ную выправку, неловкость на этой гребаной церемонии испытывали все – и я с Библиотекой, и свидетели, и, как я подозреваю, остальная часть группы.
Батя просил без самодеятельности – присутствует высший офицерский состав. Но дед невесты прибыл уже вмазанным и с баяном на груди. Поддавал короткими завываниями по ходу пьесы, а уж когда в ведомственные бумаги легли два росчерка – моя подпись и подпись Библиотеки, торжественный распил затмил липкий пафос регистраторши.
– Теперь вы – семья, и да будет ваш союз нерушим, как… – надрывалась та с застывшим оскалом на красном лице.
Военный оркестр счел нужным вмешаться и с пробивной мощью раньше положенного зарядил Преображенский марш.
Библиотека вздрогнула и скосила на меня взгляд. Ощутимо. Я зачем-то тоже на нее посмотрел. Одним глазом, не теряя выправки. Но все же.
Зал держался так же стойко. Со строгими, как на присяге, лицами.
Мельтешили в этой вымученной торжественности только фото- и видеографы.
На хрена еще эта память?
Стиснул зубы. Кулаки сжал.
А тут как раз хлынули «Амурские волны».
Гости расступились, и мне ничего не оставалось, кроме как пригласить Библиотеку на первый танец. Молча подал руку, она без промедления вложила свою, и я увлек ее к центру зала, чтобы закружить в таком же вынужденном, как и все на этой гребаной свадьбе, вальсе.
Одна ладонь на пояснице Библиотеки, во второй – ее кисть, ледяная и как будто безвольная. Я тоже не горел желанием смыкать пальцы, но приходилось проявлять твердость, иначе бы ее рука попросту выскользнула.
Раз-два-три, раз-два-три. Легкий наклон вперед. Разворот. Смена направления.
Все движения, как в строю – без души, тупо автоматизм и механика.
Библиотека держала спину прямо, голову – высоко, взглядом так же неохотно елозила по моему лицу. Я на нее вообще не смотрел. То есть делал вид, конечно. По факту – сквозь нее.
Подъем. Вниз. Вращение. Смена шага.
Иногда ловил ее чуть отрывистое дыхание на своем подбородке. Этого было не избежать. Оставалось только игнорировать.
Кто-то утирал слезы, кто-то улыбался, кто-то аплодировал – периферийно оценивал происходящее в зале. Тот самый дед, очевидно, подстроившись под оркестр, с важным видом разрывал баян.
Финальный поворот. Я плавно развернул Библиотеку, машинально перехватил напряженный взгляд и выверено наклонился, слегка коснувшись лбом ее волос.
Один вдох, два удара сердца, и вальс закончился.
Я тут же разжал пальцы и, сведя физический контакт к минимуму, повел новоиспеченную, мать вашу, жену к ожидающим нас гостям.
Первой подлетела, опередив моего охреневшего отца, теща.
– Мои любимые! Мои драгоценные! Ну какие же вы красивые! – завопила на весь зал, хватая нас за руки и притягивая к себе в удушающем объятии, от которого у меня затрещал не только позвоночник, но и шея.
Несло от этой, блядь, тещи мыльными духами, шашлыком и алкоголем.
– Ой, ну что стоите, как истуканы? Целуй жену! Целуй давай, молодчик, чтобы все видели, какая у нас любовь! Давай, не стесняйся, шо ты как неродной! Ну, народ ждет! Руслан! Шо ты за мужик вообще?!
Я попытался вежливо отстраниться, но она вцепилась в мое предплечье как клещ.
– Мама, перестань, – зашипела на нее Библиотека. – Я же тебя просила… Господи, мама… Я тебя умоляю…
Потрепав дочь по щеке, теща сипло расхохоталась. Грудь ее тряслась, как две раздельные многоэтажки на Вранча при семибалльном подземном толчке.
– Ну принцесска моя! Ну дочечка! Ты только посмотри на себя! Какая женушка! Какая лапочка! Красавица! Ну а муж у тебя – ух! – настоящий боец, защитник, а не какой-то там… – она сделала театральную паузу, закатив глаза, и на всякий случай обняла меня еще крепче.
Стоящий рядом с нами отец с гробовым выражением лица пытался принять действительность, к которой сам же, сука, указал курс.
– Не, ну шо вы, как два истукана? А?! Несите шампанское, а то молодые стесняются!
Толпа засмеялась, кто-то в шутку свистнул, и через пару секунд перед нами уже материализовался официант с подносом.
– Ну давай, давай, зятек! За любовь, за счастье, за мою доченьку! – затарабанила, вынуждая меня взять бокал. Библиотеке в лицо выдала: – Тебе пить нельзя. Так что, сегодня мать за тебя! – хохотнув, сняла с подноса второй фужер. – Пусть в жизни у вас будет все, кроме печали!
Алкоголем, конечно, проблемы не решить, но это все, что у меня на тот момент было. Под пристальным взглядом отца влил в себя всю дозу.
Теща довольно кивнула и, подмигнув, лично перевела меня в ранг родственников.
Сухо прижался к холодным губам Библиотеки. Она не шевельнулась. И слава Богу. Избегая зрительного контакта, отвернулся.
В этот момент подоспела моя мама. Потеснив тещу, взяла подрагивающую невесту в свои руки.
– Людмила Сергеевна Чернова. Одна из нас. Поздравляю, дочка!
Меня передернуло.
А тут еще отец:
– Что ж, сын, поздравляю. Первую проверку прошел.
Дальше я не слушал. Заторможенно моргая, смотрел прямо перед собой.
Голоса вокруг сливались в гул, как шум прибоя – однообразный, навязчивый, от которого никуда не деться. Теща что-то восторженно трещала, кто-то хлопал по плечу, кто-то жал руку, кто-то отвешивал советы… Я просто стоял и делал вид, что принимаю.
– Главное, сынок, запомни: в браке, как на службе – шаг влево, шаг вправо… – пожилой майор, с орденами на груди, качнул стаканом, не договаривая.
– …И ты либо в звании растешь, либо на губу садишься, – подхватил второй, чуть моложе, капитан.
– А мне отец говорил, что в браке все как в наряде – сначала думаешь, что быстро отбудешь срок, а потом смотришь – уже двадцать лет прошло!
Хохот.
Я вяло дернул уголком губ.
– Ой, ну вот! – вклинилась теща. – Вот что значит настоящие мужики! Вот что значит семья!
Я машинально поднял бокал и глотнул, не чувствуя вкуса.
Мама занимала Библиотеку, фиксируя новый порядок вещей. А отец, все с тем же каменным лицом, смотрел на меня – въедливо, как надзиратель.
Будто ждал, что я выдам.
Ни хрена. Ни хрена не дождется.
– Так, курсанты, на общее фото! – скомандовал батя, лишь бы додавить.
Я сжал челюсти, отставил бокал и молча двинул в указанную какой-то организаторшей сторону. Сгрудили нас в два ряда у драпированной стены с гербом страны и развевающимися флагами.
– Ну, молодые, вы чего? В центр! Мила, Руслан, ну ближе друг к другу! Давайте, давайте!
Стиснув зубы, притянул ее к боку.
С другой стороны застыл расслабленный после нескольких рюмок Косыгин.
– Ну что, людоед, запомнишь этот день? – пробубнил расхлябанно, не поворачивая головы.
Задний ряд чуть не лег.
Кто-то прыснул, кто-то откровенно заржал, кто-то хрипло кашлянул, прикрывая смешок.
– Заткнитесь, – приказал я без ощутимого напряга.
Словно мне, блядь, в самом деле похрен.
– Ой, какие ж вы у меня красивые! – запричитала теща, размахивая платком. – Ну быстрее, не на параде же! Пора в ресторан!
Сука, ну что за цирк?!
Пока смотрел в объектив, подсознание выбросило из своих недр другое фото.
Первый курс. Мы после полигона. В пыли, форма потная, кто-то с синяками, кто с дурацкой ухмылкой, Библиотека серьезнее, чем дежурный офицер на разборе косяков.
– Улыбаемся! Снимаю! – скомандовал фотограф.
Вспышка ударила по глазам, нанося чертовой реальности новую трещину.
Занавес.
Глава 2. Горько!
Если бы кто-то когда-то сказал, что я стану женой Руслана Чернова, я бы не посчитала нужным даже комментировать эту глупость.
До конца четвертого курса это было не просто маловероятно. Это было исключено.
Хоть мы с Черновым и учились в одной академической группе, по факту пересекались редко. Вращались в одном пространстве, но жили в разных мирах.
До той самой ночи.
Сделав маленький глоток воды, я неохотно повела взглядом в сторону Руслана. Он, как и полчаса назад, сохранял военную выдержку и эмоциональное отчуждение.
Лицо – каменное. Спина – прямая. На кителе – ни одной расстегнутой пуговицы.
Опуская взгляд, я попыталась сделать вдох, но корсет платья вдруг показался слишком тугим, заставив меня сбиться с естественного такта.
На мгновение организм будто перестал меня слушаться.
В груди сначала затрещал костер. А в нем уже, сгорая, беспокойно забилось сердце.
Замерла, чтобы восстановить контроль. А потом задышала – коротко, осторожно, неглубоко.
Свадьба, которую организовали родители Чернова, конечно, отличалась от тех нескольких провинциальных гуляний, на которых мне доводилось бывать.
Все чинно, благородно, будто по уставу.
Никаких сомнительных конкурсов, никаких разгульных песен, никаких вульгарных танцев.
Только стихло внушительное «Комбат, батяня, комбат…», на сцене появился новый почетный гость.
«Как молоды мы были…» – зазвучало красиво, мощно и проникновенно.
На экране между тем замелькали фотографии нашего курса.
С присяги, аудиторий, строевых, занятий по тактике, полевых учений, марш-бросков, стрелкового полигона…
Мы с Русланом всегда далеко друг от друга.
Но смысл не в том.
Подполковник Чернов, как проректор по воспитательной работе, всегда уделял внимание таким вещам, как дисциплина, товарищество, путь от курсантов к офицерам.
Эта песня и кадры из нашей юности – не просто дань традиции, а напоминание, какими мы были и кем должны стать.
А еще… Неприятный акцент, что мы с Черновым – первые на курсе, кто, пусть и без собственного желания, но умудрился создать семью.
В какой-то момент на экране появился снимок, где крупным планом был запечатлен один Руслан. Чуть развернув голову, будто его окликнул фотограф, он смотрел в кадр с обычным для него снисхождением, вполне привычным недовольством и тяжелым вызовом. Но было в этом взгляде и нечто другое – пробирающее до дрожи.
Первый тайм мы уже отыграли,