Когда я узнал эту историю, я сразу подумал, что миссис Уильямс, как и Фокс, что-то о своей бушвакерской деятельности не договаривает, потому что привычка без размышления стрелять в живых людей так сразу не вырабатывается, а Керр, пусть даже и меньшего, чем обычно, калибра, мало напоминает изящный дамский пистолетик. Но я и раньше не считал наших телеграфисток нежными фиалками: в войну утонченным леди в наших краях было не выжить. Однако я ни слова по этому поводу не сказал, да и Норман с Джейком, которые в рядах северян были, наверное, больше моего поняли, но тоже промолчали.
После смерти Чета Китти податься уже было некуда — не в отряд же возвращаться. Она побрела куда-то без цели и без мыслей о будущем — и ноги привели ее на порог к телеграфистке, которую их отряд без особого успеха похищал несколько недель назад. Мисс Мелори была юнионисткой и бушвакерским идеям не сочувствовала, однако Чету и его «братишке» была признательна за то, что они оберегали ее от поползновений Дана. Когда же выяснилось, что Кит вовсе не мальчик, мисс Мелори вздохнула, одолжила у соседки бак для вываривания белья и перекрасила в черный траурный цвет одно из двух своих платьев. Фигурой Китти была мельче мисс Мелори, так что перешить платье получилось без проблем, соседкам телеграфистка сказала, что к ней приехала овдовевшая школьная подруга, — и дальше они начали выживать вдвоем: война вроде как закончилась, но денег не прибавилось, потому что телеграфная линия после диверсии долго не работала и жалованья не платили. Летом как-то перебились плодами со своего огородика, линию хоть и починили, но начальство прислало другого телеграфиста, не желая иметь в подчинении женщин, после долгой переписки удалось наконец получить направление в отделение Индейской территории и на последние деньги они купили билеты на пароход, почти не надеясь, что там мисс Мелори примут на службу.
Автор уже как-то упоминал приказ № 11, который бригадный генерал Юинг издал через несколько дней после того, как рейдеры Квантрилла устроили резню в городе Лоуренс, штат Канзас.
Приказ № 11 касался жителей заштрихованной территории, за исключением тех, что проживали в нескольких городах.
По оценкам военных, две трети, а то и больше, жителей прилегающих к канзасской границе округов поддерживали южан. Однако приказ номер 11 касался всего населения. Сочувствующие Союзу должны были доказывать лояльность, чтобы им разрешили поселиться в городах, занятых гарнизонами северян, однако не все на это решались, боясь мести со стороны соседей. Три месяца спустя Юинг издал еще один приказ, который разрешал гражданам/, доказавшим лояльность, вернуться домой — однако к тому времени район был уже разорен дотла, многие дома сожжены, оставшиеся — разграблены, брошенный скот погиб. Еще спустя пару месяцев власть над приграничными графствами перешла к генералу Эгберту Брауну, который позволил вернуться обратно любому жителю, который принесет клятву верности.
Экономику района это уже спасти не могло. Двадцать тысяч человек покинули «сожженные округа», вернулись далеко не все, и не у всех были силы и средства восстанавливать хозяйства такими, как они были до войны.
Упомянутые несколькими главами раньше Большие Кедры и Одинокий Джек тоже находились в этой районе. Может быть, Большие Кедры превратились в Вершину Ли именно потому, что прежних жителей в том месте не осталось.
George Caleb Bingham — Order No. 11
Глава 11
— Девушка переодевалась в мужчину? — Дуглас пожал плечами. — Участвовала в сражениях наравне с мужчинами? Нет, эта тема мне сейчас не интересна и писать я об этом не буду. Такие истории были нарасхват в первые годы войны, а уже к концу войны спрос упал. В наши дни так и вообще на такие темы пишут скорее неодобрительно: война все-таки занятие не женственное, да и сама ситуация… единственная женщина среди толпы мужчин — в общественном сознании это не героиня, а проститутка. В общем, и я за такую книгу не возьмусь, да и вашей репутации после такой книги будет сплошной убыток. Не советую, миссис Уильямс…
— Миссис Уоссон, — поправил его высокий женский голос.
Женщина, которая уже потратила два часа, чтобы убедить его написать за нее книгу, так просто сдаваться не хотела: пыталась его обаять улыбками, удивить фотографией, где она был снята в мундире, кепи и с накладными усами, рассказывала какую-то нелепицу про знаменитые сражения, из которых сразу было понятно, что она не только там не бывала, но и газетные отчеты как следует не изучила. Была бы ее история хоть чуточку правдоподобнее… впрочем, нет, с этой дамочкой Дуглас не собирался иметь ничего общего, и даже придумай она что-нибудь более убедительное, он бы руки о ее биографию марать не стал.
О Лорете Уильямс Дуглас услыхал три года назад, тогда же увидал ее карандашный портрет, сделанный неизвестной девушкой из Нового Орлеана. Еще в те месяцы, когда Новый Орлеан был «южным», на улице задержали оборванца по подозрению в шпионаже. Тогда бродяги почти автоматически подозревались кто в дезертирстве или уклонизме, кто в шпионаже, и довольно часто с подозрениями попадали в точку: и дезертиров хватало, и шпионы встречались — война и неразбериха, и нечего тут всяким по улицам болтаться.
При ближайшем рассмотрении оборванец оказался женщиной в мужской одежде. Дуглас был уверен, что это обнаружилось сразу же, как миссис Уильямс открыла рот: голос у нее был откровенно женский, высокий порой до писклявости. При дознании молодая женщина сообщила, что является вдовой лейтенанта Джона Уильямса из техасского полка, который недавно погиб за правое дело, а она вот возвращается к родне в Техас. Обвинение в шпионаже вроде бы сняли, однако на месяц отправили в тюрьму за ношение одежды мужского пола. Через неделю женщину перевели в психиатрическую больницу, несколькими днями позже она из больницы сбежала и обратилась за помощью в семью, сочувствующую юнионистам. Женщины из этой семьи навещали содержащихся в тюрьме пленных северян как раз в ту неделю, когда Лора Уильямс была там в заключении. Лорета сообщила им, что является шпионкой северян и попросила помощи. Ее приняли, нашли ей нормальное платье взамен выданного в тюрьме тряпья. Несколько дней спустя Лорета обокрала приютившую ее семью, забрав деньги и драгоценности, и исчезла в неизвестном направлении. Ее портрет был нарисован одной из дочерей обобранного семейства, и передан человеку, который действительно был шпионом северян в том районе. Рисунок был показан некоторым людям в городах нижнего течения Миссисипи, с предупреждением, что воровка может выдавать себя за сторонницу северян.
Дуглас, хоть и не занимался шпионажем в тех местах, узнал эту историю от знакомого офицера. Годом позже от этого офицера он узнал, что эта же женщина, но уже называющая себя миссис деКалп, вдовой капитана Томаса деКалпа из Третьего арканзасского кавалерийского полка, погибшего при Чаттануге, выдавала себя за южную шпионку в Сент-Луисе. Правда, обворовать ей никого не удалось… или, возможно, обворованные не стали никому об этом сообщать. Забавно, но капитана Томаса деКалпа Дуглас после войны встречал: при Чаттануге его не было, потому что он в составе Арканзасского кавалерийского батальона Гюнтера воевал в Миссури, да и женат он никогда не был. В Третьем кавалерийском он одно время действительно числился, но почти сразу его перевели.
И вот теперь в Джефферсон-сити эта женщина уговаривает Дугласа написать книгу, рассказывая ему невероятные байки, достоверность которых журналист Маклауд скорее всего проверить никак не сможет, зато капитан Маклауд из министерства внутренних дел (чего он обычно не афишировал) проверить сможет, если захочет.
По ее словам получалось, что еще до войны она вышла замуж за некоего Джона Уильямса (впрочем, она периодически забывалась и называла своего первого мужа Уильямом), а когда началась война, решила пойти в армию вместе с ним, для чего заказала портному два комплекта униформы: для мужа и для себя, с каким-то то утягивающим приспособлением, чтобы грудь ее не выдавала. В этой униформе, да еще с наклеенными усами, она пошла в бар, где сидел ее муж с друзьями — и муж ее не узнал! Однако на войну с собой не взял, заявив, что там общество не такое утонченное, чтобы в нем без ущерба для себя могла находиться дама.
После отъезда мужа Лорета, все в том же мундире, развила бешеную деятельность, навербовала в Арканзасе отряд более чем в двести человек и отправилась во главе этого отряда на восток — с теми же наклеенными усами и под именем лейтенанта Гарри Бафорда.
Дуглас, слушая эту дичь, героически старался не засмеяться. Дамочка не представляла себе, каким количеством организационных и бюрократических подробностей, какой горой документации обрастает формирование и передвижение воинской части такой численности, не говоря уже о том, что командовать такой частью лейтенанта не поставят. Передвижение отряда «лейтенанта Бафорда» не осталось бы незамеченным и северными разведчиками.
Тем не менее Лорета привела свой отряд под Пенсаколу в распоряжение мужа, тоже лейтенанта, как понял Дуглас. Муж отряду обрадовался, хотя жену снова не узнал в усах и мундире. Почти сразу он погиб от несчастного случая, а лейтенант Бафорд, оплакав мужа, вдруг оказалась в первой битве при Булл-Ран — при усах и в униформе. Шустрая дамочка!
Потом она вдруг стала шпионкой в Вашингтоне и развернулась там пошире, чем миссис Роуз Гринхоу. Однако Дуглас, задав как будто невзначай несколько вопросов, тут же установил, что в столице США Лорета, пожалуй, никогда не бывала.
Потом ее вдруг опять потянуло на ратные подвиги, ибо подошло время громких битв, которые никак не могли обойтись без лейтенанта Бафорда. Вот так, перемежая воинские и шпионские приключения, дама и закончила войну. И теперь хотела прославиться публикацией своей биографии.
— Шпионка Конфедерации? — Дуглас покачал головой. — Нет, сейчас это вызовет возмущение северных читателей и довольно неудобные вопросы от южных. Лучше погодить с книгой лет пять, пока политические страсти немного улягутся. Извините, я не могу уделить вам больше времени, меня уже ждут, — он встал и изобразил почтительный полупоклон. — Буду рад помочь вам в чем-нибудь другом.