лось сжигать излишки. Он начал напевать себе под нос. Потом принялся барабанить по стенке кровати. Затем стал пинать верхнюю койку снизу. Потом притворился, что его застрелили, и упал с кровати, пытаясь рассмешить Кейт.
Кейт не рассмеялась.
– Уходи, – пробурчала она.
– По крайней мере, мы можем играть с паровозом ещё неделю. Это лучше, чем ничего.
Видимо, кто-то когда-то сказал Тому, что во всём надо искать свои плюсы. Кейт всегда раздражал неуёмный оптимизм брата, а уж сегодня и подавно. У Тома ни разу не отбирали подарки. И никогда не отправляли на целый день в его комнату. По крайней мере, Кейт именно так и казалось.
Молчание затянулось. Том никуда не ушёл.
– Кажется, поезд горит, – сказал он.
– Вот и хорошо.
– Ты хочешь, чтобы он сгорел? Почему?
– Потому что я его ненавижу.
– Почему?
– Потому что я всех ненавижу! И тебя в том числе!
– Ты какая-то злая.
– Я и не пытаюсь быть доброй!
Том выглянул в окно.
– Значит, сегодня тебе повезло, потому что поезд и вправду горит. Честное слово. Посмотри сама.
Кейт тоже выглянула в окно. И нахмурилась. В окошке кабины её паровоза плясал крошечный огонёк.
– Странно, – прошептала она.
– Думаешь, он и вправду горит?
– Как он может гореть? Он ведь железный.
Они потихоньку спустились в кухню и вышли во двор через заднюю дверь. Уже вечерело. Трава холодила босые ноги. Вы, наверное, подумали, что сейчас Кейт и Том должны были бы поднять тревогу и сообщить родителям, что у них во дворе, возможно, случился пожар в паровозе. Но они не побежали к родителям. Происходило что-то интересное, и Кейт не хотелось, чтобы взрослые вмешались и всё испортили. Они вечно всё портят.
– Смотри, – сказал Том. – Рельсы стали длиннее.
И действительно: ещё днём паровоз стоял на коротком отрезке рельсов, а теперь в траве протянулись новенькие, серебристо-стальные рельсы, уходившие куда-то вдаль.
– Мне понравилась твоя идея, – раздался голос из сумрака. – Соединить рельсы со старой веткой в лесу.
Дядя Герберт стоял, прислонившись к колесу паровоза. Пока он не заговорил, Кейт его даже не видела.
– Дурацкая была идея, – пробормотала она. – Та ветка заброшена, и рельсы там ржавые, и они никуда не ведут. И даже если бы вели, паровоз всё равно с места не сдвинется. Если вы вдруг не заметили.
– Я заметил, – сказал дядя Герберт. – Зря ты считаешь, что взрослые ничего не замечают.
– Иногда именно так и кажется.
– А взрослым иногда кажется, что вы, дети, только и делаете, что пялитесь в телевизор или играете в свои компьютерные игрушки и совершенно не уделяете внимания реальной жизни.
Да, все взрослые так говорят, но Кейт удивилась, услышав подобную отповедь от дяди Герберта. Она уже начала надеяться, что он не такой, как другие взрослые, – но, конечно, он точно такой же. Взрослые все одинаковые.
– Почему я должна уделять внимание реальной жизни? – спросила она. – Реальная жизнь жутко скучная!
– Откуда ты знаешь, что она скучная, если не уделяешь ей никакого внимания?
– Тогда, может, реальная жизнь тоже могла бы уделить мне внимание!
– Может быть, – тихо проговорил дядя Герберт, словно пытаясь напустить на себя таинственности. – Мир интереснее, чем нам кажется.
– Это было бы здорово. – Кейт скрестила руки на груди. – Потому что он кажется донельзя скучным!
– А как же таинственный огонь в кабине? Он тоже скучный? Ты же вышла во двор посмотреть, что происходит?
Возразить было нечего.
– Да, наверное, – сказала Кейт.
Она шагнула к паровозу, но остановилась и обернулась к дяде Герберту:
– Мы ещё не закончили наш разговор.
– Да, – кивнул дядя Герберт. – Ещё не закончили.
Глава 4. Что было дальше
Кейт подошла к паровозу и заметила кое-что ещё: из трубы на крыше струился белый пар и вился влажным туманом вокруг колёс.
Кейт вдруг занервничала.
– Давай, – сказал дядя Герберт. – Вот оно. В кои-то веки реальная жизнь сделалась интересной. Она уделяет тебе внимание. Ты же этого и хотела?
Кейт не любила, когда ей пеняли, повторяя её же слова, поэтому ничего не сказала, а просто залезла в кабину. Металлические ступени казались особенно твёрдыми под босыми ногами. Кабину освещало сияние пламени. Кто-то развёл огонь в маленькой печке, где прежде была лишь холодная зола. На улице было прохладно, но от печки исходил такой жар, то Кейт мигом согрелась.
И ещё кое-что интересное: раньше тендер был пустым, а теперь там лежала гора угля. Том забрался в кабину следом за Кейт.
– Круть, – сказал он. – Как в походе. Можно здесь заночевать.
– Как в том лесном домике с печкой, – сказала Кейт. – Когда мы ездили кататься на горных лыжах и папа в первый же день поранил колено и всю неделю ходил в плохом настроении. Ты был совсем маленьким и, наверное, не помнишь.
– Я помню. – Том откинул сиденье и уселся. – Я тогда потерял Лисика.
Плюшевый Лисик – полное имя Лисик Джонс – был любимой игрушкой Тома буквально с младенчества. Когда Лисик потерялся, Том плакал несколько дней – и до сих пор не может без слёз читать «Изумительного мистера Лиса». Да, у мальчишек тоже есть чувства, просто они почему-то старательно их скрывают.
Кейт выглянула в окошко. Окна их дома были ярко освещены, и Кейт видела, как папа накрывает на стол в гостиной. Готовится к праздничному ужину в честь её дня рождения. Сейчас он казался таким далёким, словно их разделяла тысяча миль.
– Жалко, что паровоз ненастоящий, – тихо проговорила она. – В смысле что он никуда не поедет. А так было бы приключение…
– Ага.
И тут один из больших рычагов с глухим лязгом сдвинулся вперёд.
Кейт нахмурилась.
– Странно… Это ты его сдвинул?
– Нет, – сказал Том.
Кейт высунулась в окно.
– Дядя Герберт? Тут что-то сдвинулось.
Дядя Герберт вскинул голову.
– Что значит «сдвинулось»?
– Само по себе.
Он нахмурился.
– Не может быть.
Но теперь всё в кабине задвигалось: закрутились какие-то медные колёса, поршни заходили вверх-вниз, ожили стрелки на датчиках. Защёлкали переключатели.
– Дядя Герберт, честное слово! Здесь всё движется! Почти всё!
Кейт впервые увидела, как на лице её дяди отразилась растерянность.
– Ясно. Думаю, вам лучше выбраться из кабины. – Он произнёс это с теми же осторожными интонациями, с какими люди обычно обращаются к расшалившейся кошке, пытаясь её вразумить. – И как можно скорее.
– Кейт, – сказал Том. – Может, и вправду…
– Но что происходит? Это какая-то игра?
– Не важно! – сказал дядя Герберт. – Просто спускайтесь!
Том пошёл к двери, но Кейт осталась на месте.
– Можешь идти, – сказала она. – Я не обижусь. Но мне хочется посмотреть, что будет дальше.
Том надолго задумался.
– Я тоже останусь, – наконец сказал он, причём очень серьёзным, торжественным голосом.
Теперь пар буквально валил из трубы, и вся лужайка за домом затянулась белёсым туманом. Повернулась какая-то ручка, из головного прожектора вырвался луч яркого белого света, осветившего траву, и деревья, и стену соседнего дома. Откуда-то снизу донёсся резкий, довольный треск. Но не такой треск, когда что-то ломается. Скорее как будто освободилась какая-то штука, которую заклинило сто лет назад.
– Это был тормоз! – закричал дядя Герберт. – Спускайтесь! Быстрее!
Пффф.
Паровоз издал глухой, хриплый звук, похожий на вздох древнего зверя, пробудившегося от очень долгого сна.
– Погодите… это взаправду или понарошку? – крикнула Кейт.
– Это волшебство! – Дядин крик почти утонул в шипении пара. – Вы же не думали, что богатство досталось мне тяжким трудом, да?
Кейт, конечно, ему не поверила. Потому что, в отличие от книг, в реальной жизни волшебства не бывает. Но других объяснений у неё не нашлось.
Пффф…
Пффф…
Пффф…
Теперь треск, шипенье и звон доносились уже отовсюду. Паровоз – все его 102,36 тонны – покатился по рельсам так же плавно, как лодка проходит по тихому озеру. Сразу было понятно, что если такая тяжёлая штуковина сдвигается с места и набирает ход, её уже не остановишь.
Дядя Герберт побежал рядом, бормоча нет, нет, нет и пытаясь запрыгнуть на паровоз на ходу, как бывает в кино. Кейт почему-то совсем не было страшно. Наоборот, она себя чувствовала счастливой, как никогда. Словно в ней тоже что-то освободилось. Словно её собственный заклинивший тормоз наконец встал на место. Да, вот оно. Чего-то такого она и ждала.
Дядя Герберт на собственном опыте убедился, что запрыгнуть на движущийся паровоз гораздо труднее, чем кажется в фильмах.
– Идите к нам, дядя Герберт! – крикнула Кейт.
– Не могу! Вылезайте!
– Нет, дядя Герберт. Вы сами сказали: жизнь становится интересной.
– Какой-то уж чересчур интересной! – Дядя Герберт остановился и наклонился вперёд, упёршись руками в колени и пытаясь отдышаться. – Вы ещё не готовы!
– К чему не готовы?
Кейт чувствовала, что готова ко всему. Ветер развевал её волосы. Она даже не знала, умно сейчас поступает или, наоборот, очень глупо. Но это было не важно, потому что её сердце буквально рвалось от восторга.
Это в тысячу раз интереснее компьютерных игр!
Пффф.
Пффф.
Пффф, пффф…
Пффф, пффф…
Дядя Герберт вновь попытался догнать паровоз, но почти сразу остановился. Он был явно не в лучшей физической форме. И уже безнадёжно отстал.
– Простите, ребята! – крикнул он. – Этого не должно было произойти! Вам предстоит очень ответственная работа! Вы уж постарайтесь выполнить её хорошо!
Паровоз набирал скорость, мчался по рельсам так плавно, словно по льду на коньках.
Не хватало лишь одного.
– Как включить гудок? – крикнула Кейт.
– Там есть верёвка с ручкой! – ещё успел крикнуть в ответ дядя Герберт, а затем они потеряли его из виду.