Бивер терять неделю на бестолковщину вроде гонок не хотел: это не столько в том Канзас-сити на велосипеде поездишь, сколько проездишь в почтовой карете и на поезде по Арканзасу и Миссури. Ну его нафиг.
Оставался Шейн Келли. Его, строго говоря, тоже следовало бы посылать с сопровождением, но прежде всего надо было выяснить, а согласится ли глава семейства на эту авантюру.
— Этот балбес нас всех там опозорит! — высказался глава семейства семейства, узнав о проблеме. — Это же не человек, а мешок с неприятностями!
— Победитель гонки получит пятьдесят долларов, — тоном змея-искусителя говорил Бивер.
— Так это победитель!
Тем не менее, мы нашего салунщика уломали не столько обещанием приза, как тем соображением, что мальчику неплохо бы поучаствовать в действительно серьезном мероприятии. Келли сомневался, правда, в серьезности мероприятия, но мои уверения, что велосипед — машина будущего, и намеки Бивера, что Фицджеральд — чрезвычайно богатый и влиятельный человек, помогли.
— Опозорит! — вздохнул напоследок наш Келли и отправился к миссис Келли попросить, чтобы пошила для сына новый костюм.
— Со штанами по колено, — уточнил я. При здешних представлениях о спортивной одежде Шейну придется в этих штанах и ездить, потому что велотрусы сочтут неприличными даже на мальчике.
В результате Шейн Келли, отправляющийся на соревнования в Канзас-сити, выглядел очень прилично.
На площадке перед почтой собралась провожать его небольшая толпа: разумеется, родственники юного героя за исключением тех, кому судьба повелела оставаться за прилавками салунов, наша конструкторская лаборатория в полном составе, Макферсон со старшими отпрысками, некоторые горожане, которым небезразличен был технический прогресс и честь города и штата, и небольшая делегация школьников.
Школьники под управлением Сильвии пропели пару самодельных куплетов на мотив «Когда Джонни вернется домой». Возвращаться домой полагалось Шейну, увешанному лавровыми венками, шелковыми лентами и с призом.
Выступил с прочувствованной речью наш журналист мистер Делл — о юном герое, который будет представлять город и штат на соревнованиях нового типа, прецедента которым на Западе, да, наверное, и в Соединенных Штатах еще не было. Делл уже написал об этом несколько статей в нашу городскую газету и одну для газеты в Литтл-Роке.
Выпихнули выступить с речью меня. Я, вспомнив не родившихся еще предшественников, толкнул речь на тему «Велосипед — не роскошь, а средство передвижения», и далее как-то так: не далек тот час, когда технический прогресс поможет человеку подняться в воздух, а потом еще и долететь до Луны, ура!
Мистер Борн, фотограф, сделал две фотографии Шейна, одну из них в новехоньком велосипедном шлеме. Шейн смотрел из-под шлема убийственным взором: шлем был далек от его представлений о прекрасном, да и вообще, что за выдумки, какая еще защита для головы? Раньше и без всяких шлемов ездили, и ничего той голове не было! Я подозревал, что новинку Шейн потеряет где-нибудь по дороге до Канзас-сити, и попросил сопровождающего мальчика мистера Дэйра специально проследить, чтобы со шлемом ничего не случилось. Мистер Дэйр вообще-то ехал не до самого Канзас-сити, а до Индепенденса, но по такому случаю решил удлинить маршрут и поприсутствовать на соревнованиях. Ну и за юным героем присмотреть, а то мало ли что. Но именно присмотреть, а не всячески ограничивать в движениях, заранее извинился мистер Дэйр, потому что у него здоровья не хватит воспитывать такого шустрого обалдуя… э-э… жизнерадостного мальчика.
В заключение импровизированного митинга школьники еще раз исполнили свои куплеты и загрузили юного героя и его сопровождающего в почтовую карету, пассажиры которой тоже смотрели на это дело с улыбками и умилением.
Мы помахали вслед карете руками и шляпами. В следующем выпуске газеты мистер Делл напишет прочувствованную статью об отправке юного спортсмена на подвиги во имя родного города, но это всё в будущем, а пока мы отправились домой: семейство Келли прихватило семейство Макферсонов и укатило в своем фургончике, а инженерная лаборатория, поозиравшись по сторонам и не найдя извозчиков, пошла домой пешком. Джейк, правда, почти сразу отделился и куда-то исчез. Потом отделились Фокс с миссис Уильямс: отставали-отставали да и потом куда-то свернули. Потом Бивер углядел, что на пустыре играют в бейсбол и тоже отсоединился, да еще и Нормана отсоединил, Норман очень хотел посмотреть игру, и потому рассеянно молвил мне: «Ну ты ведь проводишь мисс Мелори до самого дома?».
Естественно, я проводил. До самого крылечка. В нашем бывшем операционном зале стрекотали швейные машинки: Джемми, убедившись в том, что рабочие штаны идут нарасхват, купил еще одну, и теперь наши дамы шили-пошивали джинсы с зари до заката, весь световой день. Пока справлялись всемером: миссис деТуар, миссис Додд, миссис Келли, наши телеграфистки, для которых пока в лаборатории работы не наблюдалось, и девочки. Я был против того, чтобы Эмили и Сильвия горбатились над шитьем, но меня все дружно заткнули: и наши дамы, потому что «девочки должны уметь шить!», и сами малолетние работницы: «Бабушка пообещала, что четверть заработка мы можем оставить себе на булавки!».
Зарплаты Джемми платил работницам, взрослым и маленьким, откровенно грошовые, но зато этим и держался его джинсовый бизнес, а для женщин Риверсайда другой работы не было, разве что пешком ходить до города и обратно.
Сейчас в операционном зале работали только миссис Додд и миссис де Туар. Только что вернувшаяся из города миссис Келли накрывала на «нерабочем» столике легкий перекус: чай и кукурузные коржики. Меня пригласили, но мне хотелось перекусить гораздо солиднее, и я решил потерпеть часок до обеда.
У нас в сарае имущества поубавилось, кое-что мы в новый дом уже перетаскали, но обросли барахлом солидно, так что я взял связку чертежей (черновики, в дело не пошло, но оборотная ж сторона чистая, еще использовать можно) и стопку журналов и потихоньку направился в лабораторию. В квартале, где жил доктор Николсон, рабочие собирали из готовых щитов дом-шотган: похоже, мисс Бауэр все-таки решила поселиться на нашей улице.
Мы с Бивером заняли одну из комнат с камином, Норман с Джейком другую, в третьей комнате у Джейка уже был стеллаж и планировался, но пока еще не был доставлен верстак… или даже два верстака, я толком его слова не понял, а четвертую комнату мы назвали библиотекой и сваливали туда все бумажное. И журналы, и чертежи я тоже туда свалил — потом, когда обзаведемся шкафом и полочками, разберемся. Чертежные доски мы поставили на широкой веранде: по летней погоде самое комфортное место, а когда руки мерзнуть начнут, тогда уж по комнатам разнесем. Здесь же на веранде временно стоял стоял комод, в котором мы запирали более менее ценные вещи. Чертежную доску вряд ли кто украдет, а вот готовальни лишиться никому не хотелось.
Впрочем, когда я называл этот предмет мебели комодом, все мои друзья дружно начинали улыбаться. Это по-русски или, быть может, еще по-французски комод — это что-то вроде высокого сундука с ящиками. В английском или, может быть, в американском английском (я не проверял) комод — это чаще всего кресло для сидения над ночным горшком. Или сундучок, под который оное кресло замаскировано.
Так что наше хранилище для ценных мелочей я постепенно приучался называть highboy.
Я полистал свой блокнот, выбирая, что бы такое нам поизобретать дальше, вспомнил, что среди черновиков уже есть кое-какие наработки, и пошел в нашу библиотеку их искать. Тут я, естественно, помянул недобрым словом нашу безалаберность и начал разбирать сваленные бумаги на отдельные кучки. Полочки все-таки были уже настоятельно необходимы, так что следовало бы озадачить ими Джейка.
Возясь с бумагами, я услышал, как к дому подъехала повозка, но, поскольку сразу же расслышал голос Джейка, ничуть не обеспокоился и от своих дел не оторвался. Похоже было, что вносили что-то громоздкое и тяжелое… ну, это если ориентироваться по возгласам «Аккуратнее заноси… Осторожно, дверь!.. ну и гробина… Это как собирать? Вот туда крепить?..». Видимо, таки доставили верстак для Джейка: он себе что-то особенное хотел, многофункциональное.
Потом рабочие наконец собрались и уехали домой, Джейк походил по веранде и затих, наверное, в мастерской обживал свой новехонький верстак. Любоваться обновкой он меня не звал, так что я продолжил свое шуршание бумагами.
Где-то через час приехали на извозчике Норман с Бивером, прошли по двору и остановились перед верандой.
— О… о!.. — пораженно кудахнул Бивер.
— Это что такое? — мягко, но начальственно спросил Норман.
Я вышел из библиотеки.
У нас на веранде во всем своем великолепии стоял кульман. Это уже потом я рассмотрел, что чертежного прибора на нем нет, и всё устройство состоит из чертежной доски под А0, противовеса и станины, и собственно кульманом он обзываться пока не может.
— А что? — меланхолично ответствовал Джейк, выглядывая из мастерской. — Вы же нарисовали, что вам такое надо, ну я и заказал Джонсу. Только с этим вашим пантографом мы не разобрались, что там и как, так это вы сами дальше…
Норман подошел к кульману и передвинул доску пониже. Потом изменил угол наклона… передвинул вверх…
— Вроде неплохо получилось, — сдержанно похвалил Джейк и продолжил с куда большим энтузиазмом. — А вы зайдите посмотрите, какой у меня верстак!
В русском языке слово кульман находится в одном ряду с памперсом, ксероксом, скотчем… со всеми существующими только в русском языке словами, которые образовались от названия фирмы, которая не одна такой предмет изготавливает, но по тем или иным причинам более известна. Все знают, что памперсы (то есть, одноразовые подгузники) изготавливают не только под торговой маркой Pampers, множительную технику — не только Xerox Corporation (произносится «Зирокс корпэре́йшн»), ну вот и кульманы производит не только