То и дело какие-нибудь умники, завидуя нам, пытались выехать на обочину, но, боясь штрафа, быстро с нее съезжали. Ушлые пройдохи! Правда, меня тоже водитель возил по этой заветной полосе, но я же не ради своего удовольствия разъезжаю. В мегаполисе, где пятнадцать миллионов человек теснятся как сельди в бочке, как прожить без маленьких привилегий?
– Что это тебя насмешило, абла?[3]
«Этот шофер за мной подглядывает, что ли, – подумала я. – Хватит коситься в зеркало! За дорогой следи!»
– Ничего, вспоминала кое-что…
Что я могла вспоминать? Я думала про обочину. Наверное, улыбнулась, когда подумала: «Ездила бы я по обочине, не будь я в ректорском автомобиле».
– Долго еще ехать?
– Через двадцать минут будет там. Если бы не служебный автомобиль, мы бы и до полуночи не добрались.
Пока мы неслись вперед, за нами наблюдали дорожные полицейские. Они высматривали, кто мы: обычные граждане, которых надо остановить, отругать и выписать штраф, или важные персоны, которым надо отдать честь? Потом, завидев мигающий синий маячок рядом с номерным знаком, они понимали, что мы члены общества избранных, и приветствовали нас.
Боже мой, не страна, а рай! Все так просто. Пока ты едешь в ректорском автомобиле, разумеется.
Я же собиралась прочитать распечатки. Профессор пра́ва, немец, холост… Холост? Разве остались в наши дни неженатые профессора?
– А, ясно, – пробормотала я. Я проглядела самое важное: под именем «Максимилиан Вагнер» была указана дата рождения. 19 августа 1914 года. Значит, ему 87 лет. Ну и старик, как же он сюда доехал? Наверное, жена умерла или они развелись. Хотя в их времена не было столько разводов, люди женились, чтобы жить вместе, а не чтобы развестись, как сейчас.
«Вот так сюрприз», – пронеслось в голове. Три дня мне придется лечить болячки старика и давать ему таблетки. Чтоб тебя, Максимилиан Вагнер! Не нашел лучшего времени приехать в Стамбул, чем в эти гадкие февральские дни?
Я заранее знала, что будет спрашивать старик из Америки. «О-о-о, в Стамбуле бывает так холодно? А я привез вещи для жаркого климата. М-м-м, и дороги у вас есть? Извините, а почему вы без платка? А разве женщины могут работать в университете?»
Я уже привыкла к таким вопросам. Каждый раз перед встречей с иностранцем я морально готовилась. С фальшивой улыбкой я отвечу старику то же самое, что и остальным: республика, реформы, в Турции женщины получили избирательное право раньше, чем во многих европейских странах, сорок процентов университетских преподавателей – женщины. И добавлю: уже более полувека в этой стране не носят фески[4], у мужчин не бывает четырех жен, турки – не арабы, в Стамбуле нет верблюдов и пустыни, зимой все морозят задницу, ну и тому подобное.
Про себя же я буду ругаться: «Столько информации в открытом доступе, болван, взял бы и почитал, узнал бы страну, куда едешь! Мы же не считаем до сих пор Америку страной краснокожих и ковбоев! Ты же профессор, как можно приезжать таким неподготовленным?»
В то же время я скрою, что, несмотря на гарантированные законом права, многих женщин по-прежнему избивают, женские убежища переполнены, а на востоке девушек могут казнить по решению семейного совета. Ведь это ранит мои патриотические чувства. К тому же это не вся правда, а лишь ее часть.
Объяснять все это часто приезжающим иностранцам, а потом вести их на экскурсию на «Гранд-базар» и в «Голубую мечеть»[5] и помогать покупать кожаные куртки, яблочный чай, синие бусины от сглаза и рахат-лукум – важнейшая часть моей работы. В нынешнее время, когда работу найти нелегко, ничего не остается, кроме как отвечать на глупые вопросы, умело уходить от ухаживаний престарелых профессоров, включая дурочку, а при прощании в аэропорту терпеть их поцелуи и объятия, будто мы сто лет как родные, и слушать разглагольствования о турецком гостеприимстве…
Что поделаешь, у каждой работы свои недостатки. У моей вот такие. Когда бывший муж, несмотря на судебное решение, не платит алименты и вся ответственность за четырнадцатилетнего сына плюс школьные расходы ложатся на твои плечи, ты не можешь позволить вести себя как многодетные голливудские звезды.
Ранним утром выбегаешь из дома, влезаешь в переполненную маршрутку, чтобы добраться до чертовой работы, вечером уставшая как собака тем же путем возвращаешься домой, кормишь сына, чей смысл жизни – играть в «Плейстейшен», а на следующий день повторяешь все снова, как современная женская версия Сизифа, – так и выживаешь.
К выходным под глазами появляются черные круги. Решаешь приятно провести время в компании пары подруг и стремишься в громадные торговые центры – эти новые святыни Стамбула.
Приятно бывает посмотреть американскую романтическую комедию, а потом, пока не рассеялось приятное чувство, опрокинуть два бокала вина в каком-нибудь ресторанчике. Смотришь – за большинством столиков сидят девушки. Интересно, когда это женщины с мужчинами так разделились?
Девушки сначала в красках описывают, как хорошо быть одинокой и независимой, а затем все время говорят о мужчинах. Говорят все одно и то же: женщины наконец избавились от векового рабства и обрели самостоятельность, поэтому институт брака больше не нужен, женщины стали образованнее и успешнее, что крайне беспокоит мужчин, через двести лет мужчин совсем не останется и женщины будут размножаться без их участия, и все тому подобное.
Иногда и я присоединялась к таким разговорам. Говорила, что в этом-то и состоит трагедия успешной женщины в современном мире. Так и будет продолжаться, пока мужчины выбирают себе жен, а не наоборот. Счастливые времена наступят тогда, когда девушки будут покупать кольца и делать возлюбленным предложение, будут отправлять свою семью на сватовство в дом молодого человека, и в семью будет приходить не невестка, а зять. Но в Турцию такой обычай придет в последнюю очередь. Ведь какими бы сильными ни становились женщины, Турция – страна-мужчина.
Я делила страны по половому признаку. Например, Скандинавские страны, Франция, Италия были женщинами, а Германия, Испания, США – мужчинами…
Седой мужчина передо мной, откинувшись в кресле, постоянно дергается. Мне не мешает, но какой же он беспокойный. Сидящая в моем ряду с левой стороны парочка без конца целуется. Поскольку кресла бизнес-класса откидываются полностью, они выглядят, будто лежат у себя в спальне. Я полностью уверена, что они сейчас ласкают друг друга под одеялом. Как утверждал Шопенгауэр, природа обманывает их в целях сохранения вида. Неужели то, что мы называем любовью, на самом деле лишь обман, необходимый для рождения потомства?
Когда мы ехали в аэропорт встречать профессора, Сулейман то и дело поглядывал на меня в зеркало заднего вида. Я старалась не встречаться с ним взглядом. Несомненно, этот дурачок видел во мне «разведенку». Все мужчины одинаковые. Стоит женщине развестись, как она непременно ищет «мужчину», непременно в нем нуждается! Кто знает, что он себе нафантазировал. Прислонив голову к стеклу, я наблюдала за дождем.
Наконец, пройдя полицейский контроль на въезде в аэропорт имени Ататюрка[6], мы были на месте. Большой черный служебный автомобиль и здесь произвел впечатление: мы смогли подъехать прямо к выходу, куда не пускали обычные машины. На самом деле наш мерседес был очень старый. Бог знает, от какого ректора он достался. Возможно, тот ректор уже умер, а старик-мерседес, регулярно оказываясь в ремонте, кряхтя и скрипя, все продолжает служить.
Тому, что в аэропорту было полно народа, я не удивилась, конечно. В этой стране везде полно народа. На дорогах, автобусных остановках, в торговых центрах, кино, ресторанах, на площадях… Многолюдно и шумно. В огромном городе не найдешь места, чтобы на пару минут побыть в одиночестве и отдохнуть в тишине. Пробираешься через столпотворение на площади Эминёню: зазывалы предлагают, чтобы их ручной орел вытащил для тебя записку с предсказанием, кто-то врубил на полную громкость песни в арабском стиле, продавцы вопят: «Симит![7]», «Чищенные огурцы, киви!», заклинатели гипнотизируют своих змей, рядом разложили на продажу поддельные часы, дети предлагают птиц в клетках, которых покупатели потом выпустят на волю, загадав желание, – в общем, пробираешься через всю эту потную, шумную толкотню, чтобы найти на берегах Босфора укромный уголок для отдыха.
Так размышляя, я стояла в зоне выхода пассажиров, одновременно посматривая на огромное светящееся табло. Да, самолет из Франкфурта приземлился. Значит, иностранец сейчас выйдет. Подняв табличку с надписью «проф. Максимилиан Вагнер», я начала ждать. Пассажиры выходили группами: работающие в Германии турки, туристы… Стюардесса вынесла на руках светловолосую девочку лет десяти…
И тут я увидела профессора. Сразу привлекли внимание его высокий рост и ярко-голубые глаза, на нем было черное пальто и фетровая шляпа. В правой руке профессор держал футляр для скрипки, а в левой – чемодан средних размеров. Остановившись на выходе, он осматривал толпу встречающих. Увидев табличку в моих руках, мужчина улыбнулся и подошел. Подойдя к разделяющему нас ограждению, он поставил чемодан на землю, снял шляпу и, протянув мне руку, сказал по-английски:
– Добрый вечер! Я Максимилиан Вагнер.
В тот момент я заметила, как же он красив. Аккуратно стриженные седые волосы, маленький нос, глубокие морщины, которые были ему очень к лицу, – все это делало Максимилиана очень привлекательным. Еще больше я удивилась, что в первый раз передо мной мужчина снял шляпу.
– Добро пожаловать, профессор! Я Майя Дуран.
Мы вместе дошли до конца ограждения.
– Наша машина прямо у входа, – сказала я.
Хотя мне и хотелось, я не стала предлагать профессору понести чемодан. Я боялась, что он воспримет это не как помощь пожилому человеку, а как раболепие, свойственное угнетенной мусульманке. Да и сам Вагнер, несмотря на возраст, выглядел бодрым и сильным и держался прямо.