Взметнувшись, я на мгновение запуталась в простыне. Это лишь сильнее разозлило.
– Закрой, пожалуйста, дверь, мам! Я еще сплю, разве непонятно?
В сторону озвученной мной просьбы она, что в принципе ожидаемо, не бросилась. Вместо этого уперла руки в бока, выставила ногу и давай притопывать.
– Ты как это с матерью разговариваешь? Может, мне еще поклониться? Барыня! Вот родишь своего – поймешь, что значит быть матерью! Я тебе то, се… – вскинув руки, замотыляла открытыми ладонями из стороны в сторону. – А ты, как принцесска на горошине, вечно недовольная! Все ей не так, все ей не эдак! Беляши на столе, суп на плите, компот в холодильнике, шарлотка на подносе. Хлеб нарезан, чайник вскипел, ложку тебе ко рту поднести, что ли? – тарабанила без каких-либо пауз. В пылу успела выйти в коридор и метнуться в свою комнату. Уже поправляя леопардовые бриджи у зеркала в прихожей, отчеканила: – Все. Я ушла на рынок.
– Давай, – выдохнула я вяло.
Но уйти с первого раза – не в ее характере.
– И не лежи мне тут голодная, слышишь? Чтобы все съела! – задержалась со своими наставлениями. – Иначе я тебя командирую к мужу, ясно?
Я вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
– Поем, мам.
Не успела она удовлетворенно кивнуть, как задребезжал домашний телефон. Недовольно цокнув языком, отправилась снимать трубку.
– Алло… Аха-ха-ха… Да где ж нас разбудишь? Мы же не барыни! С четырех утра на ногах!
Я слушала ее трескотню, уставившись лицом в стену. Казалось бы, ничего необычного, но за грудиной зрело неприятное предчувствие.
– Ну что вы, что вы… – интонации сменились. Я напряглась. Но быстро расслабилась, когда донеслось: – Я переору любого соловья! Аха-ха-ха… Дома, конечно! Где ж ей быть?!
И снова я напряглась.
В тревоге обернулась. Мама уже смотрела на меня.
– Людка, к телефону, – выдала, прижимая трубку к плечу. – Свекровь, – прошипела, безобразно гримасничая. И будто этой информации недостаточно, уточнила: – Светлана Борисовна!
Я вскочила, трясущимися руками накинула халатик и двинулась к аппарату.
Чуть не выронив трубку, кое-как пристроила ее к уху.
– Алло… – протянула я тихо.
– Милочка, доброе утро, – поприветствовала меня свекровь.
Вроде и ласково назвала, как не называла даже мама, но голос при этом не смягчился.
– Доброе утро, Светлана Борисовна.
– Второй день не могу дозвониться тебе на мобильный. Все в порядке? Как твое самочувствие?
В памяти всплыл тот самый визит в медцентр при МВД, после которого о моем положении узнал Чернов. Не то чтобы я собиралась скрывать свою беременность, но предпочла бы, конечно, обсудить все без вмешательства руководства. Знала бы, что мать Руслана заведует гинекологическим отделением, в жизни бы туда не сунулась.
– Все хорошо, – заверила я свекровь. И, глядя в глаза заинтересованной матери, солгала: – Просто не видела.
Светлана Борисовна выдержала паузу, по которой мне стало более чем понятно, что вранью моему она не верит.
– Мил, ты мне скажи, когда в город возвращаешься?
Я сжала трубку крепче.
– Не знаю. Пока не решила.
– Мил, ну это не дело. Ты теперь замужняя женщина. У тебя молодой муж. Ребенок не за горами. Нечего тебе у мамы засиживаться. Нужно налаживать быт.
Я раскраснелась.
Жарко стало настолько, будто оказалась вдруг в бане.
Сердце заколотилось. Пульс затрещал по вискам. Дыхание сбилось.
– Руслан не против, что я здесь, – сдержанно оповестила я свекровь.
И в этот раз не лгала.
Да, может, я не спрашивала его мнения, когда уезжала, но и он меня не искал.
Ни разу.
Не позвал обратно. Не предложил вернуться.
Разве это не молчаливое согласие?
– Ты ведь понимаешь, как ему сейчас сложно, – продолжала давить своим опытом Светлана Борисовна. – Спецотряд быстрого реагирования – это не просто работа. Это опасность. Это риск. Это жизнь в постоянном напряжении. У Руслана тяжелый график. Ты знаешь, сколько он проводит на оперативных? Дни, ночи, иногда недели на сборах, на выездах, в засадах… И после всего возвращается – разбитый и вымотанный – в пустую квартиру.
Я судорожно сглотнула, но промолчала.
– Мила, ты же умная девочка. Руслан ради семьи старается. Ему нужна жена. Рядом.
Я снова промолчала. Но внутри что-то сжалось до скрипа.
– Кроме того, у тебя срок появиться у врача.
– Я же была только… Перед свадьбой…
– Каждые две недели положено.
Тряхнув головой, выровняла дыхание.
– Я прекрасно себя чувствую… – попыталась возразить, но голос вышел слабым.
– Мила, речь не о том, как ты себя чувствуешь, а о том, как чувствует себя ребенок.
Попадание в яблочко.
– Завтра в десять. Я записала тебя.
Я прикрыла глаза.
– Но…
– Собери все необходимые вещи. Владимир Александрович приедет за тобой к восьми.
За этим последовали короткие гудки.
– Правильно Светлана Борисовна тебе сказала, – шепнула вдруг мама, стуча от радости кулачками. – Вот умная баба!
– Не лезь, – тихо проскрипела я.
– Ну а что? Замуж вышла – будь добра жить с мужем! Нечего у мамки топтаться! Я тебя, конечно, люблю. Одна ты у меня, кровинушка, Людок, – меняя интонации, раскачивала и без того шаткую ситуацию мама. – Но надо же думать головой! Возьмет какая-то блядина и приголубит твоего мужика, пока ты здесь!
– Господи, мама…
– Ты у меня как сегодняшняя! Красивый же парень! Видный! Ну дурость же – оставлять без присмотра!
– Да замолчи ты! – резко оборвала я.
– Ага… Разговорчики! – она картинно хлопнула в ладони, будто закрывая тему. – Я на рынок – до трех. Потом приду, помогу тебе с вещами.
Развернулась, щелкнула выключателем в коридоре и, бурча себе под нос что-то о молодых и глупых, скрылась за дверью.
И осталась я в тишине, которая давила на виски похлеще любых слов. День тянулся невыносимо долго! Не в силах сосредоточиться на привычных заботах, я бесцельно слонялась из угла в угол.
Брала книгу. Откладывала.
Включала музыку. Выключала.
Ложилась. Вставала.
Все, что смогла сделать в итоге – убралась в квартире.
Мысли о том, чтобы жить с Черновым, загоняли меня в панику.
Ну каким образом?!
Мы чужие. Совсем.
Я не хочу!
Нам будет некомфортно.
К чему этот стресс?
Ходила по комнате, сжимая в руках то одну вещь, то другую, и не знала, куда что деть?
Положить в сумку? Оставить?
К середине дня голова гудела, пальцы дрожали, в груди давило. Даже живот разболелся.
И вот зачем это все?
А потом пришла мама. Громкая и уверенная, вломилась в созданный мной хаос, как ледокол.
– Так! Где сумки? Чего сидишь, барыня? Давай-давай!
И понеслось.
– Это тебе на сейчас. Это на попозже. Это – в дом. Это – в коляску. Это – Руслану. Это… просто, чтоб было!
К вечеру в прихожей стояли четыре дорожные сумки, пакет с постельным, торба с продуктами и баул с детскими вещами.
Полночи я ворочалась, пытаясь разложить в голове хоть какой-то план.
Как себя вести с Черновым? Что ему готовить? О чем с ним говорить?
Мысли мешались, толкались, не давали уснуть… Но ничего умного я к утру так и не придумала.
[1] «И упав на колени», Ю. Шатунов.
Глава 4. Море волнуется раз
После бессонной ночи на нервах мутило так, будто провела ее в открытом море. Ни о какой еде, естественно, не могло быть и речи. Тем более что в медцентре наверняка отправят на анализы, а их сдавать только натощак. Но мама, конечно же, ни мое состояние, ни медицинские предписания во внимание не брала – с утра пораньше устроила на кухне гастрономическую революцию.
– Ну что за ерунда, мам? – ругалась я, открывая окна. – Провоняла своими котлетами всю квартиру! Что о нас подумает подполковник Чернов?! Смердит, как в дешевой забегаловке!
– Поглядите-ка на эту барыню! – возмутилась мама, замахиваясь на меня жирной лопаткой. – Твоя прабабка блокаду Ленинграда пережила! Люди хлебные корки сушили! А ей котлеты, видите ли, воняют!
Закатив глаза, я развернулась и направилась в ванную.
Мама, конечно, не унималась – погоняла меня своими нравоучениями до самой двери, а когда я ее закрыла, еще что-то вычитывала, пока я не включила воду. Но к тому моменту, как я вышла, все продукты были уже аккуратно разложены по контейнерам, а квартира сияла чистотой и пахла моющим средством.
– Конфет твоих любимых вафельных с ананасовой начинкой тоже положила, – гордо заявила, застегивая очередную сумку. – А! И селедку с лучком закинула. Пару баночек соленых огурчиков…
– Мам, ну там что, селедки нет, что ли? – вспылила я.
– Такой, как у нас, нет!
Я скептически прищурилась.
– Глупости!
Мама шикнула, готовясь к новой атаке, но спор прервала пронзительная трель звонка… И она мигом бросилась к двери. Я машинально выпрямилась, нервно прокрутила на пальце обручальное кольцо и пошла следом.
– Проходите, Владимир Александрович! Чаю? – зачастила мама с заискивающей улыбкой, едва успев открыть дверь, не дав человеку даже поздороваться. – Иль, может, чаво покрепче?
– Некогда, – отрезал свекор, глядя не на нее, а сразу на меня.
Я кивнула, вскочила в босоножки и, подхватив лежащую на трельяже сумочку, шагнула через порог.
Мама тут же засуетилась – хватая самые тяжелые торбы, попыталась выскочить с нами. Но подполковник строго приструнил ее, заявив, что в помощи женщины не нуждается.
– Да мы ж не барыни… – начала было свою любимую песню мама.
Но Чернов так глянул, что она вмиг замолчала. Подозреваю, что временно. Но этого хватило, чтобы мы спокойно вышли из подъезда.
Владимир Александрович молча отнес сумки к машине, открыл багажник, уложил их внутрь с такой точностью, будто рассчитывал грузоподъемность.
Я застыла рядом, ожидая команды.
– Садись, – наконец, бросил он, кивнув на переднее сиденье.
Без лишних слов я села, пристегнула ремень и сжала ладони на коленях.