Майкл МуркокСеребряная рука
ТОМ ПЕРВЫЙБЫК И КОПЬЕ / The Bull and the Spear
Земля, на которой когда-то жил древний народ мабденов, а сейчас живут их потомки, спустя века покрылась льдом… Ужасные Фой Мьёр, пришедшие из Лимба, насылают зимнюю стужу на некогда прекрасный Лиум-ан-Эс.
Что может спасти Землю и людей от гибели? Принц Корум, вновь пришедший им на помощь, отправляется на поиски таинственных Быка и Копья — не в них ли избавление?
ВСТУПЛЕНИЕ
В то время были океаны, света, и города в небе, и дикие бронзовые птицы. Красные животные, выше замков, грозно рычали В черных реках плавали изумрудные рыбы. То было время богов, сошедших на землю, великанов, блуждающих по воде; время гнусной нечисти и бездумных духов, которых можно было вызвать с помощью заклинаний и которые уходили только тогда, когда им приносилась страшная кровавая жертва; время магии, волшебства, меняющейся природы, безумных парадоксов; снов, которые сбывались, кошмаров, превращающихся в реальность.
Богатое на события время, мрачное время. Время Повелителей Мечей. Время, когда угасала цивилизация двух древних врагов, вадагов и надрагов. Время, когда появился Человек, раб страха, не ведая, что боится он самого себя. И это было мак же смешно, как и многое другое, связанное с Человеком (который в те дни назвал свою расу «мабдены»).
Мабдены жили недолго и быстро размножались, В течение двух-трех веков они заселили западный континент, на котором появились, но из суеверия не посылали своих кораблей к вадагам и надрагам еще несколько столетий. Увидев, что на них не обращают внимания, мабдены осмелели, чувствуя ревность к древним расам, гневаясь на них великим гневом.
Вадаги и надраги ни о чем не подозревали. Миллион с лишним лет жили они на планете, на которой, как им казалось, наконец-то воцарился мир. Они знали о существовании мабденов, но считали их новым видом животных. Продолжая по традиции ненавидеть друг друга, они занимались изучением абстракций, создавали дивные произведения искусства, долгие часы проводили в размышлениях. Разумные, мудрые, обретшие внутренний покой, древние расы не могли поверить, что в мире грядут перемены. И поэтому, как всегда бывает, не замечали их зловещих признаков.
Стариннейшие враги не делились друг с другом знаниями, хотя последняя битва между ними отгремела много веков назад.
Вадаги жили отдельными семьями в замках, разбросанных по всему континенту, который они называли Бро-ан-Вадаг. Семьи эти редко общались между собой, потому что вадаги давно потеряли всякий интерес к путешествиям. Надраги жили в городах на островах в океане к северо-западу от Бро-ан-Вадага Они тоже не любили общения и редко встречались даже со своими близкими.
Появившиеся Люди плодились и размножались, расселяясь по всей Земле. Подобно чуме истребляли они представителей древних рас, попадавшихся на их пути. Человек нес с собой не только смерть, но и страх. Намеренно превращал он старый мир в руины, засыпая ими обломки костей. Сам того не понимая, он натворил столько бед, что ужаснулись Великие Древние Боги.
Великие Древние Боги тоже познали страх.
А Человек, раб страха, нахальный в своем невежестве, продолжал, спотыкаясь на каждом шагу, творить прогресс. Ему было невдомек, какие страшные перемены вызвал он в мире, удовлетворяя свои никчемные потребности. Кроме того, Человек обладал всего несколькими чувствами и не знал о множественности Вселенной, в то время как вадаги и надраги могли путешествовать по иным мирам, сосуществующим с Землей, которые они называли Пятью Измерениями.
Казалось несправедливым, что мудрецы должны погибнуть от руки невежественных мабденов, которые мало чем отличались от животных. Они напоминали вампиров, пирующих над парализованным телом поэта, который смотрит на них изумленным взглядом, теряя жизнь, которую кровососы не способны понять.
«Если б они ценили то, что украли, если б они познали то, что уничтожили, — сказал один старый вадаг в рассказе „Последний Осенний Цветок“, — я был бы утешен».
Несправедливость была налицо.
Создав Человека, Вселенная предала древние расы.
Впрочем, это была извечная и неизбежная несправедливость. Живое существо может воспринимать и любить Вселенную, но Вселенная не может воспринимать и любить живое существо. Она не делает различий между разнообразными формами жизни. Все равны. Вселенная, вооруженная материей и властью созидания, созидает. Она не способна управлять теми, кого созидает, и те, кого она созидает, не способны управлять Вселенной (хотя многие обманывают себя, думая иначе). Тот, кто борется против нее, пытается сокрушить несокрушимое. Тот, кто трясет кулаками, грозит слепым звездам.
Но это не означает, что во Вселенной не осталось созданий, которые борются за справедливость и пытаются превозмочь невозможное.
Такие создания будут всегда, и среди них найдется немало мудрецов, которые не захотят поверить в безразличие Вселенной,
Принц Корум Джайлин Ирси принадлежал к их числу. Он был одним из последних, а может, последним вадагом, и называли его «Принцем в Алой Мантии».
В этой хронике повествуется о нем.
КНИГА ПЕРВАЯ,в которой принца Корума посещает неприятное и странное видение…
ГЛАВА ПЕРВАЯПРОШЛОЕ МЕРКНЕТ, БУДУЩЕЕ ПУГАЕТ
Красавица Ралина умерла. Девяносто шесть лет — предел для смертной женщины. Долго оплакивал ее Корум. Прошло семь лет, а принц все еще чувствовал тяжесть на сердце, ведь сам он мог прожить еще тысячу лет и потому краткий век мабденов вызывал в нем непонятную зависть. Самих же мабденов Корум сторонился, поскольку те напоминали ему о Ралине.
Вадаги вновь стали селиться в уединенных замках. Замки так походили на скалы, что мабдены видели в них не жилища, а глыбы гранита, известняка и базальта. Но Корум избегал и вадагов — годы, проведенные с Ралиной, приучили его к обществу мабденов. Странное это положение побуждало его к занятиям поэзией, живописью и музыкой, для чего в замке Эрорн были отведены особые залы.
Так, всем чужой, жил Корум в замке Эрорн у моря. Все реже и реже посещали его гости. Слуги (теперь это были вадаги) ломали себе голову над тем, как же внушить Принцу мысль о том, что следует жениться на вадагской женщине, которая нарожала бы ему детей и вернула бы интерес к жизни, как к настоящей, так и к будущей. Но не знали они, как подступиться к своему господину, Коруму Джайлину Ирси, Принцу в Алой Мантии, с помощью которого мир избавился от множества страхов и низверг всесильных богов.
В сердца слуг закрался страх. Они стали бояться Корума, одинокого вадага с повязкой, прикрывавшей пустую глазницу, Корума, безмолвно скитающегося ночью по темным залам замка или угрюмо едущего верхом по зимнему лесу.
Страшно было и самому Коруму. Его пугали пустые дни, годы, исполненные одиночества; он ждал одного — когда же медленный ход столетий приведет его к смерти.
Подумывал Принц и о самоубийстве, однако ему казалось, что подобное деяние будет оскорблять память о Ралине. Он думал и о новых походах; но где найти неосвоенные земли в этом уютном и спокойном мире. Даже дикие мабдены короля Лир-а-Брода вернулись к своим обычным занятиям, став земледельцами, торговцами, рыбаками, рудокопами. Миру ничто не угрожало, не было в нем и явной несправедливости. Лишившись древних богов, мабдены исполнились довольства, доброты и мудрости.
Корум вспоминал об увлечениях своей молодости. Когда-то он был охотником. Теперь же совершенно потерял вкус к охоте. Слишком часто Принц выступал в роли ловца в битве с Повелителями Мечей, для того, чтобы чувствовать что-либо кроме сострадания к преследуемому. В прошлом Корум много ездил верхом. Его радовали чудесные, покрытые пышной зеленью земли замка Эрорн. Теперь же вкус к жизни пропал. Впрочем, конные прогулки Принц совершал и поныне.
Путь его пролегал по лиственным лесам, окаймлявшим мыс, на котором стоял замок Эрорн. Порою Корум отваживался доезжать до зеленой низины, поросшей вереском, — его встречали густые заросли дрока, соколы, парящие в небе, и непроницаемая тишина. Иногда Корум возвращался в замок по приморской дороге, идущей в опасной близости от обрывистого, сыпучего берега. Далеко внизу высокие белые волны с шипением и гулом яростно набрасывались на скалы. Порою брызги долетали до Корума, но вряд ли он замечал их. А ведь когда-то это доставляло ему радость…
Большую часть времени Корум проводил в замке. Ни солнце, ни ветер, ни шум дождя не могли выманить его из мрачных комнат, залитых любовью, светом и весельем в ту пору, когда в них жила Ралина… Иногда Корум даже не вставал из своего кресла. Его стройное тело покоилось на подушках, его желто-багровый глаз пытался пронзить мглу прошлого, которая год за годом сгущалась. Отчаяние Корума росло, поскольку многое из того, что связывало его с Галиной, стало блекнуть и забываться. Образ смертной женщины погрузил вадагского принца в бездны печали. Вместе с людьми в Эрорн вошли и призраки.
Порой, когда тоска ослабевала, Корум вспоминал Джерри-а-Конеля, такого же долгожителя, как и он сам, — и зачем только тот решил покинуть это Измерение… Спутник Героев свободно путешествовал по всем Пятнадцати Измерениям, он был проводником, товарищем и советником того, за множеством обликов которого, по мнению Джерри, скрывался сам Корум. Именно Джерри-а-Конель сказал, что вместе с ним они составляют некоего единого Великого Героя; в замке Войлодион-Гагнасдаг Джерри встречался с другими воплощениями Корума — Эрикезе и Эльриком. Корум мог принять эту идею умом, чувства же его сопротивлялись этому. Корумом был — он сам. В этом и состояла его судьба.
Корум сохранил коллекцию картин Джерри. В основном это были автопортреты, но были здесь и портреты Ралины и Корума, а также изображения черно-белого крылатого кота, которого Джерри всегда носил с собой, он был столь же непременной его принадлежностью, что и широкополая шляпа. В самые тяжелые минуты Корум вглядывался в картины, вспоминая о былом, но скоро и они стали казаться ему портретами каких-то незнакомых людей. Корум пытался думать о будущем, строить какие-то планы, но все его благие намеренья ни к чему не приводили. Сколь бы детальным и разумным не был бы план, его хватало ровно на день. Замок Эрорн был завален неоконченными поэмами, романами, картинами и партитурами Судьба превратила мирного вадага в воина, однако лишила его противников. В том и был рок Корума. Ему не нужно было возделывать землю, поскольку вадагская пища в изобилии водилась в стенах замка. Ни в мясе ни в вине не было недостатка. Замок Эрорн давал своим немногочисленным обитателям все необходимое для жизни. Многие годы Корум занимался изготовлением ручных протезов, подобных тем, что он видел в доме лекаря в мире Леди Джейн Пентальон. Теперь в его распоряжении был целый набор совершенных механизмов, ни в чем не уступавших настоящей руке. Больше всего времени Корум потратил на протез с кистью, сотканной из серебра, — серебряная рука была точной копией той, настоящей руки, которой лишил Принца сотню лет назад герцог Гландит-а-Край. Этой новой рукой Корум мог управляться и с мечом, и с пикой, и с луком, будь в том необходимость. Слабого движения мышц было достаточно для того, чтобы серебряная рука выполнила волю своего хозяина. Протез отличался от обычной руки только тем, что хватка ее была сильнее. Корум научился одинаково хорошо владеть обеими руками. Но, как бы то ни было, нового глаза сделать он не мог, ему приходилось довольствоваться обычной повязкой из алого шелка, украшенной сложным орнаментом, искусно вышитым Галиной. Он привык, размышляя, ощупывать пальцами левой руки эту вышивку.
Но вот, однажды — ночью, Корум услышал голоса, — он решил, что уединенное его существование подвело его к грани безумия. Голоса неслись откуда-то издалека, то и дело их хор повторял имя, что напоминало его имя на языке вадагов и, в то же самое время, отличалось от него. Он пытался изгнать голоса, но все попытки его были тщетными, столь же тщетными были попытки как-то расслышать их. Так продолжалось несколько ночей. Он пытался кричать в надежде изгнать их. Он тяжело стонал. Он катался по шелкам и мехам своего ложа, пытаясь заткнуть уши. Порою же он потешался над собой или устраивал долгие прогулки верхом, дабы вконец вымотаться и заснуть крепким сном. Но голоса неизбежно возвращались. Мало того, со временем Коруму стали являться и образы. Средь густого леса появлялись мутные фигуры. Они держали друг друга за руки, пытаясь взять Корума в кольцо. В своих виденьях Принц обращался к ним, говоря о том, что не слышит их и не понимает, чего они хотят. Он просил их замолчать. Но они все пели и пели свою песнь. Глаза их были закрыты, тела раскачивались как в трансе из стороны в сторону.
«Корум. Корум. Корум. Корум.»
«Чего вы от меня хотите?»
«Корум. Спаси нас. Корум.»
Прорвавшись через их кольцо, он побежал в лес и лишь тогда пришел в себя. Он знал, что с ним происходит. Его разум играл сам с собой. Устав от блуждания в лабиринтах памяти, он принялся творить фантомы. Коруму еще не доводилось слышать о том, чтобы с вадагом произошло что-либо подобное, хотя с мабденами это случалось часто. А может быть — как о том однажды говорил Шуль — он до сих пор живет во сне мабденов? Может быть сон вадагов и надрагов уже закончился? А сам Корум видит сон во сне?
Впрочем, подобные мысли нисколько не помогали. Корум попытался изгнать их. Ему нужен был совет, но не было того, кто дал бы его. Здесь больше не правили Владыки Закона и Хаоса, не было даже их слуг, владевших хоть каким-то знанием. Корум был знаком с философией, как никто другой. И все же существовали мудрые вадаги, пришедшие из Гласкор-Гриса, Города в Пирамиде, вадаги, что-то знавшие о подобных вещах.
Корум решил для себя так: если видения и голоса не прекратятся, он отправится в путешествие к одному из замков вадагов и там будет искать помощи. Как бы то ни было, думал он, голоса могут и не последовать за ним, — вполне возможно, что они связаны с самим замком.
Скачка становилась все неистовее, Корум загнал всех своих коней. Все дальше и дальше от замка Эрорн устремлялся он, словно надеялся нечто обрести. Но не было ничего, кроме моря на западе, падей и лесов на востоке, севере и юге. Здесь не было ни деревень, ни ферм, ни домишек угольщиков или лесничих, со времени падения короля Лир-а-Брода мабдены не любили селиться на землях вадагов. Неужели Корум искал именно их? Неужели ему хотелось к мабденам? Может быть голосами и образами владело его желание вновь связать свою жизнь со смертными? От этой мысли ему стало больно. Он ясно представил Ралину, юную, светлую, гордую и сильную.
Он мечом рубил папоротники. Он пику вонзал в стволы деревьев. Из лука он стрелял по камням. Такие теперь были битвы. Порою он падал в траву и рыдал.
А голоса все звали его:
«Корум. Корум. Спаси нас.»
«Спасти вас? — кричал Корум в ответ. — Это меня, меня надо спасать!»
«Корум. Корум. Корум…»
Слышал ли он эти голоса прежде? Происходило ли с ним что-либо подобное?
Коруму казалось, что все это однажды уже было, однако, вспоминая события своей жизни, понимал, что это не так. Никогда он не слышал этих голосов, никогда он не видел этих снов. И все же они были знакомы ему. Быть может, это память о прошлом воплощении? Выходит, он действительно Вечный Воитель?
Усталым и разбитым, порою потерявшим оружие или загнавшим коня Корум возвращался в замок Эрорн. Удары волн о скалу, на которой стоял замок, казались Коруму ударами его собственного сердца.
Слуги пытались поддержать и ободрить его. Но он не отвечал им, вежливо умалчивая причину своих страданий. Если бы он и сумел рассказать слугам о происходящем, те — он был уверен в этом — не поняли бы его.
Но вот однажды, когда Принц с трудом переступил через порог замка, едва держась на ногах от усталости, слуги сообщили ему о прибытии гостя; гость ждал его в одной из музыкальных комнат, запертой за несколько лет до этого самим Корумом, — сладость музыки напоминала ему о Ралине, кроме того, комната эта была ее любимой комнатой.
— Как его зовут? — угрюмо спросил Корум. — Это мабден, или это вадаг? Чего он хочет?
— Гость сказал только одно, — вы, мол, сами поймете, друг он или враг.
— Друг или враг? Этому шутнику сейчас несладко придется!
На самом деле Корум был сильно заинтригован, если не сказать больше, — он был крайне рад появлению таинственного посетителя. Прежде чем пойти в музыкальную комнату, он умылся, одел чистое платье и выпил вина, дабы произвесть на незнакомца должное впечатление.
Арфы, органы и кристаллы палаты заиграли. Их тихие звуки сплетались в знакомую мелодию. Сильнейшее смятение охватило Корума, — он было решил отказать гостю в приеме, но музыка, чаруя, лишала его решительности. Он сочинил эту музыку ко дню рождения Ралины. Ей было уже девяносто лет, но разум и тело ее почти не выказывали признаков старения.
— С тобой я молода, — говорила Ралина.
Глаз Корума наполнился слезами. Он смахнул их и вслух выбранил гостя, разбередившего его старые раны. Этот грубиян, которого никто не приглашал в замов Эрорн, посмел открыть заветную комнату. Интересно, что он скажет в свое оправдание?
Быть может это надраг? Корум слышал, что надраги и поныне ненавидят его. Те редкие надраги, что пережили владычество короля Лир-а-Брода, опустились донельзя, превратившись едва ли не в скотов. Что если один из них, движимый ненавистью, явился сюда, чтобы убить его, Корума? От этой мысли Коруму стало легче. Сейчас он насладится боем.
Взяв тонкий меч и пристегнув серебряный протез, он направился к музыкальной комнате.
Чем ближе подходил он к ней, тем громче и изысканнее становилась музыка. Казалось, борется Корум с сильнейшим ветром.
Он вошел в залу. Ее цвета скользили и кружились в такт музыке. Их яркость на миг ослепила Корума. Прищурившись, он окинул взглядом комнату, пытаясь разглядеть гостя.
Наконец он увидел его. Тот, поглощенный музыкой, сидел в тени. Корум подошел к огромным арфам, органам и кристаллам, при его касаньи они замолкали; наконец, установилась полная тишина. Цвета померкли. Человек поднялся со своего места и шагнул навстречу Коруму. Он был невысок, но шел очень важно. На нем была широкополая шляпа; правое же его плечо странно дыбилось, — видимо, у человека был горб. Поля шляпы совершенно скрывали лицо, однако Корум и без того сообразил, что за гость явился к нему.
Сначала он узнал кота. Он сидел у гостя на плече. Именно его Корум вначале принял за горб. Круглые глаза внимательно следили за Принцем. Кот замурлыкал. Гость поднял голову, и из-под шляпы появилось улыбающееся лицо Джерри-а-Конеля.
Так потрясен был Корум и так привык он к общению с призраками, что вначале не мог и двинуться.
— Джерри?
— Доброе утро, принц Корум. Надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я решил послушать ваши сочинения? Этой вещи я раньше не слышал.
— Это так. Она написана уже после вашего ухода. — Корум слышал свой голос словно издалека.
— Играя ее, я вас расстроил? — участливо спросил Джерри.
— Да. Но сами вы в том не повинны. Эта вещь посвящена Ралине, сама же Ралина…
— Она умерла, — я знаю об этом. Говорят, она прожила хорошую жизнь, хорошую, счастливую жизнь.
— Да. Но очень короткую, — печально добавил Корум,
— Для смертных век ее был долог, Корум, — Джерри перевел разговор на другую тему. — Ты плохо выглядишь. Может, ты болен?
— С моей головой что-то происходит. Мне все еще трудно без Ралины, Джерри. Меня все еще снедает печаль. Мне хотелось бы. — Корум растерянно улыбнулся. Впрочем, зачем говорить о невозможном
— Ты считаешь, что невозможное существует? — Пальцы Джерри гладили покрытые мягкой шерсткой крылья кошки.
— Таков закон этого мира.
— Таков закон большинства миров. Но, невозможное здесь, где-то становится возможным. В этом-то и состоит прелесть путешествий по мирам.
— Ты отправлялся на поиски богов. Тебе удалось найти их?
— Кое-кого я нашел. Нашел я и героев, с которыми мне было по пути. Многое открылось мне со времени нашего последнего разговора, — я видел, как рождается новый мир и как умирает мир старый. Встречался я со множеством престранных тварей, выслушал массу суждений о природе этой Вселенной и существ, в ней обитающих. Жизнь приходит и уходит, Корум. В смерти нет ничего трагичного.
— Трагедии творятся здесь. Ты можешь встретиться с предметом своей любви лишь через сотни лет, и свяжет возлюбленных разве что забвенье.
— Пустой и странный разговор ты ведешь. Говорить так недостойно героя, засмеялся Джерри. — Более того, мой друг, говорить так глупо. А я спешил встретиться отнюдь не с глупцом!
Корум улыбнулся.
— Ты прав. Как только друзей оставишь, тут же и пропадешь, — будут мозги набекрень.
— Именно поэтому и прежде всего поэтому я предпочитаю жить в городе, сказал Джерри.
— Но разве город не лишает тебя сил? Надраги тоже жили в городах и, смотри, до чего они дошли!
— Дух находит себе пропитание едва ли не всюду. Разуму нужна опора. Связано это со стремлением к обретению равновесия. Определяется же все темпераментом. У меня, например, темперамент горожанина. Чем больше, населеннее и грязнее город, — тем лучше! Мне приходилось бывать в городах, где всего было столько, что и поверить-то в это невозможно! Ах, что это были за города!
Корум засмеялся.
— Я рад твоему возвращению, Джерри; все-то у тебя на месте, — и шляпа, и кот, и сарказм! Рассмеявшись, они обняли друг друга.
ГЛАВА ВТОРАЯГОЛОС УШЕДШЕГО БОЖЕСТВА
Ночью был устроен пир. Легко стало на сердце у Корума — впервые за эти семь лет он радовался вкусу вина и мяса.
— И тогда я оказался втянутым в самое странное изо всех своих приключений; связано оно было с природой времени, — рассказывал Джерри. Почти два часа ушло у него на рассказ о приключившемся с ним за эти годы.
— Ты помнишь Рунный Посох, что помог нам у Войлодион-Гагнасдага? Странствия завели меня в мир, управляемый этим самым посохом. Там вечный герой, которого воплощаешь и ты, называет себя Хокмуном. Происшедшее с тобой ничто в сравнении с трагедией Хокмуна, он обрел друга, но потерял возлюбленную, двоих детей и…
Рассказ о Хокмуне длился целый час.
Затем последовали и другие истории. Корум согласился выслушать и их. История об Эльрике и Эрикезе, уже известных Коруму, о Кейне, Корнелиусе и Карнельяне, о Глогауэре и Бэстейбле, и прочая, и прочая, и прочая. Все они по утверждению Джерри были воплощениями одного и того же воителя, сопровождаемого одними и теми же друзьями (похоже, Джерри имел в виду самого себя). О самых серьезных материях он говорил так остроумно, что Корум пришел в прекрасное расположение духа и, в конце концов, совершенно опьянел от смеха и вина.
Ранним утром Корум открыл Джерри свою тайну — он поведал ему о своем безумии.
— Я слышу голоса и вижу фигуры. Всегда одно и то же. Они зовут меня. Они просят меня прийти к ним. Может быть я принимаю их за зов Ралины? Я пытался избавиться от них, но мои попытки ни к чему не привели. Именно по этой причине я и покидал замок, — я пытаюсь загнать себя настолько, чтобы спать мертвецким сном,
Джерри нахмурился. Когда Корум закончил свой рассказ, он положил руку ему на плечо и сказал:
— Не бойся. Возможно, безумие и владело тобой все эти годы, но это не то безумие, о котором ты говоришь. Ты действительно слышишь голоса. Ты видишь настоящих людей. Они призывают, или пытаются призвать своего защитника, своего покровителя. Они пытаются призвать тебя к себе. И длится это уже много дней.
Корум вновь не понял Джерри.
— Своего покровителя? — спросил он растерянно.
— Ты уже стал их легендой, — ответил Джерри. — Ты стал их божеством. Для них ты Корум Лло Эрайнт — Корум Серебряная Рука. Великий воин. Великий покровитель своего народа. Существуют целые циклы легенд, рассказывающие о твоих подвигах и доказывающие твое божественное происхождение! — Джерри ухмыльнулся. — Как это обычно и бывает в легендах о богах и героях, считается, что ты вернешься к своему народу в его роковой час. Этот час действительно настал.
— О каком это «моем» народе ты говоришь?
— О потомках племени Лайвм-ан-Эша, о народе Ралины.
— Ралины?
— Прекрасный народ. Я его хорошо знаю.
— Ты пришел сюда прямо от них?
— Не совсем.
— Ты не можешь заставить их замолчать? Не можешь изгнать их из моих снов?
— Их силы день ото дня слабнут. Скоро они перестанут тревожить тебя. Ты вновь будешь спать спокойно.
— Ты в этом уверен?
— Разумеется, уверен. Жить им осталось недолго — Люди Льдов покорят их. Народ Ели пленит или уничтожит их.
— Ну что ж. Помнится недавно ты говорил о том, что все преходяще.
— Да, это так. Но грустно будет видеть, как славный народец погибнет от рук свирепых варваров, сеющих ужас там, где прежде был мир, поселяющих страх там, где царила радость…
— Знакомые слова, — сухо ответил Корум. — Мир раз за разом движется по кругу. — Наконец-то он понял, куда клонит Джерри.
— Да, — раз за разом, — согласился Джерри.
— При всем моем желании я не могу помочь им. Я уже не могу путешествовать по мирам. Я их даже не вижу. И разве может помочь народу один воин?
— И один воин может сделать многое. А оказаться у них ты можешь их призыванием, — была бы на то твоя воля. Они слишком слабы. Они не могут пересилить твою волю. Ты сопротивляешься им. Их же становится все меньше, и сила их слабеет. Прежде же был велик этот народ. И называли они себя твоим именем, — Туха-на-Кремм Кройх.
— Кремм?
— Кремм или Корум. Это древняя форма. Слово это означает «повелитель» Повелитель Кургана. Поклоняясь тебе, они поклоняются каменной плите, водруженной на вершине кургана. Считается, что ты живешь под плитой и слышишь все их молитвы.
— Суеверный народ.
— Отчасти так. Но, надо сказать, боги их не заездили. Более всего они почитают Человека. Их боги — погибшие герои. Встречаются племена, которые творят богов из солнца, луны, ураганов, зверей и так далее. Эти же обожествляют лишь людское благородство и красоту человеческого тела. Ты вправе гордиться потомками своей супруги, Корум.
— Хорошо, — Корум, улыбаясь, покосился на Джерри. — А теперь скажи мне этот курган находится в лесу? Не дубы ли там растут?
— Верно, дубы.
— Я видел их во снах. Ответь мне и на другой вопрос — почему на них напали?
— Народ варваров пришел из-за восточного моря (некоторые говорят из-под моря). Земля, называвшаяся Бро-ан-Мабден, либо ушла под воду, либо покрылась вечными снегами. Ледник пригнал этих людей сюда. Говорят также, что варвары некогда завладели этой землей, но затем отступили назад, на свои земли. Когда-то несколько древних племен объединились для того, чтобы уничтожить прародителей мабденов Лайвм-ан-Эша. Говорят, в результате их смешения и появился народ варваров. Они не знают ни о Законе, ни о Хаосе. Силу они черпают в самих себе. Они умеют вызывать призраков и владеют сильными чарами. Они способны разить и огнем, и хладом. Есть у них и другие силы. Фой Мьёр, так зовут они себя, — управляют Северным Ветром. Их называют Народом Льдов, ибо северное и восточное моря послушны им. Их называют Племенем Ели и повинуются им черные волки. Жестоки эти люди, говорят, что рождены они от Хаоса и Древней Ночи. Быть может, в этом измерении Хаос нашел в них свое последнее прибежище.
Корум широко улыбнулся.
— И ты хочешь, чтобы я с такими воевал? Воевал ради народа, к которому я не принадлежу?
— Ты принял этот народ. Это народ твоей жены.
— Раз я уже влез в чужое дело, — Корум отвернулся и подлил себе вина.
— Чужое? Все это твои дела, Корум! Такая уж у тебя судьба.
— А если я буду сопротивляться судьбе?
— Надолго тебя не хватит. Я это точно знаю.
Лучше принять свою судьбу с достоинством, я бы даже сказал, с юмором.
— С юмором? — Корум одним глотком осушил бокал и вытер рукою губы. — Это не так-то просто, Джерри.
— С этим я спорить не стану. И все же только это может сделать жизнь сносной.
— Чем я рискую, если я откликнусь на зов и приду на помощь этим людям?
— Многим. Жизнью, например.
— Это пустяк. А чем еще?
— Наверное, душою.
— Что это, такое?
— Ответ ты получишь только тогда, когда приступишь к делу. Корум нахмурился.
— Джерри-а-Конель, мой дух не принадлежит мне. — Ты сам говорил мне об этом.
— Так я сказать не мог. Твой дух принадлежит тебе. Хотя действиями твоими могут руководить и иные силы. С другой стороны…
Корум вновь улыбнулся.
— Ты напоминаешь мне жрецов Аркина, — в Лайв-ан-Эше они процветали. Я считаю такую мораль сомнительной. Я скорее прагматик. Раса вадагов — это раса прагматиков.
Джерри удивленно поднял брови, но промолчал.
— Ты дозволишь народу Кремм Кройх призвать себя?
— Я подумаю.
— Ты хотя бы поговори с ними.
— Я пытался, но они не слышат меня.
— Как знать. А может, ты должен настроиться на ответ определенным образом?
— Пожалуй, я рискну. Теперь скажи мне, Джерри, если я перенесусь в это измерение, отправишься ли и ты за мною?
— Вполне возможно.
— Ты не можешь говорить конкретнее?
— Я, как и ты, Вечный Воитель, не владею своей судьбой.
— Буду очень признателен тебе, если ты перестанешь называть меня этим именем, — сказал Корум. — Мне оно не нравится.
Джерри засмеялся:
— Корум Джайлин Ирси, можно подумать, я тебя оскорбляю!
Корум встал и вытянул руки перед собой, его серебряная кисть, отразив свет факела, сверкнула красным, словно налившись вдруг кровью. Он принялся внимательно рассматривать ее, поворачивая перед собою, казалось, он видит ее впервые.
— Корум Серебряная Рука, — произнес он насмешливо. — Я возьму ее с собой, — люди считают ее чудесной.
— Их опыт чудесного или сверхъестественного куда богаче опыта того, что вы величаете «наукой». Не стоит относиться к ним с презрением. В их мире много необычного. Природные же законы порой рождаются из людских идей.
— Я часто размышлял об этой теории, однако нет никакой возможности проверить ее.
— Состоятельность может быть сотворена подобным же образом. Ты мудр, коль ставишь под сомненье собственный прагматизм. Сам же я верю всему и ничему.
Корум зевнул и согласно кивнул.
— Полагаю, что это наилучшая точка зрения. Ладно, пошел я спать. Что бы из всего этого не вышло, знай, твой приход хоть немного развеял мое мрачное настроение. Поговорим утром. Посмотрим, как пройдет эта ночь.
Джерри чесал кота за ухом.
— Помощь зовущим тебя обернется для тебя самого великою пользой. Казалось, что слова эти были адресованы коту.
Корум приостановился:
— Ох, и надоели мне эти намеки! Что же это за великая польза, о которой ты говоришь?
— Я говорил тебе не более чем об условии. Больше я ничего не скажу. С моей стороны это было бы глупо. Может быть я уже и так сказал слишком много. Я тебя только с толку сбиваю.
— Что ж, тогда забудем об этом. Спокойной ночи, дружище.
— Спокойной ночи, Корум, желаю тебе ясных снов.
Корум покинул палату и направился наверх, в свою спальню. Впервые за много месяцев он ждал сна не со страхом, но с интересом.
Сон не заставил себя ждать.
И тут же зазвучали голоса. Корум не стал сопротивляться им, расслабившись, он прислушивался.
«Корум! Кремм Кройх! Твои люди ждут тебя.»
Несмотря на странный акцент, голос был совершенно внятным. Но Корум не видел хора, не видел кольца людей, сомкнутого вкруг кургана, стоявшего посереди дубовой рощи.
«Повелитель кургана. Повелитель Серебряной Руки. Лишь ты можешь спасти нас.»
И тут Корум услышал собственный голос:
«Как я могу помочь вам?»
Ответный голос исполнился волненья.
«Ты наконец ответил! Приди к нам, о, Корум Серебряная Рука! Приди к нам, о, Принц в Алой Мантии! Спаси нас, как ты спасал нас прежде!»
«Как я могу спасти вас?»
«Ты можешь найти для нас Быка и Копье, ты можешь повести нас на Фой Мьёр. Научи нас сражаться с ними, ибо сражаются они не так, как мы.»
Корум шевельнулся. Теперь он видел их. Это были высокие и красивые молодые люди, мужчины и женщины, на их загорелых телах зрелой пшеницей светилось золото, — украшения были затейливы и изящны. Ручные и ножные браслеты, ожерелья и кольца, — все было сделано из золота. Свободные одежды, сшитые из льняного полотна, были окрашены в розовый, голубой и желтый цвета. На ногах у людей были сандалии. Некоторые из собравшихся были светловолосыми, волосы же других походили своим цветом на ягоды спелой рябины. Несомненно это были люди из народа Лайвм-ан-Эша. Они стояли средь рощи, взявшись за руки и закрыв глаза; они говорили хором.
«Приди к нам, о, Корум. Приди к нам.»
«Я подумаю об этом, — Корум старался говорить мягко, — я уже давно не сражался, и позабыл воинское искусство.»
«Придешь ли ты?»
«Если я приду, то приду завтра.»
Картина померкла, голоса смолкли. До утра Корум спал мирно.
Проснувшись, Корум уже знал, как ему поступить. Решение пришло к нему во сне, — если удастся, он ответит на зов людей из дубравы. Его жизнь в Замке Эрорн была не просто жалкой, — она не нужна была никому, включая и его самого. Он придет к ним из других времен и миров спасителем, осиянным славою.
Джерри отыскал Принца в оружейной комнате. Корум выбрал для себя серебряный нагрудник и конический шлем из посеребренной стали, вкруг навершья которого было выгравировано полное имя Принца. Корум нашел ножные латы из позолоченной меди, достал алую шелковую мантию и рубаху из голубой парчи. К скамье был прислонен вадагский боевой топор с длинной ручкой, а рядом — меч, что ковался не на Земле, с рукоятью, украшенной красным и черным ониксом; пика, покрытая тончайшей резьбой, изображавшей сцены охоты, распадавшиеся на сотни крошечных фигурок, каждая из которых была детально вырисована; превосходный лук и колчан, полный стрел. Здесь же покоился щит, деревянная его основа была покрыта слоями кожи, меди и серебра, снаружи он был обтянут кожей белого носорога. Некогда носороги обитали в северных лесах страны Корума.
— И когда же ты к ним отправишься? — спросил Джерри, рассматривая доспехи.
— Сегодня ночью. — Корум оценил вес пики. — Теперь все зависит только от них. Я отправлюсь туда на коне. На своем буланом жеребце.
Джерри не стал интересоваться, каким же образом Корум попадет к людям, впрочем, Корум и сам не думал об этом.
Они знали одно, — некие законы будут приведены в действие, — на большее они и не расчитывали.
Многое определялось силою заклинаний, творимых теми, кто ждал Принца в дубраве.
Покончив с трапезой, друзья поднялись на крепостной вал. С его высоты открывался вид на безбрежное море, омывавшее замок с запада, и на бескрайние леса и пустоши, лежавшие к востоку от замка. Ярко светило солнце, ясное небо сияло голубизной. День был исполнен покоя и благодати. Друзья вспоминали стародавние времена, имена ушедших товарищей, погибших или изгнанных богов, вспомнили они и о Кулле, который своей силою превосходил и Владык Закона, и Владык Хаоса, о Кулле, не ведавшем страха. Им хотелось понять, куда ушли Кулл и его брат Ринн, существуют ли иные миры за пределами Пятнадцати Измерений, и если да, то похожи ли те миры на Землю.
— Помимо прочего, — сказал Джерри, — существует и проблема слияния Миллиона Сфер, — совершенно неясно, какими могут быть последствия этого слияния. А может быть, оно уже произошло, — как ты думаешь?
— Слияние приведет к появлению новых законов. Но что будет подлежать им? Кто их установит? — Опершись о стену, Корум смотрел вдаль через узкую бойницу. — Порою мне кажется, что эти законы определяются нами. Однако, определяя их, мы сами не осознаем этого. Мы не способны даже отличить добро от зла, — я исхожу из их реальности. А вот для Кулла их попросту не существовало, и это вызывает у меня зависть. О, сколь мы жалки! Сколь жалки мои преданность и чувство долга! Сила ли побуждает меня отправиться к этим людям? Быть может, это слабость?
— Только что ты говорил о нашей неспособности распознавать добро и зло, а ведь с силой и слабостью дело обстоит совершенно так же! Эти понятия лишены смысла, — Джерри пожал плечами. — Вот любовь для меня что-то значит, любовь и ненависть. Иные из нас обладают физической силой — это мне тоже понятно. Есть люди физически слабые. Но что дает нам право определять посредством этих понятий характер человека? Мы не порицаем человека за его физическую слабость, слабость же его воли вызывает у нас презрение. Подобное отношение, но на уровне инстинктов, присуще животным, и в их случае оно оправдано. Люди же отличаются от животных. Люди это люди. Вот и все.
Корум грустно улыбнулся.
— Да, Джерри, люди — не боги!
— Не боги, но и не демоны. Люди — это мужчины и женщины. Как счастливы бы мы были, согласись мы с этим! — Джерри махнул рукой, но тут же рассмеялся. Ох, и зануды же мы! Мы исполнились излишнего благочестия, мой друг! Мы воины, а не святоши!
Корум повторил свой старый вопрос.
— Ты знаешь ту страну, в которую я решил направиться. Пойдешь ли ты вместе со мной?
— Я себе не хозяин. — Джерри принялся мерить шагами каменную площадку. Ты ведь это знаешь.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты был рядом.
— Корум, в этих пятнадцати измерениях у тебя существует огромное количество воплощений. Быть может, иной Корум в ином месте нуждается в спутнике; быть может, я должен идти именно с ним.
— Но ведь ты не уверен в этом?
— Да, в этом я не уверен. Корум пожал плечами.
— Если это правда, а я, похоже, должен относиться к сказанному именно так, я могу встретиться и с иным твоим воплощением, не знающим собственной судьбы, верно?
— Я тебе, помнится, уже говорил — память меня частенько подводит. То же самое можно сказать и об этом твоем воплощении.
— Надеюсь, встретившись в новом мире, мы узнаем друг друга.
— Я тоже надеюсь на это, Корум. Вечер они посвятили игре в шахматы. Корум отправился спать раньше обычного.
Когда голоса явились, Корум обратился к ним со словом. Речь его была неспешной.
«Я приду к вам в доспехах воина. Буланый жеребец будет подо мною. Зовите меня всею своею силой. Но прежде отдохните. Соберитесь с силами и через два часа приступайте к заклинанию.»
На то, чтобы одеть доспехи, шелка и парчу, у Корума ушел час, к этому времени конюх уже привел его коня во двор. Когда Принц уже был готов, когда его левая, одетая в перчатку рука уже держала поводья, а серебряная легла на луку седла, он обратился к своим слугам, объявив, что их господин отправляется в поход. В случае его смерти слуги должны были обратить Замок Эрорн в прибежище для путников, нуждающихся в крове: гостей следовало принимать так же, как и самого Принца, — дабы люди вспоминали его имя с благодарностью.
Корум выехал через главные врата замка, спустился с холма и поскакал по тропе, ведшей прямо в чащу леса, — этой же тропой он скакал и сто лет назад, в пору, когда живы были еще его родители и сестры. Тогда он выехал утром. Теперь же была ночь, и месяц освещал ему дорогу.
Из всех обитателей Замка Эрорн с Корумом не попрощался один только Джерри-а-Конель.
Чем дальше Корум углублялся в древний лес, тем громче становились голоса.
«Корум! Корум!»
Его тело наполнилось странной легкостью. Он пришпорил коня, и тот перешел на галоп.
«Корум! Корум!»
«Я иду к вам!»
Жеребец поскакал быстрее, оставляя в мягком торфянике глубокие следы. Все дальше и дальше — в мрачную лесную чащу.
«Корум!»
Корум привстал в седле, то и дело ему приходилось уворачиваться от ветвей, хлеставших по лицу;
«Я иду!»
В сознании возник смутный образ — среди дерев, образуя замкнутое кольцо, стояли люди.
Однако, Корум все пришпоривал и пришпоривал коня, чувствуя, как надвигается головокружение.
«Корум!»
Принцу вдруг показалось, что все это когда-то уже было, — он так же скакал в ночи, и голоса так же призывали его, — он знал все то, что предстояло ему.
Деревья слились в сплошную темную линию, — так быстро он скакал.
«Корум!»
Вкруг заклубился туман. Теперь Корум ясно видел лица поющих. Голоса плыли. То тихими, то громкими становились они. Корум направил храпящего коня в самую гущу тумана. Туманом было само бытие. Туман был легендой. Туман был временем. Здания, которых ему никогда не приводилось видеть, вздымались ввысь на сотни и тысячи футов. Он видел многомиллионные армии и оружие, обладавшее ужасающей мощью. Он видел летающие машины и видел драконов. Он видел множество тварей самых разных ферм и размеров. Все они, казалось, пытались докричаться до него.
И тут он увидел Ралину.
Галина была девочкой и мальчиком, Ралина была мужчиной и старухой. Ралина была живой и Ралина была мертвой.
И тогда Корум закричал — он кричал, а конь уже вынес его на лесную Опушку, прорвав кольцо людей, стоявших вкруг кургана и хором певших.
— Корум! — Воскликнули люди на поляне. Крича, Принц достал из ножен меч и высоко поднял его над головой, сжимая рукоять серебряной рукой. Послушный ему конь остановился на самой вершине кургана.
— Корум! — ахнули люди, стоявшие на поляне.
Корум замолчал и склонил пред ними голову, не опуская при том меча.
Буланый вадагский конь в шелковой попоне бил копытом и храпел.
Корум обратился к людям, — голос его был спокоен и негромок. — Я — Корум. Я помогу вам. Но знайте, мне не ведомы ваши земля и время.
— Корум, — говорили люди, — Корум Лло Эрайнт.
Они смотрели на его серебряную руку и шептались, их лица светились радостью.
— Я — Корум, — сказал Принц. — Зачем вы позвали меня?
Человек, выглядевший старше других, с рыжей бородой, в которой виднелось множество седых прядей, и тяжелым золотым воротником вышел вперед.
— Корум, — сказал он. — Мы звали тебя потому, что ты — Корум.
ГЛАВА ТРЕТЬЯТУХА-НА-КРЕММ КРОЙХ
Сознание Корума затуманилось. Он чувствовал, как овевают его ночные ветры, как ходит под ним конь, он видел людей, стоявших вокруг, но все это казалось ему сном. Неспешно он съехал с кургана. Легкий ветерок поднял полы его алой мантии, укрыв ею лицо. Мысль о том, что меж ним и привычным миром лежат тысячелетия, не давала ему покоя.
А может, — подумалось вдруг, — он действительно спит? В этом его убеждало ощущение собственной обособленности, обычно присущее снам.
Когда он достиг подножья поросшего травами кургана, мабдены почтительно расступились. Судя по выражениям их благообразных лиц, можно было понять, что происшедшее поразило их; похоже, они не слишком-то верили в собственные заклинанья. Люди эти располагали к себе. Нет, не суеверные варвары, которых Корум ожидал встретить, стояли перед ним. Умными были их лица и чистыми взоры; они держались с достоинством, пусть — как думали они — пред ними и находилось сверхъестественное существо. Да, это были потомки народа Галины. В эту минуту Корум уже не сожалел о том, что ответил на их зов.
«Как только они не мерзнут?» — подумал Корум.
Сам он уже основательно продрог. Воздух обжигал хладом, на мабденах же были только тонкие плащи, оставлявшие открытыми грудь, руки и ноги, золотые украшения, кожаные пояса и высокие сандалии.
Человек, заговоривший с Корумом, был силен и строен, в росте он не уступал вадагам. Корум подъехал к нему и спешился. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Затем Корум обратился к мабдену, стараясь оставаться бесстрастным.
— Я ничего не знаю о вашем мире, — сказал он. — Ты должен помочь мне
Потупив глаза, человек задумался, затем поднял голову и проговорил:
— Я — Маннах, здешний король. — Он слегка улыбнулся. — Нечто вроде волшебника. Некоторые величают меня друидом, хотя мне не хватает ни уменья, ни мудрости подлинных друидов. И все же я знаю больше других, ибо люди забыли древнее знание. Я думаю, все наши беды связаны именно с этим. — Он добавил едва ли не смущенно: — Мы думали, что знание это уже не пригодится нам, но тут вернулись Фой Мьёр. — Он взглянул в лицо Коруму, словно не веря, что его заклинание возымело действие.
Король Маннах определенно понравился Коруму. Принцу была понятна и его недоверчивость (если только это было недоверчивостью). Заклинание не обладало достаточной силой именно потому, что Маннах и его люди не слишком-то верили в его действенность.
— Вы приступили к заклинанью только тогда, когда все прочие средства уже были испытаны? — спросил Корум.
— Да. Фой Мьёр оказались сильнее нас, ибо они сражаются иначе. Нам оставалось уповать только на древние легенды, — Маннах, смутившись, добавил, до этого часа я и сам не очень-то верил им.
Корум улыбнулся.
— Может статься, до этого часа им и не стоило верить,
Маннах нахмурился.
— Не как бог и не как великий герой говоришь ты; твои речи походят на речь человека. Не прими это за оскорбление.
— Друг мой, и богов, и героев, подобных мне, творят люди, — Корум обвел взглядом собравшихся. — Скажи сразу, чего ты от меня ждешь? Ибо не обладаю я мистическими способностями. Теперь уже улыбался Маннах.
— Возможно, ты и не обладал ими прежде. Корум приподнял свою серебряную руку.
— Ты говоришь об этом? Она сделана на Земле. Человек, обладающий достаточными знанием и мастерством, может изготовить то же самое.
— Ты владеешь иными дарами, — сказал король Маннах, — дарами своего народа, своего опыта, своей мудрости. Тебе присуще и уменье, о. Владыка Кургана. В легендах говорится о том, что на Заре Мира ты низверг могущественных богов.
— Да, я сражался с богами.
— Именно богоборец нужен нам. Фой Мьёр — боги. Они разоряют нашу землю. Они выкрадывают наши Святыни. Они берут в плен наших людей. Наш Верховный Король — их пленник. Наши Великие Земли пали под их ударами, средь прочих пали Кэр-Ллюд и Крэг-Дон. Они поделили страну на части и тем разъединили людей. Наши силы раздробленны, мы не можем собрать их воедино для битвы.
— Сколь же они многочисленны, эти Фой Мьёр? — спросил Корум.
— Их всего семеро.
Корум промолчал, — изумление, которого он не сумел скрыть, говорило красноречивее всяческих слов.
— Их всего семеро, — продолжил король Маннах, — теперь же, о, Корум Кургана, прошу последовать за нами, в нашу крепость, что стоит в Кэр-Малоде. Там ждут нас мясо и мед, там узнаешь, зачем мы позвали тебя.
Корум сел на коня, дозволив людям короля вести его в поводу. Вначале они шли по заиндевевшей от холода дубраве, затем стали подниматься на холм, стоявший над морем, освещенным мертвенным светом луны. Высокие каменные стены скрывали вершину холма; единственный ход вел в город, лежавший за стенами узкий тоннель сначала вел вниз, затем начинался подъем. Камень, из которого слагались стены, был белым. Казалось, весь мир замерз, и все в мире было сотворено изо льда.
Град Кэр-Малод напоминал каменные города Лир-а-Брода, однако дома здесь были украшены резными фасадами и многоцветной росписью. Скорее это был не город, а крепость; мрачный его облик никак не сочетался с обликом людей, призывавших Корума.
— Это древние укрепления, — пояснил король Маннах. — Мы были изгнаны из наших городов, и потому нам пришлось селиться здесь, в городе наших предков. Как бы то ни было, крепости, подобные Кэр-Малоду, почти неприступны, к тому же отсюда хорошо видны окрестные земли.
Они вошли в одно из зданий; по стенам горели масляные лампы и свечи. Люди, стоявшие вместе с Маннахом у кургана, шли за ними.
Они остановились в зале с низкими сводами, тут стояли тяжелые деревянные столы и скамьи. На столах блестела золотая, серебряная и бронзовая посуда, поразившая Корума своим изяществом и красотой. Любая чаша, любое блюдо, любой кубок сияли таким совершенством, что с ними не могли сравниться даже виденные им недавно украшения. Свет факелов играл на посуде и украшениях людей Кремм Кройха, наполняя залу огнями.
— Это все, что осталось от наших сокровищ, — сказал король Маннах, содрогнувшись при этих словах. — Мясо тоже стало редкостью, ибо дичь почти выродилась, — Псы Кереноса рыскают в поисках добычи от заката и до восхода. Боюсь, однажды солнце и вовсе не подымется из-за горизонта, ибо останутся в этом мире лишь псы, да их хозяева. Снегом и льдом покроется вся земля наша, и настанет вечная Самхайн.
Последнее слово было знакомо Коруму, — народ Лайвм-ан-Эша называл подобным же словом самые темные и студеные дни зимы.
Они уселись на длинную деревянную скамью, и вскоре слуги принесли мясо. Еда выглядела не очень-то аппетитно, и королю пришлось извиняться вторично.
Но вот зазвучали арфы, и собравшиеся в зале запели песни о былой славе Туха-на-Кремм Кройх, о том, как Корум Джайлин Ирси поведет их на неприятеля, как вместе разобьют они врага, как на землю придет вечное лето, — и в эту ночь тьма отступила от сердец. Коруму приятно было отметить, что женщины здесь во всем равны мужчинам. Маннах согласился с ним и сказал, что женщинам приходятся и сражаться наравне с мужчинами, особенно искусны они в метании болы, ремня, скрепляющего собой два груза, что удушает врага или отрывает ему члены.
— Всему этому мы научились за последние годы, — сказал король, подливая пенистый мед в золотой кубок Корума. — Воинское искусство превратилось у нас в забаву, в игру, которой мы развлекали себя по праздникам.
— Когда же появились Фой Мьёр? — спросил Корум.
— Три года тому назад. Мы были не готовы к их приходу. Зимой они тайно высадились на восточном берегу. Весна так и не пришла в тот край, и люди попытались найти причину этого. Когда мы впервые услышали о происшедшем от людей Кэр-Ллюда, то не поверили своим ушам. За это время Фой Мьёр установили свое владычество во всех восточных землях нашей страны, от севера и до юга. Теперь они продвигаются на запад. Вначале появляются Псы Кереноса, за ними идут сами Фой Мьёр.
— Семеро? Семеро людей?
— Семеро уродливых великанов, — пятеро мужчин и две женщины. Они владеют странною силой, которой подвластны природа, звери и, может так статься, демоны.
— Ты говоришь, они пришли с востока. Откуда именно?
— Некоторые утверждают, что из-за моря, с огромного загадочного континента, о котором мы почти ничего не знаем. Жизнь ушла оттуда — весь этот континент покрыт льдами. Другие же считают, что они пришли прямо из морских глубин, из страны, где могут жить только они. Наши предки называли эти земли именем Анвин, сами же Фой Мьёр, видимо, называют их как-то иначе.
— А слышал ли ты о Лайвм-ан-Эше? Ты знаешь что-нибудь об этой стране?
— Согласно легендам, наш народ вышел из страны, носившей это имя. Но в незапамятные времена произошла битва Фой Мьёр с народом Лайвм-ан-Эша, и страна Лайвм-ан-Эш ушла на морское дно и стала частью страны Фой Мьёр. От Лайвм-ан-Эша осталось всего несколько островов, а города, стоявшие на них, превратились в груды развалин, — так я слышал. Но после случившегося бедствия нашим людям удалось одолеть Фой Мьёр, и в этом нам помогли волшебные предметы: Меч, Копье, Котел, Жеребец, Овен и Дуб. Все это хранилось в Кэр-Ллюде у нашего Верховного Короля, который правил всеми народами этой земли и в день солнечного солнцестояния решал самые сложные споры, которые не могли быть разрешены обычными правителями, подобными мне. Ныне же эти магические предметы утрачены, — некоторые говорят — навсегда, — сам же Верховный Король стал пленником Фой Мьёр. И потому нас охватило отчаяние, и потому мы вспомнили легенду о Коруме и позвали тебя на помощь.
— Ты заговорил о магических предметах, — заметил Корум. — Ни магия, ни мистика мне не понятны, — и все же я постараюсь помочь вам.
— Происходящее представляется мне крайне странным, — поразился словам Корума король Маннах, — я обедаю вместе с полубогом и вдруг обнаруживаю, что, несмотря на всю очевидность его присутствия, он подобно мне отрицает существование сверхъестественного! — Король покачал головой. — Да, Принц Корум Серебряная Рука, теперь нам придется приучить себя к этой вере. Силы Фой Мьёр липший раз доказывают реальность сверхъестественного.
— Это продемонстрировали и вы сами, — добавил Корум, — ведь именно силою вашего заклинания я оказался здесь!
Высокий рыжеволосый воин поднял свой кубок в честь Корума;
— Теперь мы победим Фой Мьёр. Их дьявольские псы подожмут хвосты! Слава Принцу Коруму! Все поднялись со своих мест и хором повторили:
— Слава Принцу Коруму!
Принц поблагодарил их и поднял свой кубок со словами:
— Слава Туха-на-Кремм Кройх!
Сердце его забилось чаще. Где же он слышал этот тост? Только не в этой жизни. Ему надлежало вспомнить иную жизнь, иное время, — время, когда он стал героем и спасителем для народа, чем-то похожего на этот. Почему же ему стало страшно? Неужели он предавал людей? Он попытался избавиться от этого неприятного чувства, но у него ничего не выходило.
Со скамьи поднялась женщина; слегка качаясь, она подошла к Коруму, обняла его мягкой сильной рукой и поцеловала в правую щеку.
— Приветствую тебя, о, герой! — прошептала она. — Теперь ты вернешь нам Быка. Ты призовешь нас на битву копьем Брионак. Ты вернешь наши утраченные сокровища и Великие Земли. А не подаришь ли ты нам сыновей, о, Корум? Не подаришь ли ты нам героев?
Она вновь поцеловала Принца.
Корум горько усмехнулся.
— Я сделаю все, что в моих силах, госпожа. Все что угодно, но только не последнее, — брак вадагов и мабденов не дает потомства.
Женщину это нисколько не расстроило.
— Я думаю, и на этот случай существует какое-нибудь волшебство, — сказала она.
Она поцеловала его в третий раз и только после этого вернулась на свое место. Желание проснулось в Коруме, и желание это напомнило ему о Ралине; он опечалился настолько, что это стало заметно для окружающих.
— Наверное, ты устал? — спросил его король после краткой паузы. Корум пожал плечами.
— Я слишком долго спал, король. Так что сил я накопил предостаточно.
— Ты спал? Спал в кургане?
— Все может быть, — ответил Корум задумчиво. — Может быть и в кургане, хотя мне самому так и не кажется. Я жил в замке, что стоит над морем, дни мои были исполнены грусти и одиночества. И тут вы позвали меня. Вначале я старался не обращать на вас внимания, пытался избавиться от вас, но вскоре появился мой старинный приятель, — он-то и посоветовал мне ответить на ваш зов. И я пришел к вам. Впрочем, все это могло быть и сном,
Корум почувствовал, что он уже перебрал сладкого меда. Напиток был достаточно крепким. Сознание его замутилось, им овладело странное состояние, в котором эйфория сочеталась с меланхолией.
— Король, тебе важно знать, откуда я пришел?
— Нет. Достаточно того, что ты здесь, в Кэр-Маледе, — твое присутствие укрепляет в людях воинский дух.
— Тогда продолжи свой рассказ о Фой Мьёр, расскажи мне о том, как они одолели вас.
— О Фой Мьёр многого не расскажешь. Говорят, что они не всегда были вместе, что они разных кровей. Мы помним, как воевали наши предки; Фой Мьёр же воюют совсем иначе. Раньше, когда сходились два войска, из их рядов выходило по человеку. Эти герои сражались один на один, пока один из них не одолевал другого. Побежденного щадили, — если он и умирал, то только от тяжких ран, полученных во время боя. Часто оружие не применялось вообще, — бард состязался с бардом в язвительных сатирах на неприятеля, — побежденный убегал с поля боя, сгорая от стыда. У Фой Мьёр иное отношение к войне. Потому они и побеждали нас с такой легкостью. Мы не привыкли убивать, они же — самые настоящие убийцы. Они хотят Смерти, жаждут Смерти, идут за Смертью, они хотят, чтобы Смерть всегда была рядом с ними. Этот-то народ мы и называем народом Льдов. Народ Ели рыщет, следуя за Смертью и за вестником Царства Смерти, Владыкой Зимы, по всем Западным Землям, или Вро-ан-Мабден, как называете их вы, древние. Мы на Западных Землях. Люди наши живут на севере, на юге и на западе. Лишь на востоке никого не осталось, ибо все замерзли, ибо их покорил Народ Ели.
Король Маннах словно пел панихиду по погибшим своим соплеменникам.
— О, Корум, не суди о нас по тому, что ты видишь сейчас. Были и мы великим народом, была и у нас великая сила, но напали на нас Фой Мьёр и мы сразу же обеднели и обессилели, ибо они унесли с собой землю Лайвм-ан-Эша, а вместе с нею все наши книги и все наше знание.
— Похоже, эта легенда создана лишь для того, чтобы объяснить события вполне естественные, — осторожно предположил Корум, — До последнего времени я относился к ней так же, теперь же я думаю иначе. — Корум вынужден был согласиться с королем.
— Хотя мы обеднели, — продолжал король, — и почти разучились управлять стихиями, мы остаемся тем же самым народом. Наше сознание осталось тем же. Мы не утратили свой ум.
Корум был поражен ясностью мысли короля, ожидая встретить куда более примитивных существ. Да, эти люди относились к магии и колдовству как к реальности, но их никак нельзя было назвать суеверными.
— Твои люди достояны самых высоких похвал, о, король Маннах, — искренне сказал Принц. — Я сделаю для них все, что в моих силах. Но именно ты должен сказать, в чем должно состоять мое служение, ибо ты больше знаешь о Фой Мьёр.
— Фой Мьёр страшатся наших древних сокровищ, сокровищ магических, ответил Маннах. — Мы забыли о них, считая их чем-то курьезным и пустым; лишь теперь нам стало открываться истинное их значение — они обладают могуществом, с которым не могут совладать и Фой Мьёр. Послушай, Принц Корум, люди, собравшиеся здесь, могут подтвердить мои слова — Бык Кринанасса появился в наших краях.
— Этого быка здесь уже поминали.
— Верно. Это огромный черный бык, поспорить с которым может только один человек. Только ему это под силу.
Корум улыбнулся:
— И этого человека зовут Корум?
— В древних текстах его имя не названо. Говорится же там следующее: в руке, сияющей лунным светом, этот человек будет держать копье, называемое Брионак.
— Копье Брионак?
— Волшебное копье, выкованное кузнецом Гоффаноном из народа Сидхи; кузнец этот владеет им и сейчас. Понимаешь, Принц Корум, после того как Фой Мьёр пришли в Кэр-Ллюд я пленили Верховного Короля, воин по имени Онраг, охранявший древние реликвии, бежал на колеснице, захватив сокровища с собой. Фой Мьёр стали преследовать его; скрываясь от них, Онраг растерял все реликвия. Некоторые из них попали в руки к Фой Мьёр. Другие попали к мабденам. Кое-что, если верить слухам, оказалось у народа, древностью своей превосходящего и мабденов, и Фой Мьёр, я говорю о народе Сидхов, который и даровал нам реликвии. Множество раз мы бросали руны и многое пришлось сделать нашим прорицателям, прежде чем мы узнали, что копье Брионак вновь попало к таинственному Сидхи, кузнецу Гоффанону.
— Вы знаете, где живет этот кузнец?
— Считается, что он живет в месте, называемом ныне Хи-Брисэйл, на таинственном острове, окутанном чарами, лежащем к югу от наших восточных берегов. Наши друиды говорили, что Хи-Брисэйл — это все, что осталось от Лайвм-ан-Эша.
— Но разве не Фой Мьёр правят теми землями?
— Они боятся чудесного острова. Причина этого мне неизвестна.
— Велика же должна быть опасность, угрожающая им, коль они покинули земли, некогда принадлежавшие им.
— Согласен с тобой, — кивнул Маннах. — Но не только Фой Мьёр боятся острова. Ни один мабден, отправлявшийся в Хи-Брисэйл, не возвратился оттуда. Говорят, что Сидхи находится в кровном родстве с вадагами. Многие считают их одним народом. И, вероятно, только вадаг может не только отправиться в Хи-Брисэйл, но и вернуться оттуда.
Корум рассмеялся:
— Наверное, ты прав! Хорошо, — я отправлюсь туда и постараюсь найти это копье.
— Ты можешь найти там и собственную смерть.
— Смерти я не боюсь, король. Король Маннах, посерьезнев, кивнул:
— Похоже, я понимаю тебя. Ты лишний раз напомнил мне о том, что в эти суровые дни следует бояться не смерти, но вещей куда более страшных.
Оплывшие свечи догорали. Похоже, час веселья подходил к концу. Арфист запел тоскливую песню, говорилось в ней о любви и судьбе, о расставаньи и печали; Коруму, совершенно опьяневшему от меда, казалось, что мабден поет о любви Принца к Ралине. Ему вдруг подумалось, что девица, вступившая с ним в разговор, очень похожа на Ралину. Он пристально посмотрел на нее. Не замечая его взгляда, она смеялась, болтая о чем-то с молодым воином. Надежда вернулась в сердце Корума. Где-то в этом мире могла воплотиться и Ралина: он найдет ее, и она вновь полюбит Корума, не ведая, что некогда уже любила.
Девица повернулась в его сторону и перехватила взгляд. Улыбнувшись, она слегка поклонилась Принцу.
Корум встал, поднял свой кубок и громогласно возгласил:
— Пой, бард! Любимой моей, Ралине, я посвящаю этот тост! И да хватит у меня сил на то, чтобы вновь отыскать ее в этом страшном мире!
Корум опустил глаза, чувствуя, что ведет себя крайне глупо. При ближайшем рассмотрении оказалось, что девица вовсе не похожа на Ралину. Корум уселся на место, чувствуя на себе пристальный взгляд девицы; он вновь удивленно посмотрел на нее.
— Я смотрю, тебя заинтересовала моя дочь, о, Повелитель Кургана, — услышал Корум голос короля. В голосе звучала явная ирония.
— Твоя дочь?
— Ее зовут Медбх. Она хороша, верно?
— Да, да, она очень красива, король Маннах.
— Мать ее была убита в первой же битве с Фой Мьёр, с той поры Медбх выполняет роль королевы. Она — мой советник, моя правая рука. Великолепна она и в вою, — никто не может сравниться с нею в метании болы, стрельбе из пращи и бросании татлума.
— Что такое татлум?
— Твердый шар, сделанный из перемолотых мозгов и костей наших врагов. Фой Мьёр боятся этого оружия. Поэтому мы и используем его. Мозги и кости смешиваются с известью, которая и придает шару твердость. Эти шары неплохо помогают нам в борьбе с Фой Мьёр.
Корум подлил себе меда и тихо сказал:
— Прежде чем отправиться за копьем, я хочу понять природу наших врагов. Король Маннах улыбнулся.
— Выполнить твою просьбу несложно, — двое Фой Мьёр вместе со своими сворами бродят где-то неподалеку. Паши разведчики считают, что Фой Мьёр направляются к Кэр-Малоду, с тем, чтобы атаковать крепость. К завтрашнему вечеру они будут здесь.
— И ты хочешь победить их? Меня смущает твое спокойствие.
— Сражаться с ними мы не будем. Подобные вылазки Фой Мьёр предпринимают вовсе не для того, чтобы нападать на нас. Порой они действительно уничтожают наши крепости, обычно же появляются лишь для того, чтобы поселить в нас страх.
— Стало быть, ты разрешаешь мне погостить у вас до завтрашнего вечера.
— Да. Но ты должен обещать мне, — если крепость падет, ты тут же покинешь ее и отправишься в Хи-Брисэйл.
— Я даю тебе такое обещание, — сказал Корум. Он вновь взглянул на дочь короля Маннаха. Смеясь, она пила из кубка; рыжие косы были откинуты назад. Он смотрел на ее тонкие запястья, украшенные браслетами, на ее крепкое и ладное тело. Он угадывал в ней и принцессу, и воительницу, но было в ней и что-то такое, чего Корум понять но мог. В глазах ее читались острый ум и веселый нрав. Впрочем, может быть, он попросту обманывал себя, желая видеть Ралину в любой женщине.
В конце концов, собравшись с силами, Корум покинул залу. Король Маннах проводил его в специально приготовленную для него комнату. Комната была обставлена очень просто; на деревянном ложе лежал соломенный матрас и шкуры. Корум тут же заснул. В эту ночь сновидения не тревожили его.