Мост на Канзас-ривер между Канзас-сити и станцией Армстронг пока не был построен, поэтому грузы и пассажиры переправлялись на пароме, а станция при таких обстоятельствах получалась более шумной и многолюдной, чем прочие станции на небольшом участке пути между Канзас-сити и Лоуренсом.
Одним многолюдность внушала надежду: ходили слухи, что Канзас-сити будет расти в том числе и на канзасской земле, и можно было, пожалуй, подумывать о том, чтобы затевать городское строительство между станцией Армстронга и Виандотт-сити.
Другие полагали, что многолюдность на станции Армстронга временная, когда мост через Канзас-ривер поставят, поезда будут проходить через станцию не задерживаясь, а задерживаться будут в Лоуренсе или Топеке, откуда начнут строить железную дорогу на Санта-Фе.
Во всех этих случаях к строениям вокруг станции относились как к заведомым времянкам: некоторые торговцы даже домов не строили, а просто ставили перед наспех сбитыми хибарами фальшфасады для солидности — в общем-то довольно распространенный на Западе строительный прием.
Вполне ожидаемо, что самым первым строением на западной окраине поселка, самозародившегося вокруг станции Армстронг, оказалась пивная, и не менее ожидаемо, что она глядела на улицу как раз таким фальшфасадом. Само строение было сколочено из щелястых дощатых щитов и прикрыто на случай нечаянного дождя брезентом. Пиво, впрочем, обычно здесь подавали вполне пристойное, а потому Дуглас спешился, кинул поводья и четвертак подбежавшему подростку, чтобы устроил лошадь в платной конюшне, и ступил под сень питейного заведения. Здесь было душно, но по крайней мере, солнце пекло брезентовую крышу, а не кожу.
Встретить старожила здесь было довольно маловероятно, но тем не менее, такой нашелся. Загорелый до черноты дедок, скучающий над кружкой пива, успел рассмотреть в дверном проеме, оказывается, в подробностях лошадь Дугласа, и меланхолично процедил, когда Дуглас сделал первый глоток:
— А это не Гриндерова ли лошадь, парень?
Дуглас помимо воли оглянулся сперва на улицу, потом на дедка.
— Ну да, — подтвердил он. — Одолжил у него.
— И как там старый Гриндер поживает? — спросил дедок. — На тот свет не собирается?
— Его загонишь, пожалуй, — пробормотал Дуглас.
Старый паромщик на Делавер-кроссинг последние годы отошел от дел и передал их более молодым родичам, но за жизнь пока держался крепко.
— Что, железную дорогу ругает?
— Ну да, — подтвердил Дуглас. — Как железную дорогу построили, совсем нет никакой прибыли магазин держать.
Старый Гриндер пришел в эти края еще в тридцатых, с делаварами, у него и жена-то из делаваров и, оглядевшись на новом месте, поставил дом на левом берегу Канзас-ривер как раз в том месте, где реку пересекала старинная индейская тропа с севера на юг. Одновременно, по этому левому берегу шла дорога с востока на запад, и получилось, что его дом стоял на этаком перекрестке. Так и назвали место: Перекресток делаваров, Делавар-кроссинг. В былые времена направление «восток-запад» было самым оживленным, и в магазине Гриндера товары для переселенцев не залеживались. Однако последнее время поток переселенцев иссяк: они теперь ехали поездом до Топеки.
— А ты Гриндеру родич, что ли?
Этот вопрос поставил бы Дугласа в тупик, если б он всерьез решил на него отвечать. А так он отмахнулся:
— Не думаю.
— Я к тому, — пояснил дедок, — что Гриндер свою скотину незнакомому человеку не даст.
— Какой же я ему незнакомый человек? — поднял брови Дуглас. — Я его лет с четырнадцати знаю. Я нездешний, но у меня в этих краях родня, так иногда приезжаю, — объяснил он и присмотрелся к дедку внимательнее. — А вы не Молодой ли Джонсон?
— Э, это когда я молодым был?.. — оживился дедок. — Как брат мой помер, так и стали забывать, что были такие Старший да Молодой Джонсоны, так, из местных кто по привычке назовет. А ты чей, значит?
— Я правнук Люси Фармер.
Когда-то Молодой, а нынче просто Джонсон поднапряг память:
— А не тот ли ты белянчик с востока, которого Бак звали?
Дуглас покивал. Троюродные кузены когда-то начали дразнить его Бакай (buckeye, «оленьи глазки» — разговорное название конского каштана и одновременно прозвище уроженцев штата Огайо), потому что его семья переселяться из Огайо не собиралась. Очень быстро Бакай превратилось просто в Бак, и теперь большая часть его знакомых в этих местах даже и не знала, что на самом деле его зовут Дуглас.
— Не узнать! — промолвил Джонсон, разглядывая его. — А сейчас ты по делам или в гости приехал?
— По делам, — ответил Дуглас и вынул из кармана записную книжку с вложенной фотографией. — Вот этого человека ищу. — Он постучал пальцем по одному из трех изображенных на карточке людей.
Джонсон дальнезорко пригляделся, отводя голову от фотографии:
— А что он натворил?
— Он исчез. Где-то между Канзас-сити и Лоуренсом.
— С деньгами? — проявил понимание ситуации Джонсон.
— С документами. Не денежными, но важными. На этой неделе.
Джонсон внимательно рассмотрел фото:
— Нет, не видал. Он же, наверное, поездом ехать должен был?
— Железнодорожники его не помнят.
Джонсон сочувственно покивал:
— Народу сейчас много ездит…
Бармен, который слушал этот разговор и между делом тоже рассмотрел фотографию, проронил:
— К нам он не заходил.
— Я и не надеялся, — улыбнулся ему Дуглас. — Я так, заскочил глотку промочить… — он допил свое пиво и томно посмотрел на сочащуюся зноем улицу. Всё-таки надо было идти.
Он заглянул в конюшню, уладил вопрос с содержанием и возвращением лошади Гриндеру, и побрел по улице, стараясь держаться в тени от домов, к жилищу Джеймса Харрисона, местного представителя агентства Пинкертона.
Харрисон только что приехал из Ливенуорта и больше хотел смыть с себя пыль и пожрать наконец, а тут до него начал доматываться непонятно кто с бумажкой от непонятно какого начальства. Примирило его с жизнью то, что Дуглас хотел мыться и жрать не меньше него. Так что умывались они оба под одним краном во дворе гостиницы, а потом вошли в обеденный зал вместе.
Дуглас показал Харрисону фотографию раньше, чем подали обед, но пинк молчал до той поры, пока не съел тарелку говядины с фасолью. Только слегка утолив голод, он вынул свою записную книжку и внимательно изучил записи. Потом еще раз посмотрел на фотографию.
— Не было его в поезде.
Дуглас не сказал ни слова, только брови изумленно приподнял.
— Вот, семнадцатого… — Харрисон ткнул пальцем в свою запись, — …семнадцатого ведь он должен был ехать? Ну так как раз в тот раз должны были везти деньги для Топеки, и я очень внимательно смотрел, кто в поезде ехал, кто на станциях выходил и кто садился. Между Армстронгом и Лоуренсом я весь поезд прошел сначала от хвоста к голове, потом от головы к хвосту — и, понятное дело, не просто так прошел, а всех мужчин взглядом ощупывал. Мне еще только не хватало, чтобы на моем участке поезд ограбили…
Дуглас в растерянности смотрел на записную книжку Харрисона. Получается, последние дни он исходил из неверного понимания ситуации и искал не там. Он-то думал, что на Кассиуса Брауна напали в поезде, выкинули из вагона, и раз тело не нашли рядом с путями, он мог оказаться раненный и в бессознательном состоянии на какой-нибудь ферме. Мотался вдоль железнодорожной линии и опрашивал местных. А теперь что же: получается, Браун исчез между Канзас-сити и Армстронгом? А может быть, и вовсе в Канзас-сити? Потому что в городе человеку пропасть проще, чем в открытой, не заросшей лесом местности, которая и простиралась между паромной переправой и приближающими к ней с каждым месяцем городскими строениями.
Задумавшись, Дуглас даже яблочный пирог есть не стал, попрощался с Харрисоном и побрел к переправе. Паромам уж недолго оставалось работать: мост был почти готов, но не были еще уложены рельсы, хотя пешеходы уже могли на свой страх и риск перебираться через реку. Однако Дуглас пренебрег возможностью сэкономить десять центов, перескакивая с балки на балку, и подождал парома.
Вид на Канзас-Сити, штат Миссури, с северного берега. Карта относится к 1869 году, поэтому виден железнодорожный мост через Миссури, построенный по проекту Огюста Шанюта (в этом романе проект моста Шанюту заказал Фицджеральд). В правом верхнем углу виден изгиб Канзас-ривер, а за ним территория штата Канзас. Станция Армстронг и железнодорожный мост через Канзас-ривер остались за краем карты
Местность просматривалась до самых окраин Канзас-сити: река Канзас не широка в сравнении с Миссури, а здесь, в устье, и в половодье не разливалась широко, потому что берега были довольно высокие. Но в этом году реки весной взбухли, и наводнение посмывало все, что настроили в прежние, более-менее мелководные годы, в том числе и новенький мост через Канзас-ривер около Виандотта. Этот мост спешно восстанавливали, но пароход Alexander Majors успел сделать несколько рейсов до Лоуренса, пока реку снова не признали несудоходной. Надо сказать, несудоходной река Канзас была только в бумагах, выгодных железнодорожным компаниям, исключительно для того, чтобы можно было строить через нее мосты, а до 1864 года с судоходностью на реке все было совершенно нормально: пароходы ходили не только до Лоуренса, но и до Топеки, Манхэттена и даже порой до Форта-Райли. Но сейчас около Лоуренса строили железнодорожный мост, около станции Армстронг еще один, и заново строили тот самый мост около Виандотта, хоть и не железнодорожный, — и все эти мосты надежно блокировали пароходное движение.
Город Виндотт в 1869 году. Прекрасно виден восстановленный мост, блокирующий пароходное движение. Станция Армстронг и железнодорожный мост через Канзас-ривер остались за левым краем карты (с той стороны как раз поезд идет)
Одним из паромщиков был давний знакомый Дугласа, в котором кровь виандотов, ленапе, мохавков была очень щедро разбавлена кровью англичан, шотландцев и немцев. Сам он склонен был считать себя американцем и недавно женился на шведке.