Я вяло думал о том, что велосипед у меня вроде бы есть, но я хожу пешком, а катается на велосипеде Шейн Келли. Заказать, что ли, в Канзас-сити роудраннер, а на этом пусть так Шейн и катается? Пусть выкупает у меня в рассрочку, — злорадно подумал я.
— А вон твой велосипед катит, — сказал Джейк, глядя вперед.
В самом деле, так и было, только вот в седле сидел не Шейн, а какой-то духовный родственник Гекльберри Финна: в качестве одежды на нем были видавшие виды армейские синие штаны на веревочках вместо помочей. Мужик, от которого эти штаны были унаследованы, явно был крупнее «Гекльберри» раза в полтора, а потому начинались штаны прямо от подмышек, а заканчивались толстенными подворотами «на вырост» примерно на уровне бывших колен. Роль нижнего белья, прикрывающего плечи и проглядывавшего во все незапланированные портным отверстия штанов, исполнял мешок с прорезями для рук и головы. Это костюм прямо-таки кричал не столько о нищете, сколько о сиротстве и беспризорности.
На перекрестке велосипед свернул на Шестую улицу, а мы прошли чуть дальше и на углу Седьмой обнаружили сидящего на крылечке магазина Шейна.
— Ученик? — ехидно поинтересовался Джейк, кивнув в сторону объехавшего квартал и приближающегося к нам по Седьмой «Гекльберри».
— Свидетель, — солидно отозвался Шейн.
— Свидетель чего?
— Того, куда потом пошли те тетки, — ответил гордо Шейн. — Как вы просили.
«Гекльберри» остановился в десятке шагов от нас, не выпуская из рук велосипеда, и смотрел настороженно.
— Это Джефферсон, — представил Шейн. — Это мистер Шерман и мистер Миллер, они интересовались теми тетками.
— Очень хорошо, — фальшивым голосом сказал Джейк. — Скажи, сынок…
— Я не сынок, — холодно отвечал «Гекльберри».
— Джейк, лучше я поговорю, — остановил я. — Джефферсон, есть хочешь?
— Не, он покормил, — кивок в сторону Шейна. — И содовой шипучки купил. Так что если есть вопросы, лучше денег дайте. Полбакса. — Обозначило цену практичное дитя.
Джефферсон жил в самом конце Первой улице и перебивался случайными заработками, потому что дома его не кормили. Домом, впрочем, ту хибару можно было назвать лишь условно, там жил старый алкаш, который тоже перебивался случайными заработками. К Джефферсону он не имел никакого родственного отношения, просто пустил как-то беспризорного ребенка переждать ливень, ну а потом уже не гнал, когда ребенок попросился переждать зимние морозы. В летнее время Джефферсон туда заглядывал редко, сейчас местечко для ночлега найти не проблема.
В конце лета и начале осени, которая не сильно отличалась от лета, Джефферсон зарабатывал сбором дикорастущих плодов и ягод. Особенно охотно хозяйки брали «лапки» — их можно было сушить или варить джемы без добавления сахара; собственно, всю войну, когда в наши места сахару из Луизианы не подвозили, приторно-сладкие сушеные «лапки» и хурма заменяли сахар. Сейчас, конечно, подвоз восстановился, но на сластях горожане небольшого достатка пока экономили, и «лапки» продолжали пользоваться популярностью.
Джефферсону повезло найти неободранную другими сборщиками рощицу «лапок», и он пожадничал, набрал в мешок побольше, а потом чуть не надорвался, пока тащил добычу в город. Поэтому когда он услышал гудок подходящего к городу парохода, то не помчался, как обычно, сломя голову на пристани, а расслабленно потреблял, сидя под деревом, миску суккоташа, который шел в счет оплаты за фрукты, и наблюдал за разворачивающимся на другой стороне улицы скандалом с поносными сливоедами. И на женщин в черных платьях и с большими корзинами, которые остановились, расслышав слово «холера», тоже обратил внимание, и на двух других женщин, явно местных, которые остановились поглазеть на скандал и которые как бы невзначай заговорили с первыми, тоже. Поговорив, все женщины пошли по Гаррисон обратно, и Джефферсон, отдав пустую миску хозяйке, тоже пошел в ту сторону. Около почты он их догнал: женщины в черном садились в коляску, извозчик примащивал их корзины, две остальные женщины стояли рядом. Точных слов, что там говорили, Джефферсон, само собой, вспомнить не мог, но у него создалось впечатление, что местные пригласили приезжих к себе. Потом извозчик забрался на свое место, одна из местных села к нему, а четвертую садить было уже некуда, она сказала, что пешком пойдет.
Мы с Джейком переглянулись. Женщин что-то уже слишком много набиралось.
— Извозчик негр или белый? — спросил я.
— Белый, — без колебаний ответил Джефферсон. — И знаете, как они поехали, так местная сказала приезжим: «Ну вот сейчас папочка быстро нас домой доставит, мы недалеко живем».
— Родственники, значит… — проговорил Джейк.
— А как зовут этого извозчика — ты не знаешь? — спросил я.
— Не, — отозвался Джефферсон. — Но я его хорошо в лицо запомнил, если увижу — узнаю.
— Тогда ты сейчас поезжай до пристани и обратно, посмотри, нет ли на Гаррисон этого извозчика, и если найдешь, позови его сюда: мы с мистером Шерманом на нем поедем… понятно?
Джефферсон умчался.
— Хорошая работа, — похвалил я Шейна.
Шейн немедленно задрал нос.
— Похоже, не нашел малец того извозчика, — молвил Джейк, глядя вдоль улицы. В самом деле, возвращался Джефферсон в одиночестве.
Я выдал ему два четвертака и велел, если увидит того извозчика, обращаться к Шейну, который последнее время все равно целыми днями в городе ошивается, или, если того не найдет, чтобы бежал к нам в Риверсайд.
— Это где переправа к чокто? — уточнило дитя. — Ладно.
Глава 7
Пароходные гудки в городе при удачной погоде слышали, еще когда пароход подходил к Ван-Бюрену, но народ на пристанях начинал живее шевелиться только тогда, когда гудок доносился из протоки на северной излучине Арканзас-ривер: он и звучал тогда громче, все-таки расстояние составляло всего две мили, да и становилось ясно, что, несмотря на низкий уровень воды в реке, пароход до города дойдет, не повернет от мелей.
У нас на Пото-авеню предпочитали ориентироваться по ванбюренским гудкам: пока соберемся, пока доберемся…
Так что пароходный день начался для нас примерно за час до того, как пароход «Роза прерий» подошел к пристани: Джейк, заслышав гудок, пошел просить у Келли фургон и лошадей, из-за Пото прискакали возбужденные Билли и Логан, мы с Норманом попробовали их малость успокоить, потом Джейк с Фоксом отобрали у наших славных бушвакеров коней и оружие и запихнули их в фургон: пешие они меньше глупостей натворят, чем конные. Логан, впрочем, довольно быстро остыл и стал вполне вменяемым.
По сравнению с обычным днем пристани бурлили… ну, по местным масштабам. Оживились носильщики, грузчики и возчики, потянулись по сходням приехавшие, встречающие высматривали своих, набежали любопытные детишки, подтягивались праздные зеваки.
Посеревший лицом Билли невидящими глазами водил по толпе.
То тут, то там мелькал Джефферсон. Иногда он подбегал ко мне и докладывал, что того самого извозчика не видно.
Сверху на нас тревожно смотрел Дедуля Томпсон. Я поймал его взгляд и отрицательно покачал головой.
Когда приехавшие со встречающими начали рассасываться, и на пароход, мешая разгрузке-погрузке грузов, потянулись отъезжающие с провожающими, Джефферсон подвел ко мне средних лет негра, костюм на котором был лучше моего новоорлеанского, но до миссурийского малость не дотягивал.
— Мистер Миллер, это Сэм Лоусон, — доложил Джефферсон. — Он всех извозчиков в городе знает.
— Кому еще ты раззвонил, что я ищу извозчика? — спросил я с досадой. — Уже весь город в курсе?
— Я что — совсем без понятия? — обиделся Джефферсон. — Сэму тоже лишние разговоры о извозчиках не нужны.
— Случилось что, сэр? — с достоинством спросил Сэм.
Как я понял, Лоусон владел конюшнями и каретным двором на Третьей улице, и половина извозчиков города брала у него свои транспортные средства в аренду. К независимым перевозчикам Лоусон внимательно присматривался: конкуренты, как-никак. И городские пересуды о том, что кто-то из извозчиков убивает пассажиров, его бы не обрадовали, так что мы обсудили с ним проблему вполне конфиденциально.
— Кто из белых работал в прошлый пароходный день, а сегодня нет? — Сэм оглянулся на площадь, как будто извозчики там стояли парадным строем. — Джимми Чайлд подрядился в обоз до Форт-Гибсона. Джосайя Перкинс в запое. Из наших арендаторов Гофмана сегодня нет, но как раз после того пароходного дня его дочка приходила, сказала, что у него поясницу прихватило, ездить он не в состоянии.
— Ага, дочка, — отметил я. — Взрослая?
— Вполне, — подтвердил Сэм. — Около двадцати пяти, точно я не знаю.
— А у двух других взрослые дочери есть?
— Джимми самому еще тридцати нет, и он не женат. Перкинс вдовец и живет один. Кажется, у него сын где-то в Колорадо.
— А этот Гофман где живет?
Сэм объяснил. Получалось, на южном краю города, около дороги на Гринвуд.
— Вроде же там негры живут, — неуверенно пробормотал я.
— Негры к западу от дороги, за рощей, — объяснил Сэм. — А Гофман — по восточной стороне дороги последний дом, там до негритянского поселка чуть не четверть мили.
Я поблагодарил Лоусона и отошел к Джейку.
— А не познакомить ли тебе сына Бетти Сайкс с Дедулей Томпсоном? — спросил я.
— А ты? — тревожно спросил Джейк.
— А мы с Логаном съездим посмотрим один домик на окраине.
— Ага, — сообразил Джейк. — Только вы поосторожнее там.
— Не-не, мы только посмотреть, — объяснил я.
— Ясно-ясно, — кивнул Джейк. — В длинном ящике я оружие положил, вдруг пригодится.
— Кто из нас квакер? — риторически вопросил я и позвал Логана за собой.
Дедуля смотрел на нас со своего балкона. Я показал ему на Джейка, который вел совсем расклеившегося Билли к отелю, и полез в фургон. Вслед за мной запрыгнул Джефферсон.
Вести наше транспортное средство я доверил Логану: у него это явно лучше получалось, чем у меня.
Надо сказать, дорога между ванбюренской переправой и нашей переправой через Пото (в просторечии «южная дорога») идет практически параллельно расчерченным по линейке улицам Форт-Смита и в какой-то момент превращается в Одиннадцатую улицу, потом слегка искривляется, снова становится Южной дорогой, потом еще раз слегка искривляется и впадает в Пото-Авеню. В том месте, где Гринвуд-роуд пересекается с пустоватой Одиннадцатой, находится два магазина, парикмахерская и два салуна (место здесь оживленное, хотя до Гаррисон-авеню в районе почты не дотягивает), а дальше к югу стоит несколько домиков — и город заканчивается.