Картина четвертая
В палатке Ступакова. На парусиновой стенке висит топографическая карта. Стол с бумагами и телефоном. Железная койка, тумбочка с графином, ящик-сейф.
С т у п а к о в, заложив руки за спину, нервно прохаживается по палатке. Остановившись у карты, водит по ней карандашом. Раздается телефонный звонок. Берет трубку.
С т у п а к о в. У аппарата… Кто?.. Простите, это какой Михайлов?.. А-а, как же, помню… Гора с горой не сходится… Михайлов, Михайлов… Я видел на дороге указатель «Хозяйство Михайлова». И в голову не пришло, что это именно ваш санбат… Пожалуйста, коль смогу… (Слушает.) Хах-ха… Раз аптека взлетела на воздух, значит, теперь у вас воздух целебный!.. (Холодно.) Понимаю, что не до шуток. Но извините, дорогой, у меня медикаменты по нормам, в обрез… Вот именно, даже на полдня заимообразно не могу… Мы ведь тоже под бомбами… Что поделаешь… Пожалуйста. (Кладет трубку.)
За входом в палатку слышится голос Киреевой: «Можно войти?»
Войдите!
Входит К и р е е в а.
Ну, удалось что-нибудь выяснить?
К и р е е в а. Светлана Цаца доказывает, что Савинов отбыл в запасной полк. А мне думается, что он на передовой, в своей седьмой гвардейской.
С т у п а к о в. Почему вы так полагаете?
К и р е е в а. Характер у него такой. Да и у дочери вашей, извините, тоже.
С т у п а к о в. Но я же там был! Облазил всю передовую, все медпункты. Неужели ехать опять?
К и р е е в а. Несерьезно и неблагородно… Силой вы ее не вернете! Натура у нее не такая.
С т у п а к о в. Ничего, привезу силой! И натуру ее приведем в порядок.
К и р е е в а. Лучше согласитесь на ее замужество. Письмо напишите. Пусть приедут вдвоем да хоть по-человечески фронтовую свадьбу сыграем. Ведь ребята-то какие!
С т у п а к о в. Неужели она стала его женой? Не уберег!.. Дите ж еще!
К и р е е в а. В ее возрасте я уже была мамой.
С т у п а к о в. Моя дочь — пе-пе-же. Ужас!
К и р е е в а. Странный вы человек, Иван Алексеевич.
С т у п а к о в. Пусть бы лучше конец света, чем такое падение! Какой позор на мою голову!
К и р е е в а. А если это любовь! Чистая и светлая! Это же их счастье. И мы не имеем права посягать на него!
С т у п а к о в (примирительно). Ну хорошо. Письмо ей я уже написал. А дальше что? Куда посылать?
К и р е е в а. Пошлите с письмом в седьмую… Ну, хотя бы Светлану Цацу! Она, если ей строго приказать, разыщет их!..
С т у п а к о в. Верно. Позовите-ка Цацу, прошу вас.
К и р е е в а. Сейчас. (Уходит.)
С т у п а к о в (делает несколько шагов по палатке). Не гнись, не гнись, Ступаков! Все в жизни поправимо, кроме смерти. Что же я ей там написал? (Подходит к столу, садится, читает написанное.) «…Сразила ты меня наповал… Сердце не выдержало… Лежу. Если не хочешь потерять отца, немедленно возвращайся. (Дописывает и говорит вслух.) И привози этого своего бандита. Раз все так случилось, будем справлять свадьбу». (Заклеивает письмо в конверт.)
Входит лейтенант С в е т л а н а Ц а ц а.
Ц а ц а. Лейтенант Цаца по вашему вызову!..
С т у п а к о в. Светлана Святозаровна, к вам огромнейшая просьба… Личная… Понимаете, личная…
Ц а ц а. Личная?.. Личную — с превеликим удовольствием, Иван Алексеевич!
С т у п а к о в. Берите машину и езжайте в седьмую гвардейскую… Где-то там Вера. Я знаю. Найдите и вручите это письмо. (Подает конверт.) И привезите. Живую или мертвую привезите!
Ц а ц а. Зачем же мертвую? Так не шутят… Но я знаю: она не согласится.
С т у п а к о в. Согласится. Тут все написано! И скажите, что я серьезно заболел… Я действительно плохо себя чувствую.
Ц а ц а (с притворным испугом). У вас нездоровый вид! (Решительно подходит к Ступакову, прикладывает ладонь к его лбу.) Очень нездоровый! И температура!.. (Обнимает за плечи, прижимается губами ко лбу.)
С т у п а к о в. Что вы?! Светлана Святозаровна!
Ц а ц а. Мне в детстве мама всегда так температуру мерила.
С т у п а к о в. Я же не ребенок!
Ц а ц а. Вы хуже ребенка… Вы, мужчины, как дети, беспомощны и безвольны. Вам даже тут, на войне, нужна женская забота и ласка. (Осторожно обнимает Ступакова за плечи.) Давайте я вас уложу.
С т у п а к о в. Не буду я ложиться! Я здоров! (Встает.)
Ц а ц а (поворачивает его к себе лицом). А температура?.. Может, я ошиблась?.. А ну… (Обнимает за шею, тянется губами будто ко лбу, но целует в губы.)
Ступаков пытается вырваться из ее объятий, но тщетно.
В палатку заходит медсестра С е р а ф и м а. Увидев обнявшихся, зажимает рукой рот, чтобы сдержать вскрик, и выбегает.
С т у п а к о в (вырвался из рук Светланы). Что это значит, черт вас возьми?! Что за ерунда?!
Ц а ц а. Я думала — температура… А вы… холодны, как снеговик.
С т у п а к о в. Я спрашиваю, что это за шуточки?!
Ц а ц а. Шуточки?.. Ничего себе шуточки!.. От таких шуточек (тихо) дети бывают.
С т у п а к о в. Что вы болтаете, лейтенант Цаца?! Как вам не стыдно?!
Ц а ц а. А что здесь стыдного?.. Я уезжаю на передовую, где, между прочим, стреляют… Буду искать там вашу дочь… Может, меня убьют… Вот и поцеловала. Вдруг мы последний раз видимся с вами.
С т у п а к о в (уже мягче). Светлана Святозаровна, что за глупости? Будем благоразумны.
Ц а ц а. Могли бы на прощанье и Светой назвать.
С т у п а к о в. Ничего не понимаю… Может, я действительно в бреду?..
Слышится голос Серафимы: «Светлана Святозаровна!..»
С е р а ф и м а заглядывает в палатку, лукаво смотрит на Светлану и Ступакова. Так как же с этими машинами?
Ц а ц а (вдруг вспомнив). Ой товарищ подполковник! Там пришли две машины с ранеными!.. Начальник сортировки спрашивает, как с ними быть.
С т у п а к о в (удивлен). Что значит «как быть»? Как всегда — в сортировку. Затем раненых в обработку.
С е р а ф и м а. Но раненые прямо с передовой. Почему-то медсанбат переправил их к нам без обработки.
С т у п а к о в. Вот так новость! Почему без обработки? Стоим в обороне, и такое нарушение инструкции! А если в машинах окажутся безнадежно отяжелевшие? Значит, повышение смертности в моем госпитале? И лучшие показатели отдавай, Ступаков, дяде?..
Ц а ц а. Выходит, что так. Берем чужие грехи на свою душу.
С т у п а к о в. Какой же это медсанбат позволяет себе такое безобразие?
Ц а ц а. Седьмой гвардейской дивизии. Михайлова.
С т у п а к о в. Михайлова?.. Опять этот Михайлов! У другого соринку в глазу видит, а сам… И я еще буду виноват, если заверну машины. (Задумался.) А представитель медсанбата сопровождает машины? Хоть объяснил бы, в чем там у них дело.
Ц а ц а. Нет. Представителя с ними нет.
С т у п а к о в. Нет? А машины уже на территории госпиталя?
С е р а ф и м а. Стоят за шлагбаумом.
С т у п а к о в (раздумывает, качает головой). Ха! Опять Михайлов скажет, что у Ступакова сердце не на месте.
Ц а ц а (поражена). А где ж ваше сердце?
С т у п а к о в. Оно у меня, по Михайлову, под пряжкой ремня! Ясно?
Ц а ц а (смотрит на Ступакова с испугом). Ну, вот видите! Я же говорила, что вы нездоровы.
С т у п а к о в (строго). Инструкция есть инструкция. И на фронте должен быть хоть элементарный порядок. Все!.. Машины не принимать! Идите!
Пожав плечами, Цаца подталкивает из палатки Серафиму. Они уходят. Ступаков продолжает шагать вдоль стола.
По его определению, я «собиратель жучков», и я же прими раненых не только без обработки, но и без объяснения причин… Шалишь, товарищ Михайлов! Ах да! Тебя бомбили!.. А ты что хотел, чтоб тебя одеколончиком поливали? На то и война!.. Ступаков может прощать обиды. Но оскорбления… никогда!.. Придумал же: сердце под пряжкой ремня!.. Понабирались там, в своей медицинской академии, притчей от Любомирова… И Анна Ильинична… Ну, ничего. Ступаков тоже не лыком шит. Мал барабанщик, да громок, мал золотник, да дорог!.. (Притрагивается рукой к губам.) Вот холера!.. Что все это значит?
Входит К и р е е в а с папкой в руках.
К и р е е в а. Извините, товарищ начальник, опять я. Есть новости.
С т у п а к о в. От Веры?!
К и р е е в а. Нет. Приказ о медико-санитарном обеспечении наступления. (Открывает папку.)
С т у п а к о в (угрюмо). Читайте. Исполнение приказов — суть нашей жизни на войне.
К и р е е в а. Тут надо с картой читать. Приказ о создании головного полевого эвакопункта. Наш госпиталь включается в его систему.
С т у п а к о в. Вот как?! Успел-таки Любомиров!
К и р е е в а. Я только суть. (Читает.) «Подполковнику Ступакову И. А. скомплектовать и возглавить подвижной хирургический отряд и вместе с госпиталем быть готовым к передислокации в район тылов тридцатого полка седьмой гвардейской стрелковой дивизии…»
С т у п а к о в (хмуро). Понятно. Все ясно.
К и р е е в а (с любопытством наблюдает за Ступаковым). Какие будут указания?
С т у п а к о в. Ну что ж… Приказ есть приказ.
З а т е м н е н и е.
Декорация первой картины. В кабинете Крикунова прибавилась еще одна солдатская кровать, аккуратно застланная серым одеялом.
У стола, на котором кипит самовар, сидят за чаем Л ю б о м и р о в и К р и к у н о в.
Л ю б о м и р о в. Мало о полковых медиках пишут наши фронтовые газеты. Солдат должен знать и верить: для его спасения наготове армия медицинских работников и целый арсенал медицинских средств. Это тоже важный моральный фактор.
К р и к у н о в. Пописывают больше о красивых санитарках да молодых врачихах.
Л ю б о м и р о в. И это надо. Надо, чтоб и об этой девушке написали. И орденом наградить ее надо! В одном бою вытащить столько раненых нешуточное дело! Все умоляла, дурочка: «Отвезите к отцу…» Еще бы чуть-чуть промедлили, и никто бы не спас.
К р и к у н о в. Всякое я видел на фронте, но чтобы такую операцию, как вы… вот так, на поляне, в лесу…
Л ю б о м и р о в. Сегодня, с вашего позволения, я съезжу в госпиталь к Ступакову. Посмотрю, как она себя чувствует, подскажу кое-что Ступакову… Интересно, как он встретит меня после того жесткого разговора?
К р и к у н о в. Ступаков воспитан, вежлив. Есть выдержка.
Л ю б о м и р о в. Вежливость отличается от доброты как позолота от золота.
Раздается телефонный звонок. Крикунов встает, берет трубку.
К р и к у н о в. Слушаю!.. Крикунов у телефона!.. (Закрывает рукой трубку, обращается к Любомирову.) Из санитарного управления фронта… (Опять в трубку.) Нет, нет! Мы все-таки остановились на системе головного эвакопункта!.. Виноват… Признаю… Я же нейрохирург, а не штабист!.. Буду только благодарен! Готов хоть сейчас передать!.. Что Ступаков?.. Алло! Алло!.. (Кладет трубку.) Что-то о Ступакове начал говорить, и обрыв. Конечно! (Прохаживается по комнате.) Какой из меня начальник санотдела? Я специалист по черепным и мозговым ранениям!
Л ю б о м и р о в. Но ведь у нас нигде сейчас не готовят ни начальников, ни главных. Приходится…
Слышен стук в дверь. Г о л о с и з с е н е й: «Полковнику Крикунову шифровки!»
К р и к у н о в. Иду! (Быстро выходит.)
Любомиров допивает чай, отодвигает кружку, затягивает ремень на гимнастерке, берет полевую сумку. Возвращается со вскрытым пакетом в руках К р и к у н о в.
К р и к у н о в. Вы послушайте, что пишет Ступаков!.. (Читает.) «С получением приказа о включении… так… так… Прошу разрешить дислоцировать госпиталь на два километра северо-западнее пункта, указанного в приказе, по соображениям условий транспортировки. Свои сомнения о системе эвакопункта снимаю полностью как ошибочные. Ступаков».
П а у з а. Любомиров и Крикунов озадаченно смотрят друг на друга.
Л ю б о м и р о в. Как бы я хотел, чтоб с его стороны все это было искренним.
К р и к у н о в. Алексей Иванович, поверьте мне… Ей-богу, он неплохой мужик!.. Может, по молодости делал глупости, а сейчас… Видите? (Потрясает шифровкой.) Так разрешим?
Л ю б о м и р о в. Разумеется, если для пользы дела.
К р и к у н о в. Что тут еще… (Развертывает вторую бумагу, молча читает, прикладывает руку к груди.) Алексей Иванович… невероятно! «В медсанбат майора Михайлова во время бомбежки прибыли две машины с ранеными. Ввиду невозможности обработки раненых их отправили в полевой госпиталь подполковника Ступакова… Госпиталь отказался принять раненых и завернул машины обратно… Многие раненые отяжелели, а трое наиболее тяжелых… скончались в пути».
Т я г о с т н а я п а у з а.
Л ю б о м и р о в (обессиленно опускается на табуретку). Там, во второй машине, была и Вера… Она была самая тяжелая…
К р и к у н о в (кидается к телефону, с яростью крутит ручку). Соедините с двадцатым!.. Шумилов? Позвоните в санотдел седьмой, а еще лучше прямо Михайлову!.. Да!.. Узнайте, кто завернул машины с ранеными?! Уже известно?.. Не может быть… (Медленно кладет трубку). Они проверили… Сам Ступаков…
Картина пятая
Перевязочная палатка операционно-перевязочного блока полевого госпиталя. Столы для перевязок и легких операций, столики с инструментарием и растворами, шкаф с перевязочными материалами. Слева выход в лес, в глубине — задрапированный простынями переход в операционную палатку.
За столом для записей сидит в белом халате К и р е е в а, что-то пишет в журнале.
На переднем столе полулежит знакомый нам р ы ж е у с ы й с о л д а т. Медсестра С е р а ф и м а заканчивает перебинтовывать ему ногу.
К и р е е в а (закрывает журнал). Кажется, палаточные все обработаны.
Р ы ж е у с ы й. Скоро вам медсанбаты опять подкинут работенки. По всему видать — наступать будем. (Вздыхает.) А я уже отнаступался.
С е р а ф и м а. Давно пора. Уже одичали в лесу. Глаза свербят от того, что нельзя вдаль посмотреть. Простору хочется. (Заправила конец бинта, подает Рыжеусому костыль.) Пожалуйста, миленький, можете маршировать на здоровье. Но только поблизости.
Р ы ж е у с ы й. Отходили ноженьки по большой дороженьке. (Встает на костыли.) Гарантируете, что нога будет гнуться?
К и р е е в а. Зачем же ей гнуться? А?
Р ы ж е у с ы й (поражен). А как ходить?!
К и р е е в а. Для этого нога должна сгибаться, а не гнуться. На гнущихся ногах только пьяные ходят. А ты солдат.
Р ы ж е у с ы й. Не в лоб, так по лбу… А короче тоже не станет?
С е р а ф и м а. Тебе ее не укорачивали.
Р ы ж е у с ы й. А кто вас знает. Оттяпаете что-нибудь под наркозом, забинтуете, вроде так и было. А потом и не найдешь, с кого спросить!
К и р е е в а. Нам чужое не надо… Можем, правда, что-либо пришить дополнительно. Но только по знакомству.
Р ы ж е у с ы й (от удивления застыл). Как понимать? Внутрях пришить или… на поверхности?..
С е р а ф и м а (вступает в игру). Это кому что надо. Можно внутри, а можно на поверхности.
К и р е е в а. Да-да. У кого где не хватает.
Р ы ж е у с ы й (улыбается). Ну, будя!.. Так я вам и поверил.
К и р е е в а. А почему?.. Запчастей, к сожалению, в достатке. Что нам стоит?
Р ы ж е у с ы й (колеблется). У меня перед войной отрезали этот самый (пилит рукой по животу) пендицит… Может, есть смысл, пока я тут валяюсь в госпитале без толку, снова пришить его?
К и р е е в а. Никакого смысла!
Р ы ж е у с ы й. Это почему же?.. И был бы я опять при полном комплекте.
С е р а ф и м а. Он вам не нужен.
Р ы ж е у с ы й. Почему ж не нужен? Все, что от матери родилось с человеком, — все для чего-то ему нужно…
С е р а ф и м а. Много мороки… Резать надо, искать место, где он у вас был…
К и р е е в а. Размер подбирать…
Р ы ж е у с ы й. Я думал — он с «лимонку». А он тонюсенький. (Показывает мизинец.) Вот такой!
С е р а ф и м а. А тебе нужен покрупнее?
Р ы ж е у с ы й. Мне безразлично, лишь бы прирос!.. Но вы гарантируете приживание?
К и р е е в а. Вот чего нет, того нет. Никакой гарантии! (Смеется.) Наше дело портновское — нож и нитка. А далее сами старайтесь, чтоб приросло.
Серафима хохочет и вдруг умолкает. Входит С т у п а к о в в халате.
Р ы ж е у с ы й. Тьфу!.. А я-то заглотнул, как ерш… Разве такими вещами шутят?..
С е р а ф и м а. Шутке — минутка, а заряжает на час.
Р ы ж е у с ы й. Шутили рыбки на сковородке, да и заплясали. (Направляется к выходу, сталкивается со Ступаковым.) О! Я этого гражданина где-то недавность встречал!
С т у п а к о в. А-а, верно, верно! На передовой в седьмой гвардейской! Как нога? (К Киреевой.) Жаль, что я не успел к перевязке. Все-таки старые знакомые… Под огнем вместе побывали.
Р ы ж е у с ы й. Так, пожалуйста, повторим! (С готовностью направляется к столу.) Лишний глаз не помешает, а тем более мужчинский.
К и р е е в а (строго). Не надо больше рану тревожить. Идите.
С т у п а к о в. Вы бы послушали его, как там, под огнем, санитарки и медсестры работают. Вот где герои.
С е р а ф и м а. Он нам рассказывал о сестричке, что его выволокла. Молоденькая, говорит, брови в шнурочек.
Р ы ж е у с ы й. Это точно. Меня тянет, а сама ревет, как телка.
С т у п а к о в. Ну хорошо. Я вас не задерживаю. (К Серафиме.) Проводите раненого.
Серафима уходит вместе с Рыжеусым.
Из седьмой гвардейской ничего?.. Не звонила Света?
К и р е е в а (с усмешкой). Лейтенант Цаца для вас уже Света?
С т у п а к о в. Ох, любите вы пригоршнями ветер собирать. Виноват…
К и р е е в а. Нет, не звонила.
С т у п а к о в. Места себе не нахожу. И чувствую себя плохо. (Прижимает руку к сердцу.)
К и р е е в а. Так соскучились?.. Ну, выпейте рюмку коньяку — станет легче.
С т у п а к о в (пронзительно смотрит на Кирееву. После паузы). Да, кстати, напомнили. Чует мое сердце: новый армейский хирург вот-вот к нам нагрянет. И проверять меня Любомиров будет с особым пристрастием. Я уже обошел все отделения, дал указания. А вас, Анна Ильинична, как ведущего хирурга, попрошу, если старик появится, взять на себя организацию обеда. Но чтобы без излишеств, без спиртного… Старик не любит этого.
Слышен приближающийся шум самолета.
К и р е е в а. Что ж, так-таки и ни рюмочки?
С т у п а к о в. Помнится, Любомиров за обедом выпивал иногда шкалик спирта… Но то было зимой… Ну, поставьте немножко спирта. Для себя что хотите. А мне в графинчике чайной заварки, будто коньяк.
К и р е е в а. Зачем же обманывать? Просто скажите, что не пьете.
С т у п а к о в (с досадой). Завидую людям, которые имеют неограниченное влияние на ум женщин! И как это им удается?
К и р е е в а. Ладно, влияйте. Все будет сделано по-вашему. (Вздохнув.) Ну а если Любомиров попросит коньяку? Вы ему что, чаю нальете?
С т у п а к о в. Ладно, ставьте коньяк!
К и р е е в а. Но Любомиров, я полагаю, еще до обеда поинтересуется тем, как мы готовимся к наступлению.
С т у п а к о в. Я с закрытыми глазами могу доложить всю схему передислокаций, эшелонирования, транспортировки…
К и р е е в а. Надо бы встретиться с представителями санбатов да уточнить детали взаимодействия.
С т у п а к о в. Одному начальнику медсанбата я уже преподнес урок… Михайлову. Прислал он без обработки две машины раненых. Так я их завернул!
К и р е е в а (поражена). Завернули?! А может, медсанбат не мог.
С т у п а к о в. Как это не мог?.. Стабильная оборона, стоим на месте…
К и р е е в а. В иные времена середина считается ближайщей точкой к истине. Не дойдешь до нее — плохо, перейдешь — тоже плохо. Сколько же люди тратят времени и усилий ума на поиски середины… А вы будто и не утруждаете себя поисками… Вчера были противником головного эвакопункта, сегодня — уже сторонник. Инструкция требует в обычных условиях пропускать поток раненых через медсанбаты… Чтобы как можно быстрее оказывать помощь раненым… Эту же инструкцию вы обратили во зло для раненых…
С т у п а к о в. Ну, знаете! Это, извините, пустозвонство! (Смотрит в марлевое окошко.) Кто там в белых халатах прогуливается?! Вот разгильдяи! (Быстро уходит.)
Входит Л ю б о м и р о в. Увидев Кирееву, глядящую в марлевое окошко, замирает. Н а п р я ж е н н а я п а у з а.
Л ю б о м и р о в. Товарищ майор медицинской службы Киреева, почему не представляетесь армейскому хирургу?! К тому же генералу!
Киреева резко поворачивается. Мгновение радостно смотрит на Любомирова, кидается ему навстречу. Они замирают в объятиях, затем Киреева нежно целует Любомирова — в лоб, глаза, щеки. Вбегает С е р а ф и м а. Оторопело смотрит на эту встречу и тут же выбегает.
К и р е е в а. Я уже знаю, что ты к нам назначен. Почему ж не звонил так долго? У меня сердце изболелось!.. Сама хотела звонить или ехать разыскивать.
Л ю б о м и р о в. Один мой звонок тебе — и вся армия узнает, что ты моя жена. А в армии не полагается, чтоб у начальника в подчинении были родственники, а тем более жены, да еще такие красивые, как ты.
К и р е е в а. Глупости все это. А зачем же я тогда оставила себе девичью фамилию?
Л ю б о м и р о в. Чтоб моя фамилия не отпугивала от тебя ухажеров… А ну, сознавайся! Не завела себе тут поклонника?!
К и р е е в а. Их тут столько в команде выздоравливающих… Одного трудно выбрать. А ты не обзавелся?..
Л ю б о м и р о в. Присматривался, да лучше тебя не встретил.
К и р е е в а (смотрит с нежностью). А ты изменился, постарел за два года.
Л ю б о м и р о в. Зато ты цветешь. Молодец! Горжусь тобой.
К и р е е в а. Кажется, вечность тебя не видела. И даже не верится, что мы встретились.
Л ю б о м и р о в. Письмо мое из госпиталя получила?
К и р е е в а. Получила. (Печально.) Неужели ты не мог единственного сына своего не посылать на фронт? Достаточно нас двоих. Он же еще мальчик.
Л ю б о м и р о в (строго). Мы уже с тобой говорили об этом не раз. Война — народное бедствие. А у нас семья хирургов… Главный род медицинских войск на фронте. И он хирург…
К и р е е в а. Но ведь будущий… Ох, жестокий ты человек… Бессердечный… (Нежно.) Как я по тебе соскучилась. И наконец вместе.
Л ю б о м и р о в. Кажется, в молодости не любил тебя так, не тосковал… (Осматривается.) Ну, как ты тут?.. Найду непорядок — попадет тебе.
К и р е е в а. Не найдешь.
За сценой слышен голос Серафимы: «Возьмите носилки вдвоем!.. Вчетвером не пройдете!» Входит, пятясь, С е р а ф и м а. За ней д в а знакомых нам с а н и т а р а с медпункта Гаркуши осторожно вносят носилки. Раненый лежит лицом вниз, покрытый плащ-палаткой. Он изредка постанывает.
С е р а ф и м а. Они тащат его на носилках прямо с передовой. Больше двадцати километров.
Санитары с величайшей осторожностью ставят носилки на стол.
К и р е е в а. Привезти не могли? Шутят, наверное. (Вдруг узнает в раненом Савинова.) Володя?! Лейтенант Савинов?!
П е р в ы й с а н и т а р (встает на пути Киреевой). Осторожно, доктор! Тут мина! А он без сознания. Но жив — донесли…
К и р е е в а (поражена). Что за глупости?! Какая мина? Где?
В т о р о й с а н и т а р (устало). Немецкая. Из ротного миномета.
П е р в ы й с а н и т а р. Маленькая, как свеколка. Попала лейтенанту в бедро. Застряла и не разорвалась.
В т о р о й с а н и т а р. Трогать нельзя.
Л ю б о м и р о в (подходит к раненому. После минутного раздумья Серафиме.) Немедленно сюда пиротехника!
Серафима убегает.
П е р в ы й с а н и т а р. Поэтому и несли. В машине она бы при первом толчке бабахнула.
Любомиров осторожно щупает пульс на руке Савинова, открывает пальцем глаз.
В т о р о й с а н и т а р. Нам еще (указывает на Савинова) разведчики из его взвода помогли. Они там на улице.
П е р в ы й с а н и т а р. Лейтенант, когда был в сознании, говорил, что тут есть знаменитые хирурги — Ступаков и… Анна Ильинична Киреева.
Л ю б о м и р о в (к санитарам). Несите его в операционную. (Киреевой.) Готовь руки. И обнажай рану. К мине не прикасайся.
Санитары осторожно берут носилки с раненым, несут их вслед за Киреевой в соседнее операционное отделение. Там вспыхивает свет. На парусиновую стену четко проецируются тени. Мы видим, как раненого кладут на стол, как Киреева снимает с него плащ-палатку. Санитары на цыпочках выходят из операционного отделения и, пройдя перевязочную, покидают сцену. Любомиров, склонившись над умывальником, торопливо натирает стерильными щетками руки. Видно, как за парусиновой стенкой моет руки Киреева. Входят С е р а ф и м а и л е й т е н а н т-п и р о т е х н и к.
(Обливает раствором руки.) Посмотрите мину и сделайте заключение.
П и р о т е х н и к. Слушаюсь! (Уходит в операционную. Видна его тень, склонившаяся над операционным столом.)
Рядом с ним — Киреева. Она делает какие-то манипуляции.
С е р а ф и м а (начинает всхлипывать, говорить сквозь слезы). В лесу под Смоленском… санитар дядя Коля… поднял такую мину, чтоб отнести в сторону от палаток… (Плачет громко.) Мина в руках… взорвалась.
Л ю б о м и р о в (вытирает руки салфеткой). Ничего не поделаешь… Солдата надо спасать…
С е р а ф и м а. Он не солдат… Это гвардии лейтенант…
Л ю б о м и р о в. На операционном столе все солдаты!..
Входят К и р е е в а и п и р о т е х н и к.
П и р о т е х н и к. Товарищ генерал, мину трогать нельзя.
Л ю б о м и р о в. А что можно?
П и р о т е х н и к. Мина на «сносях»… Понимаете, при выстреле взрывное устройство приняло крайнее заднее положение… Теперь на боевом взводе. Мина не взорвалась случайно… Амортизация сыграла роль.
Л ю б о м и р о в. Все это теоретически. А практически?.. Какие есть шансы?.. И что бы ты сделал?
П и р о т е х н и к (растерянно). Я знаю, что мину трогать нельзя.
Л ю б о м и р о в. Ну, это теория.
П и р о т е х н и к. Ну, теория. А тронете — и взорвется… Это практика.
Л ю б о м и р о в. Солдата надо спасать… Тут тебе и теория и практика.
П и р о т е х н и к. Я отвечаю за мину…
Л ю б о м и р о в. А я за жизни… (Сурово.) Посмотрите, есть ли рядом щели в земле. Если удастся извлечь мину…
С е р а ф и м а. Щелей кругом много!
Л ю б о м и р о в (пиротехнику). Тогда вы свободны! (Киреевой.) Аня, как рана?
К и р е е в а. Кожу вокруг мины промыла и смазала йодом. Рану обложила стерильными салфетками. Ввела морфий и кофеин.
Л ю б о м и р о в. Пульс на голени и стопе прощупывается? (Надевает марлевую повязку.)
К и р е е в а (смутилась). Извините… Не проверила. (Тоже надевает марлевую маску.)
Л ю б о м и р о в. Прошу всех удалиться.
К и р е е в а (к Серафиме). Доложи начальнику госпиталя.
Серафима убегает.
Л ю б о м и р о в. Аня… А теперь уходи. Удались на безопасное расстояние.
К и р е е в а. Товарищ генерал! О чем вы говорите?! Я ведущий хирург госпиталя… Приказать удалиться вам я не имею права… Но спасать здесь раненого — это моя работа.
Л ю б о м и р о в. Аня… Аннушка… милая… Ведь все может случиться… Зачем же вдвоем?.. Умоляю тебя… Это не женское дело… Ведь у нас еще сын…
К и р е е в а. Алеша, нельзя тебе… Меня нетрудно заменить… Ты, может, один такой на весь фронт. Алеша… все будет хорошо. Я справлюсь… У меня руки не дрогнут. Уйди отсюда. Ну, прошу тебя, Лешенька… (В ее голосе звучит мольба. Она строго смотрит на Любомирова и идет в операционную.)
Любомиров медлит, смотрит ей вслед. Затем решительно направляется туда же.
Д л и т е л ь н а я п а у з а. На парусиновой стенке видны тени Любомирова и Киреевой, которые начинают операцию.
З а т е м н е н и е.
Палатка Ступакова. Декорация без изменений. С т у п а к о в стоит перед топографической картой и о чем-то размышляет. Потом подходит к столу и делает какую-то запись.
С т у п а к о в (размышляет вслух). Если они разрешат мне расположить госпиталь на два километра северо-западнее, а они, разумеется, разрешат, тогда Вера может не возвращаться… Санрота тридцатого будет работать в зоне моего передового хирургического отряда, и я прикажу командиру санроты, чтобы моя дочь…
Слышится топот, в палатку влетает взволнованная С е р а ф и м а.
С е р а ф и м а (задыхаясь, говорит сквозь слезы). Ой, товарищ начальник!.. Там принесли Володю!.. Страшно ранен!.. Трогать нельзя… А он чуть живой…
С т у п а к о в. Спокойнее, спокойнее, медсестра. Толком докладывайте… Раненые к нам каждый день поступают.
С е р а ф и м а. Так Володя ж, Володя! Гвардии лейтенант Савинов!..
С т у п а к о в. Савинов? Знакомая фамилия… Постойте! Тот самый! Из команды выздоравливающих?!
С е р а ф и м а. Да. С которым Верочка утекла!
С т у п а к о в (сурово). Почему истерика?! Вы что, до сих пор не видели тяжелых ранений?..
С е р а ф и м а. Его нельзя оперировать… Взорвется, и все погибнут…
С т у п а к о в. Кто взорвется?
С е р а ф и м а. Мина взорвется и всех поубивает…
С т у п а к о в. Какая мина?!
С е р а ф и м а. Немецкая… маленькая, как свеколка…
С т у п а к о в. Что за чушь? Где мина?!
С е р а ф и м а (причитая). В ем, в бедре у него застряла!.. Не разорвалась!.. Пиротехник сказал — поубивает всех, если трогать будут!
С т у п а к о в (трясущимися руками берется за графин, наливает в стакан воду, вначале пьет сам, потом протягивает стакан Серафиме). Мина в человеческом теле… Операция сопряжена с гибелью не только раненого… Надо посоветоваться… (Кидается к телефону, крутит ручку.) Алло!.. Соедините по экстренному с «Сосной»! «Сосна»?.. Девушка, немедленно главного!.. Главного армейского хирурга!.. Любомирова! Как нет?.. Это Ступаков говорит! К нам поехал?! (Кладет трубку, делает несколько шагов по палатке. Останавливается перед Серафимой.) Срочно ко мне Анну Ильиничну!
С е р а ф и м а (с удивлением). Так она ж его оперирует!
С т у п а к о в (вздрагивает). Она что, не соображает?! Погубит и себя и людей… (Бегает по палатке, позабыв о Серафиме, которая наблюдает за ним.) Спокойнее, спокойнее, Ступаков. Так… Значит, взялась за операцию, не спросив ни совета, ни разрешения… Сейчас нагрянет начальство, а в госпитале чрезвычайное происшествие… Анна Ильинична героически рискует жизнью, спасая прославленного разведчика, а начальник госпиталя хирург Ступаков спокойненько отсиживается в палатке… Красиво, ничего не скажешь… (Вдруг, словно впервые увидел Серафиму, останавливается перед ней.) Вы подтвердите, что доложили мне о мине после того, как началась операция?
С е р а ф и м а. Кому подтвердить-то… (Что-то соображает.) А-а, подтвержу! А чего ж, подтвержу, коли оно так и есть.
С т у п а к о в. Тогда бегите к пропускному пункту и, как только подъедет машина Любомирова, сразу же позвоните мне!
С е р а ф и м а. Так они уже приехали!
С т у п а к о в. Когда?!
С е р а ф и м а. Дак недавно. Приехали и целовались с Анной Ильиничной… А сейчас оба в операционной.
С т у п а к о в (ошеломленно). Дура-а!.. (Выбегает из палатки.)
З а т е м н е н и е.
Перевязочная палатка операционно-перевязочного блока. Декорация без изменений.
Сцена пуста. На парусиновой перегородке контрастно видны тени К и р е е в о й и Л ю б о м и р о в а, склонившихся над С а в и н о в ы м.
В перевязочную входит С т у п а к о в. Он в белом халате. Некоторое время наблюдает за ходом операции. За перегородкой вдруг что-то звякнуло. Ступаков в испуге отшатывается. Затем, овладев собой, нерешительно идет за перегородку.
Видно, как выпрямилась тень Любомирова. Слышен его голос: «Иван Алексеевич, прошу вас покинуть операционную…» Тень Ступакова неподвижна. Снова слышен голос Любомирова: «Я приказываю покинуть операционную!»
С т у п а к о в возвращается на сцену, как бы невзначай встает в безопасное место — за шкаф с перевязочными материалами.
Н а п р я ж е н н а я т и ш и н а.
Видно, как Любомиров отходит к столику с инструментами, что-то берет на нем… Вдруг — ослепляющая вспышка, грохот взрыва и… темнота.
После д л и т е л ь н о й п а у з ы слышны приглушенные звуки духового оркестра, играющего похоронную музыку.
Из з а т е м н е н и я — та же сцена; парусиновая перегородка порвана, иссечена осколками. На сцене один полковник К р и к у н о в.
К р и к у н о в (нервно прохаживается, оглядывая помещение). Зачем?! Зачем же они вдвоем?! Глупость какая! Непростительная глупость!
Входит С е р а ф и м а, отдает честь.
Где начальник госпиталя?
С е р а ф и м а. Подполковник Ступаков лежит у себя в палатке… Острый сердечный приступ… (Тише.) После похорон Анны Ильиничны…
К р и к у н о в. А где остальное начальство?
С е р а ф и м а. Замполит и начальник штаба поехали на место новой дислокации госпиталя. Говорят, наступать будем? Правда, что ль?
К р и к у н о в. Наступать будем. А госпиталь осевого направления обезглавлен… Как чувствует себя генерал Любомиров?
С е р а ф и м а. Плохо… Вся спина в осколочных ранах. Скрываем от него, что Анна Ильинична погибла. Сказали — в Москву на самолете отправили.
К р и к у н о в. А этот лейтенант… как его?.. Савинов?..
С е р а ф и м а. Без ноги остался… Это его на самолете-то, и отправили. А генерал Любомиров верит, что Анна Ильинична-то жива…
Г о л о с з а с ц е н о й. Серафима! Где ты запропастилась?.. Коляску в палатку генерала!
С е р а ф и м а (Крикунову.) Разрешите уйти? Это меня зовут… (Убегает, столкнувшись на выходе с майором Артюховым.)
А р т ю х о в (Крикунову). Майор медслужбы Артюхов! Представитель отдела кадров санитарного управления фронта.
Отдав честь, пожимает протянутую Крикуновым руку.
Не застал вас, товарищ начальник, на месте и вот решил следом…
К р и к у н о в. Какие-нибудь новости?
А р т ю х о в. Небольшая перестановка в руководстве. (Достает из полевой сумки пакет с приказом.) Вы лично назначены начальником фронтового нейрохирургического госпиталя… Поздравляю. Майор медслужбы Киреева назначена начальником этого госпиталя — вместо подполковника Ступакова…
К р и к у н о в (хмуро и будто безучастно). Майор Киреева погибла…
А р т ю х о в. Как?! Вроде в эти дни не бомбили…
К р и к у н о в. А Ступакова куда же?
С е р а ф и м а ввозит на коляске перебинтованного генерала Л ю б о м и р о в а. Их не замечают.
А р т ю х о в. Подполковник Ступаков на ваше место назначен начальником санотдела армии… На повышение пошел… Понравилось нашему начальству ваше представление на него… Да и прежняя лестная характеристика генерала Любомирова тоже в его личном деле…
К р и к у н о в (взрывается). Ступаков пойдет под трибунал, а не на повышение!
Л ю б о м и р о в (горестно). Не шумите, дорогой Степан Степанович… Все несчастья на земле происходят от нас, добрячков, от недостатка твердости… И еще от неумения смотреть в грядущее… В Москву не звонили? Как там моя Аннушка?
К р и к у н о в. Делается все возможное, Алексей Иванович… Сам Бурденко спасает…
Л ю б о м и р о в. Надеюсь, очень надеюсь. Ведь Николай Николаевич светило из светил. (Вздыхает. После паузы.) В сорок первом я думал, что спихнул Ступакова с рук. Думал, пусть другие укрощают его себялюбие. Ан нет… вернулся он по мою душу… Теперь расплачивайся, Любомиров, терзайся совестью и болью сердца… (Помолчав.) А девчонка, глупенькая, молила: «…везите к отцу».
А р т ю х о в. Простите, товарищ генерал, я что-то не понимаю… Если речь о Ступакове, так… вы же сами рекомендовали его и даже письменно…
Л ю б о м и р о в. Да, сам, сам… Всегда есть виновники того, что кто-то из недостойных оказывается не на своем месте. Вот и я так провинился. По мнимой доброте своей, по беспринципности сами сеем на земле зло. Иной раз хочешь избавиться от недостойного, и на учебу его!.. Или куда-то на выдвижение!.. Лишь бы от себя подальше… Проходит время… Глядь, а он уже недосягаем… И уже льются где-то чьи-то слезы или даже кровь… Или текут в песок народные денежки… Вот так-то… Жуй теперь, генерал Любомиров, г о р ь к и й х л е б и с т и н ы и запивай из кубка жизни, где влага разбавлена г о р е ч ь ю т в о и х с л е з…
К р и к у н о в (Любомирову). Давайте подумаем, как быть… Я тоже, как и вы, потрясен поведением Ступакова…
Входит С т у п а к о в; услышав свою фамилию, он замирает на месте.
Л ю б о м и р о в (будто сам с собой). Кто это сказал?.. Во времена социальных неурядиц каждый равнодушный становится недовольным, врагом каждый недовольный, заговорщиком — каждый враг…
К р и к у н о в (с тревогой смотрит на Любомирова). Алексей Иванович… Вопрос серьезный. Ступакова назначили на санотдел, а во фронт надо докладывать, что он совершил преступление. По его вине погибли раненые, погибла даже его родная дочь…
С т у п а к о в. Что?! (Кидается к Крикунову.) Что вы сказали?! Что с моей дочерью?! Какое преступление?! Какая вина?! (Оглядывает всех.) Что вы скрываете от меня?!
Л ю б о м и р о в. Мужайтесь, Иван Алексеевич… Водной из двух машин с ранеными, которые вы не приняли, была и ваша дочь Вера. За час до этого я ей сделал сложнейшую операцию…
С т у п а к о в (отшатнувшись, тихо). Вера… Девочка моя…