– Я уже… Иду… – проблеяла сдавленно.
Пальцы не слушались. Пока Руслан говорил, то и дело соскальзывали, не давая застегнуть рубашку. Оставила верх открытым.
Вдох-выдох.
Но сердце колотилось так, что казалось – вот-вот выскочит наружу.
Схватилась за ручку двери, задержалась на секунду. А потом распахнула ее и шагнула в коридор, нечаянно натыкаясь на Чернова.
Реакция мгновенная – сильные пальцы сомкнулись на моих плечах, не позволив потерять равновесие.
Жестко. Непривычно.
Я тут же отшатнулась, в очередной раз сбив дыхание. Руслан тоже не мешкал. Придержав, двинулся в противоположную сторону. Без суеты, но достаточно быстро.
– Все взяла? – пригвоздил к месту своими черными глазами. То ли от этого взгляда, то ли от его парфюма… А скорее всего, из-за моего физического состояния, закружилась голова. В ванной, пока мылась, тоже такое пару раз было. – Мама говорила о какой-то карте.
Теперь мне казалось, что я сутки не ела. Развернувшаяся под ребрами озоновая дыра вызвала какую-то странную, не слишком настойчивую, но дико сосущую тошноту.
– Да… Я кинула в сумку.
Незаметно моргнула, стараясь сфокусироваться.
– И паспорт?
– Да. Тоже взяла.
– Тогда поехали.
Чернов развернулся и направился к выходу.
А я пошла следом, шагая, будто по пустоте. Будто пола под ногами не существовало. Будто сама я – тень, потерявшая вес.
Глава 9. Ты где-то там, выше золотых оков…
На сохранении я пролежала три недели. И если честно, за все мои двадцать два года ничего хуже со мной не случалось. Бессонные ночи, волнение о будущем, страх материнства и взвинченное состояние из-за вынужденной близости Чернова – все отошло на задний план и потеряло свою значимость, стоило мне лишь увидеть на мониторе аппарата УЗИ темное пятно отслойки плаценты.
– Нельзя расклеиваться, дочка, – шепнула свекровь, когда я разрыдалась. И обняла. Не для отмашки. По-настоящему. Неожиданно тепло. Поглаживая, утешала, как родная мать. – Будем сохранять. Слышишь меня, Мила? – приводила в чувства чуть более строгим голосом. Я, закусив губу, закивала. – У тебя в этом деле главная задача – лежать и слушаться врачей.
Когда мы вышли в коридор, сидевший у двери кабинета Чернов тут же поднялся. Увидев мое заплаканное лицо, заметно напрягся и резко перевел взгляд на мать. Не знаю, на что рассчитывал, но, услышав про угрозу, никак не отреагировал. Ни уточняющих вопросов не задавал. Ни эмоций не проявлял. Молча проводил меня вместе со Светланой Борисовной в палату, где уже суетился заботливый персонал.
– Ложись, красавица, – защебетала налаживающая систему медсестра. – Сейчас сделаем пару уколов, выпьем витамины и прокапаем тебя.
Я, естественно, подчинилась – скинула балетки и легла на узкую кровать. Чувствуя себя жутко неловко, встретилась взглядом с Русланом. В животе, где все это время росло гнетущее напряжение и усиливалась боль, стало, ко всему, жарко и тревожно, словно оттуда волнами расходилось что-то щекочущее и тягучее, скручивающее изнутри.
– Тебе что-нибудь нужно? – спросил он, явно желая поскорее сбежать.
– Я напишу, – выдавила, понимая, что озвучить свои просьбы не смогу. – Сообщением.
– Договорились.
И ушел.
Правда, через пару часов, прям посреди ночи, явился с пакетами обратно. Помимо заказанных мной вещей и предметов личной гигиены, привез фрукты и гранатовый сок.
– Сказали, для беременных – самое то, – пояснил свой выбор, стукнув костяшками по стеклу бутылки.
В палате клубился слабо рассеиваемый ночником полумрак. А тишина казалась чрезмерно глубокой. В связи с этим, когда Чернов склонился над кроватью, я так сильно распереживалась, что прям страшно стало. Страшно за ребенка, которого никак нельзя было волновать.
Во рту еще горчил пустырник, а мне чудилось, что я тону. Тону в черных глазах Руслана Чернова.
– Как себя чувствуешь? – пробился сквозь вату моего восприятия его густой и хриплый голос.
В моей груди все сжалось и, встрепенувшись, подпрыгнуло вверх. Сердце задержалось, заколотившись, как дурное, в горле. Кожа полыхнула жаром, но кисти стало ломить от холода.
Я не дышала. Не двигалась. Не могла даже моргнуть.
Смотрела на нависающего надо мной Чернова и молилась, чтобы он ушел.
– Нормально, – проскрипела отрывисто.
Не говорить же, что его присутствие вызвало новый приступ напряжения. Что именно из-за него мне снова стало плохо.
Благо… Вскоре после того, как я дала ответ, Руслан выпрямился, и пронизывающий меня взгляд отдалился.
– Оставлю тебе немного денег. Вдруг понадобится. Там внизу ларьки есть. Куда положить?
Я смущенно кивнула на тумбочку.
Руслан молча положил купюры и, как назло, вновь застыл на мне взглядом. Я хотела сказать «спасибо», но под пристальным вниманием суровых глаз слова застряли в горле, так и не сумев протолкнуться мимо бьющегося в бешеном ритме сердца.
– Ты не мог бы уйти? – выдала вместо того. – Я сильно устала. Накачали чем-то, засыпаю уже…
– Безусловно, – отчеканил Чернов. Задержался еще на мгновение. Будто хотел что-то добавить, но не стал. – Отдыхай.
Просто развернулся и ушел.
Больше за весь мой стационар в палату не заходил. Передавал, что заказывала, через мать. И слава Богу! Хватало сообщений, с которыми мой нуждающийся в покое организм буквально сходил с ума.
Руслан Чернов:
Как ты?
Я:
Нормально.
Руслан Чернов:
Что говорят? Лучше стало?
Я:
Вроде как рано делать такие выводы. Но крови стало меньше. После контрольного УЗИ будет ясно.
Руслан Чернов:
Ок.
Светлана Борисовна устроила меня в действительно лучшую палату – с собственным санузлом, холодильником, телевизором, радио и даже микроволновкой. Кормили в ведомственном медцентре очень хорошо, но она все равно приносила домашнюю еду.
Приезжала, конечно же, и моя мама. И слышно ее было задолго до того, как она входила на этаж. Со всеми здоровалась, раздавала гостинцы, сыпала неуместными шуточками и заливисто хохотала.
КВН на выезде.
– Людка! Ой, Господи, доченька моя несчастная! – запричитала она в первый свой визит.
Из коридора. Не успев распахнуть дверь.
Натужно дыша, втащила две огромные клетчатые сумки, тяжело свалила их на пол и тут же бросилась ко мне.
– Ой, Людка! – взвыла сипло, чуть не плача. – Ой, ну Боже ж ты мой, ну куда ж тебя занесло!
Закатив глаза, трижды перекрестила меня.
– Мам, – зашипела я, высвобождаясь из ее захвата. – У меня угроза, а не смертный приговор.
– Да я знаю! – всплеснула руками. И дальше свое: – Ой, дочечка… Ой, ой…
– Ну вот зачем ты приехала? В такую жару, да с таким грузом!
Но мама уже не слушала. Разгружала свою поклажу.
– Так! Тарелку давай! Я тебе харчо привезла, с баранинкой, горяченький… В термосе! Ой, и кстати, творожок, Людвиковна, надо кушать! Кальций же! Для косточек!
– Папу Сергеем звали.
– Да знаю я! – махнула рукой. – Вот железо! – выудила печеночные оладьи. – Светлана Борисовна сказала, что полезно!
Я закатила глаза.
– Мам, ты надолго?
– Ой, так тебе что, плохо с матерью?! – обиделась мгновенно. – Я тут, между прочим, пока сватья на кесарево, за тебя отвечаю!
– Мам…
– Ну, ну, ладно! – всплеснула руками. И тут же сложила их, будто в молитве. – Только поешь!
Я устало вздохнула. Сопротивляться не было смысла.
Мама между тем уже устроилась у прикроватной тумбочки, отвинтила крышку и переложила суп в глубокую миску.
Пока я ела, распихала остальное по холодильнику.
– Тут тебе и мясо, и рыба, и пироги, и свежий морс!
В следующую минуту она уже раскладывала какие-то полотенца, встряхивала мои вещи и без надобности убиралась.
– Ну… Не царские палаты, конечно, – сделала вывод. – Но жить можно.
Подобным образом мама появлялась еще трижды. Каждый раз с теми же ахами, вздохами и горами еды. С одной стороны – раздражало. С другой – было понятно, что таким образом она просто справлялась со своей тревогой.
Во второй визит приволокла пакет книжек. В третий – шерстяные носки (летом, в жару!) и грелку на случай, если вдруг замерзну. А в четвертый – тазик персиков и ведро слив.
– Мам, у меня тут не рынок, – пыталась я хоть как-то остановить этот поток заботы.
– Да знаю я! Все знаю! – неизменно отмахивалась она. – Но ты же у меня совсем одна, доченька…
И вот после таких слов даже спорить не хотелось. Молча принимала все ее дары.
Ближе к сентябрю забегала с вкусняшками и Тоська.
Так что угощала я по итогу весь этаж, чтобы хоть как-то справиться с объемами сваленной в моей палате провизии.
Руслан Чернов:
Что-нибудь привезти?
Я:
Нет. Мне тут нанесли столько, что девать некуда.
Руслан Чернов:
А деньги? Есть еще?
Я:
Да. Спасибо, кстати.
Руслан Чернов:
Напиши, если что-то понадобится.
Я:
Угу.
В остальном дни тянулись однообразно – уколы, капельницы, прием медикаментов, контрольные УЗИ. Но главное – постепенно отслойка сократилась, и угроза миновала.
– Как Чернов-то изменился! – выдала в один из своих визитов Тоська. – Служит в спецназе, трусы-фрукты тебе возит… Кто бы мог подумать!
О том, что между этими действиями он гуляет я, естественно, промолчала. Но внутри колыхнулся висящий на душе камень. Каждый раз, когда я думала о том, чем занят Руслан в мое отсутствие, он становился горячее. Дело не в ревности. Конечно, нет. Просто неприятно все это было, хоть я и старалась, как научена, перетерпеть.
За день до моей выписки Чернова отправили в командировку. Куда именно – не уточнял. Да я и не спрашивала.
Я:
Надолго?
Руслан Чернов:
Шесть недель.
Я:
Поняла.
На этом наш диалог закончился.
Позже из разговора со Светланой Борисовной я выяснила, что группа Руслана задействована в многоэтапных учениях с отработкой боевых действий.