высоко в небо. Линдерман вместе с Медведевым настаивали, что нужно идти тихо через леса, красться по звериным тропам, избегая открытых пространств. Но я лишь презрительно фыркнул:
— Нет, господа, мы поедем по дороге. Как белые люди, а не какие-то там воры и разбойники. Поедем открыто и прямо, не прячась по кустам.
Вояки стали смотреть на меня как на законченного безумца. В их глазах я читал нескрываемое недоумение и растущую тревогу.
— Господин Пылаев, — произнёс Линдерман, сжимая и разжимая кулаки, — я боюсь, что наш с вами контракт может оказаться под серьёзной угрозой, если вы и дальше будете брать подобные… спорные решения на себя.
— Видите ли, господин Линдерман, — ответил я, не повышая голоса, — в этом деле нам с вами крайне важно научиться доверять друг другу. В девяноста процентах случаев я буду полагаться на вашу несомненную экспертность, однако в данном конкретном случае у меня есть некое… видение, и я настоятельно попрошу, чтобы вы к этому видению прислушались. И ещё мне понадобится весь запас вашего тяжёлого оружия.
— Это ещё зачем? — удивился Линдерман, приподнимая бровь.
— Вы же сами говорили, что нужно попытаться сохранить имущество Викентьевых.
— Я внял вашим аргументам и доводам, — улыбнулся я. — Раз мне не достанется их поместье, то я тоже не намерен оставять его врагу.
Линдерман заподозрил неладное, когда мы стали подъезжать к владениям Викентьевых. Воздух становился всё тяжелее, а в нём витал странный, тревожный запах.
— Почему никого нет? — пробормотал он, озираясь по сторонам. — Ни гвардии, ни паладинов? С их же стороны было нападение тварей — должны быть патрули, дозоры…
Я ничего не отвечал, продолжал сидеть и смотреть прямо перед собой, едва сдерживая усмешку.
— Вы скоро всё увидите, — произнёс я наконец.
А сам внутренне посмеивался — всё получилось как нельзя лучше! Даже любопытно стало, сам не ожидал такого исхода событий.
И спустя пятнадцать минут неспешной езды остальные тоже убедились в том, что я говорил правду. Мы остановились у высокого холма, с которого открывался превосходный вид на земли Викентьевых.
Медведев то и дело ворчал о том, что такая прекрасная позиция для обстрела, а Викентьевы даже не потрудились её занять — что за бездари у них в начальниках гвардии ходят! А потом, когда мы пешком поднялись на холм, он понял всё и замолчал, словно воды в рот набрал.
С холма открылся захватывающий вид на долину, буквально кишащую тварями оранжевого уровня опасности. И эти твари сейчас методично занимались тем, что разносили территорию Викентьевых по кирпичикам. От бараков паладинов и казарм гвардии не осталось камня на камне. Однако поместье Викентьевых строилось явно на века, с расчётом выдержать любую осаду — и это оказался последний отчаянный оплот сопротивления чудовищ.
А монстры-то были серьёзные! Мало того, что их было порядка пятисот голов, так ещё и почти сотня из них были оранжевыми — такой перекос в сторону высокоуровневых тварей был крайне необычным явлением. И я понимал недавнее недоумение паладинов и Зиновия, который удивлялся природе червоточины, которую я заполнил под самую завязку.
Это и правда был этакий магический парадокс, нарушающий все законы появления тварей в нашем мире. Обычно оранжевых тварей меньше десяти процентов от общей массы, а тут четверть.
Но как есть, так есть — твари, попавшие в наш мир, чувствовали себя уже куда увереннее. Они были сильны, опасны и безжалостны. По сути, нам там делать было нечего — только наблюдать за полнейшим разгромом Викентьевых, которые сами не подозревали, с какими силами связались.
Ну хотя чего уж скромничать — я тоже изрядно приложил к этому свою руку.
— Это ещё что? — услышал я довольный голос Медведева.
Он вдруг отошёл куда-то в сторону и углубился за какие-то развалины, спрятался за остатки хозяйственных построек. При том мне показалось, будто он провалился в какую-то яму или окоп. Спустя пару минут он вынырнул вновь, волоча за шкирку двоих гвардейцев — явно зелёных, совсем парни молодые, лет по восемнадцать-двадцать. На их потрёпанных эмблемах значились кабаньи головы — отличительные знаки Викентьевых. Лица у обоих были перепуганные, форма грязная, а в глазах читался настоящий ужас.
— Кажется, мы языков взяли, — произнёс Медведев с довольной усмешкой.
Двое парней, получив лёгкие затрещины от Медведева для острастки, покатились кубарем по земле и замерли, прижавшись друг к другу.
— Они были безоружные, что ли? — спросил Линдерман, оглядывая пленных.
— Да нет, винтовки есть, — ухмыльнулся Медведев. — Я их вежливо попросил оставить и не брать с собой на прогулку. Ребята оказались сговорчивыми.
— Ну что, парни? — обратился к пленным Линдерман, присаживаясь на корточки. — Сами будете рассказывать, что здесь стряслось, или вам помочь разговориться?
Линдерман как бы невзначай достал здоровенный нож, который крепился к его бедру. Оружие больше походило на тесак, и эффект клинок возымел знатный. Оба парня затряслись мелкой дрожью, их лица скукожились, будто они вот-вот готовились разрыдаться от страха.
— Так это… твари напали! — выпалил один из них, торопливо.
— Вы подмога? Вы паладины? — с надеждой затараторил второй, надеясь на спасение.
Они всматривались в лица наёмников, пытаясь понять, кто перед ними стоит. Но тщетно — гербов у наших бойцов на формах не было, а из паладинов был только один Кирилл, и тот не отсвечивал своим статусом.
— Нет, мы не подмога, — отрезал Линдерман. — Но мы хотим знать, что здесь стряслось. И лучше рассказывайте всё как есть.
— Так это… мы готовились к нападению на земли Пылаевых, — принялся рассказывать один из них совершенно искренне, бесхитростно. Его лицо явно не выражало глубокого интеллекта — простой деревенский парень, попавший в гвардию по призыву. — Всё шло по плану, всю технику подтягивали, позиции занимали. А потом вдруг господин Викентьев — ну, наш господин — приказал отводить все войска в противоположную сторону.
— От чего же? — нахмурился Линдерман.
— Федоскин — наш начальник гвардии — долго не мог сообразить, что произошло. Ведь если Пылаевы в другой стороне, зачем отводить войска в противоположную сторону? Но Викентьев требовал, чтобы всех перебросили, всех до единого и готовились к сражению. Господин барон орал так, что даже я слышал, а я стоял в конце строя!
— И что дальше? — поторопил его Медведев.
— В общем, нас оставили здесь — пять воинов для контроля за территорией, а потом началось… — он указал в сторону бушующего моря из тварей. — Мы не знаем, что с этим делать! Нас всего двое осталось.
— Наши ребята отправились на подмогу, но их тут же разорвали, — всхлипнул второй воин. — Мы остались здесь. Что мы сделаем с двумя винтовками. Если вы нам поможете… то помогайте! Сами мы туда точно не полезем.
— Понятно, — произнёс Линдерман, с презрением поглядев на горе-воинов, затем кивнул Пронину.
Отставной майор подозвал двоих своих бойцов и указал на гвардейцев барона Викентьевыа:
— Этих связать покрепче и куда-нибудь уберите с глаз долой, чтобы не мешались.
— Что значит — связать⁈ — возмутились было они в голос, но их уже никто не слушал.
Я заметил несколько ярких вспышек на крыше главного здания поместья. Неужели нас заметили? Но нет, там стояли трое человеческих фигурок — отсюда было не так хорошо видно, кто это конкретно. Одарённые запускали боевые способности по тварям, пытаясь хоть как-то проредить их численность, но толку было мало. Да уж, удачи им в этом деле.
Викентьевы особо уровнями не блещут, как и я, собственно. В оранжевых тварей так просто не постреляешь, тем более в таком количестве. Нужны другие методы.
Я достал из внутреннего кармана магафон и набрал номер, который заранее выяснил у Злобина.
— Виталий Сергеевич, доброй ночи, — произнёс я, когда трубку подняли.
В ответ раздался взвинченный голос:
— Кто говорит? — мужчина на том конце тяжело дышал, а на фоне слышались какие-то крики и шум. Оно и понятно — Викентьеву-старшему сейчас было явно не до светских разговоров.