– И правда неожиданно, – смеюсь я, совершенно не понимая, к чему был весь этот допрос.
– Ты ответила на кучу вопросов о себе даже не задумываясь. А знаешь почему?
– Ну-ка просвети меня.
Марта торжественно тычет пальцем мне в лоб:
– У тебя в голове не только лёд! И это, детка, чертовски круто! Уверена, Лэнгтон может часами обсуждать программы своих конкуренток, но спроси её о чём-то другом – и что она ответит?
– Что у неё нет времени на это всё? – заканчиваю я фразу за неё.
– Именно! Шайка коньковых вообще ни о чём другом никогда не разговаривает. Поэтому мы давно оставили попытки подружиться с кем-то из них.
– Они элита! – вставляет Джекки с выражением скорее пренебрежения, чем восхищения.
– Да уж! Сначала входит их высокомерие, а потом уже они сами, – смеётся Тоби, делая плавное движение рукой в воздухе.
Надо же, я никогда не задумывалась, как мы, профессиональные спортсмены, выглядим со стороны. Конечно, это может быть частным случаем, и не у всех нас лёд вместо мозгов, но всё же… Высокомерные? Хм, в это я могу поверить. Ведь именно непомерное эго и искусственно выстроенная иерархия мешают мне тренироваться в здоровой атмосфере. Постоянно приходится быть начеку, ожидая подставы от Лэнгтон или её «свиты».
– Ребята, профессиональный спорт – это не шутки. И, честно говоря, все спортсмены немного… того, – я неожиданно решаю защитить своих «коллег». Может быть, потому что сама понимаю: когда дело касается фигурного катания и соревнований, я тоже не совсем нормальная.
– Просто мы не особо видим жизнь за пределами льда. Всё внимание сосредоточено только на одном, – заканчиваю я своё оправдание.
– Тогда как так вышло, что ты видишь? – Марта прищуривается, словно пытается разгадать мой секрет.
Я улыбаюсь, вспоминая мамины слова: «Катайся ради катания, а не ради куска металла. Лёд должен быть твоей стихией, а не тюрьмой».
– Меня немного по-другому воспитали, – подмигиваю ей, оставляя детали за кадром. – Поверьте, у меня тоже лёд головного мозга. Чем ближе Олимпиада, тем дурнее я становлюсь, – хихикаю, предупреждая их о своей нарастающей одержимости побеждать всех и вся.
– Нам пригодится твоё упорство, – успокаивает меня Дон с теплотой.
Окончание перемены прерывает нашу беседу, и мы разбегаемся по своим аудиториям. Кажется, у меня появились друзья. И это именно то, что мне сейчас нужно.
***
В спорткомплексе я оказываюсь за час до тренировки. Нужно заглянуть к «прекрасному» доктору Максвеллу: выслушать его лекцию о том, как ужасно тренироваться с «пустяковыми» синяками, потратить двадцать минут на спор и выйти с допуском до тренировки за пятнадцать минут до её начала. Идеальный план!
Я подхожу к кабинету и поднимаю руку, чтобы постучаться, но не успеваю.
– Зефирка? Что ты здесь делаешь так рано? – голос Курта раздаётся за моей спиной. Его бархатный тембр парализует меня на месте.
Медленно оборачиваюсь и натягиваю очаровательную улыбку:
– Доктор Максвелл, – сладко протягиваю его имя, хлопая ресницами. – Не терпится пройти у вас осмотр.
Если бы соблазнение врача гарантировало мне выход на лёд, я бы так и сделала.
Стоп. Я правда подумала о том, что готова соблазнить доктора ради справки? Чёрт! Этот человек слишком плохо влияет на мою психику.
– Ты отвратительная актриса, Сена, – он закатывает глаза и открывает дверь кабинета. Широким жестом приглашает меня войти первой.
– Зато фигуристка хорошая, – бросаю через плечо и прохожу внутрь.
Я весело разворачиваюсь на носках, но звук захлопывающегося замка заставляет меня замереть.
Запирает. Дверь.
Холод пробегает по спине. Все мои фантазии о нём мгновенно превращаются в нелепый бред незрелой девчонки. Я вовсе не хочу оставаться с ним наедине в ситуации, где не смогу сбежать.
– Рассказывай! – его резкий тон прерывает мои тревожные мысли.
Курт стоит у двери, скрестив руки на груди. Он не надвигается на меня угрожающей походкой хищника и не сверлит взглядом. Скорее выглядит усталым и раздражённым.
– Я не понимаю… Зачем ты запер дверь? – мой голос звучит тише, чем я ожидала.
Он бросает небрежный взгляд на замок за своей спиной, словно сам не заметил, как только что повернул ключ.
– Тебе некомфортно? – спрашивает он, тут же поворачивая ключ обратно. В щелчке замка слышится извинение. – Привычка. Раньше я работал с футболистами, и в мой кабинет постоянно кто-то врывался. То журналисты пытались что-то вынюхать о травме игрока, то фанатки мечтали затащить звезду футбола в ЗАГС. Да и сами парни любили вваливаться, будто это их личная раздевалка. Поэтому я всегда закрываю дверь, если у меня осмотр или конфиденциальный разговор.
– Значит, футбол? – мои глаза расширяются от неожиданности. Кажется, доктор Максвелл ещё интереснее, чем я думала.
– Европейский футбол, – уточняет он с лёгкой усмешкой. – Тот, в который ногами играют.
– Я знаю, – смеюсь, удивлённая тем, что он решил объяснить мне очевидное. – Я же из России.
– Точно!
– Да, у нас тоже играют в европейский футбол, не поверишь.
– Думал, вы там только в хоккей умеете, – бросает он с лёгкой насмешкой.
– Не только, но ты прав: всё, что связано со льдом, у нас получается лучше, чем на траве.
– Суровый народ, – хмыкает Курт, и его губы растягиваются по сторонам.
– Ещё какой… – отвечаю я сдержанно, застенчиво улыбаясь и опуская взгляд.
В комнате воцаряется тишина. Мы обсуждаем обычные вещи, но между нами повисает странное напряжение. Кажется, будто за этими словами скрывается что-то большее. Флирт? Или мне это только кажется? Во все наши предыдущие встречи мы спорили и доказывали друг другу свою правоту, а сегодня впервые просто разговариваем – и это слишком приятно. Приятнее, чем должно быть.
Но вдруг Курт отталкивается от двери и направляется ко мне. Я не успеваю ничего предпринять – он оказывается рядом слишком быстро. А его следующий вопрос мгновенно меняет настроение в кабинете.
– Откуда у тебя мозоли? – голос звучит спокойно, но настойчиво.
Максвелл сохраняет безопасное расстояние, но его близость всё равно кажется почти интимной.
– Новые коньки, – отвечаю я, чуть запнувшись и тут же мысленно даю себе подзатыльник.
Соберись, Золотова! Убедительнее!
– Враньё! – он не повышает голоса, но его уверенность звучит как приговор.
– Это твои проблемы! – резко развожу руками, стараясь выглядеть непоколебимой.
Вот это уже лучше. Не дай ему сломить тебя!
Курт опирается руками на кушетку по обе стороны от меня, склоняясь чуть ближе. Его поза выглядит расслабленной, но в ней чувствуется давление.
– Я тоже был профессиональным спортсменом и прекрасно знаю: ты врёшь. Любой фигурист знает, как разнашивать новые коньки. Хреновая из тебя спортсменка выходит, если ты так и не научилась этого делать к восемнадцати годам, – он намеренно задевает меня, провоцируя на эмоции.
– Я просто не успела этого сделать! – парирую громче, чем планировала.
– Почему тогда не каталась в старых?
Заминка. Думай быстрее!
– Выбегала в спешке, схватила первые попавшиеся! – выкручиваюсь я с натянутой самоуверенностью.
– Почему не вернулась их поменять? – острый взгляд Курта подлавливает меня, как безмозглую рыбешку в озере.
– Что ты ко мне пристал?! – взрываюсь я и вскидываю руки в раздражении.
– Ты врёшь! Говори правду: что случилось с коньками? – ещё жёстче приказывает он, забывая о всяких приличиях и личных границах.
– Я не обязана тебе ничего объяснять! – выпаливаю я прямо в лицо Доктору – Доставучему индюку – Максвеллу и оказываясь ещё ближе к его лицу.
– Сена! Не выводи меня!
Я подвисаю. Воздух между нами густеет, пропитывается электричеством, пульс ускоряется и запускает вибрацию в каждой молекуле. Наши взгляды пересекаются, как два клинка, гнев и упрямство, которые столкнулись в безмолвном поединке.
Мы стоим на грани – ещё немного, и эта зыбкая черта будет стерта. Кажется, что пространство вот-вот разорвётся от накала эмоций. Вот тебе и медицинский осмотр – фарс, который грозит обернуться полем битвы. Я не знаю, кто из нас первый сорвётся, но ощущение неизбежности витает в воздухе. Молитесь за нас обоих: не факт, что здесь останутся выжившие.
– Да пошёл ты! – в сердцах выкрикиваю я, толкая Курта в грудь. Порываюсь уйти, но его сильная рука мгновенно перехватывает меня за талию. Одним уверенным движением он усаживает меня на кушетку, будто я совсем ничего не вешу.
– Ты совсем охренел?! – мой голос звучит возмущённо, но дрожь в нём выдаёт смятение.
Максвелл срывает с моего плеча сумку и, не теряя ни секунды, достаёт из неё коньки.
– Что ты делаешь? – испуганно спрашиваю я, но даже не пытаюсь остановить его. Всё моё тело будто заковано в ледяные оковы. Не то чтобы я боялась его, нет… Но то, с какой лёгкостью и властностью он усадил меня на это чёртову кушетку, заставляет моё сердце биться чаще. Это странное сочетание возбуждения и покорности застает меня врасплох.
Он может скрутить меня, как захочет. Может сделать со мной всё, что пожелает.
Эти мысли отдаются где-то глубоко внутри моего тела совершенно неправильной реакцией.
Золотова, очнись! Ты должна бояться! Он же грубо схватил тебя!
Мысленно кричу я самой себе. Но разум словно уходит в тень, уступая место чему-то первобытному и непозволительному.
Я остаюсь сидеть на кушетке, ошеломлённо наблюдая за тем, как Доктор – Ходячий секс – Максвелл внимательно осматривает мои новые коньки. Его лицо остаётся бесстрастным, словно он решает что-то исключительно важное. Затем Курт аккуратно убирает их обратно в сумку и, не удостоив меня даже взглядом, возвращается к своему столу.
Он что-то пишет на небольшом листке бумаги, его движения чёткие и быстрые, закончив, протягивает мне записку.
– Иди на свою тренировку, Золотова.
– И… и всё? – мой голос предательски дрожит. Я не могу понять: что это было?