В ответ на этот вопрос послышались смешки. Слушателям стало неловко, так как, по их мнению, «варварами» на Западе называли турок, и в зале нервно засмеялись.
– «Варвар» у древних греков означало «иностранец». Все, кто не были греками, особенно персы и азиатские народы, назывались «варварами». Это слово перешло в европейские языки, и так стали называть неевропейцев. Поначалу у него не было негативного значения. Например, ваш земляк из Бодрума Геродот[26] начинает свою книгу с такой невинной фразы: «Геродот из Галикарнасса собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом[27]». Смотрите, он говорит о великих деяниях варваров. Так тогда понимали это слово, но со временем из-за предубеждений оно приобрело современный смысл. А как вам известно, в этом смысле самые варварские деяния ХХ века были совершены странами либо европейской, либо родственной ей культуры.
По всему его поведению было видно, что он привык читать лекции такой большой аудитории. Снова бросив взгляд на собравшихся, он продолжал:
– Я хочу сказать, что все народы, все культуры имеют предубеждения относительно друг друга. Если однажды нам удастся избавиться от таких наименований, как «варвар» в европейских языках, «гайдзин» в японском, «кафир» у мусульман, «неариец» у немцев, мы достигнем цели. «Что за цель?» – спросите вы. Думаю, ее можно сформулировать так: гуманистическое понимание, что ценность человека состоит лишь в том, что он человек; где нет места дискриминации по религиозному, национальному, половому, расовому, гендерному, политическому признакам.
Присутствующие зааплодировали. Красивые слова производили на людей впечатление, однако не выходили за пределы аудитории. Люди, всячески дискриминирующие других, не видели противоречия в том, чтобы похлопать такой прекрасной речи. Немного позже, вернувшись к обычной жизни, они снова не будут считать других за людей, снова будут разжигать ненависть и рознь. А чтобы оправдать такое поведение, они часто будут использовать слово «но». «Да, но…» – будут начинать они фразу и выдумывать оправдания своим поступкам, противоречащим всем принципам, которых они на словах придерживались.
Профессор жестом прервал аплодисменты и продолжил с того места, где остановился. И тут я замерла и перестала что-либо понимать.
Голос Вагнера доносился как какой-то гул, словно сквозь толстую стену. Я его слышала, но не могла разобрать слова. Точнее, я и не слушала. Аудитория, люди в ней – все превратилось в размытую фотографию. Я не замечала движений, не разбирала ни слова. Однако на этой фотографии я отчетливо видела трех мужчин и глядела только на них. Да, это точно они! Трое из белого «рено»! Они сидели и внимательно слушали профессора, что-то записывая.
«Кто они?» – спросила я, должно быть, уже в сотый раз. Но, наверное, надо было задать другой вопрос: «Кто этот Вагнер?» Если он заслуженный профессор права, как было сказано в начале лекции, чего хотели от него эти мужчины? Дело становилось все таинственнее.
«Кто ты, Максимилиан Вагнер?»
Сидя на заднем сиденье автомобиля по пути в отель, я все время прокручивала в голове этот вопрос. С профессором мы не разговаривали. Сулейман подозрительно поглядывал на нас в зеркало заднего вида. В какой-то момент я заметила, что Вагнер закрыл глаза. День был утомительный для человека в его возрасте. Но он снова держался молодцом.
Прощаясь с ним перед отелем, я сказала:
– Вы устали, профессор. Отдохните, вздремните.
Он кивнул в знак согласия:
– Однако потом у меня будет к вам просьба.
– Да?
– Это никак не связано с работой… Вы не хотите со мной поужинать этим вечером, Майя?
Такой просьбы я совсем не ожидала. И он первый раз обратился ко мне по имени.
– Не знаю… Дома ждет сын…
Он понимающе прервал меня, избавив от необходимости подбирать слова:
– Тогда не буду настаивать. Большое спасибо за все.
Он слегка поклонился и приподнял шляпу, затем пошел в сторону отеля. Только он собирался войти, как я крикнула:
– Профессор!
Он обернулся. На лице у него было то же понимающее выражение: будто он не ждал, что я скажу, а приветливо слушал… Какой же учтивый человек.
– Да? – мягко сказал он.
– Во сколько ужин?
Он немного подумал:
– В восемь подойдет?
– Хорошо. Хотите в отеле поужинать или в другом месте?
– Если вы не против, давайте в отеле.
Садясь в мерседес, я уже по привычке огляделась. Мужчин не было.
Когда машина тронулась, я почувствовала, как же устала. «Еще надо ехать в университет, целый час заниматься там ерундой», – ныла я про себя. Потом мучительная дорога домой, а потом – снова в отель. Казалось, я не выдержу. Поехать бы сразу домой, принять душ, отдохнуть, подготовиться к вечеру. Это было бы по-человечески, а не как у меня – на бегу впопыхах.
Я отвлеклась от своих мыслей и взглянула на Сулеймана за рулем. Интересно, он все еще обижен? Все еще таит злобу? Не похоже. Может быть, он забыл наш утренний разговор. Или полученные чаевые его смягчили.
– Я подумала, может быть, я смогу намекнуть ректору про твоего брата.
Он взглянул на меня в зеркало. У него ушла пара секунд, чтобы понять, о чем речь. Тогда он расплылся в улыбке.
– Вот спасибо, абла!
Он сменил тон с радостного на жалобный:
– У него трое детей, работы нет. Такое доброе дело сделаешь.
– Хорошо, завтра найду момент, скажу. Или потом, при первом случае.
Я чувствовала себя немного виноватой, но постаралась отбросить эти мысли. Мы чуть помолчали.
Когда машина свернула на бульвар Тарлабаши, я сказала:
– Сулейман, мне вечером надо быть с профессором, довезешь до дома?
– Конечно, – радостно отозвался он, – как скажешь. Всегда довезу, ты только скажи.
– До конца рабочего дня немного осталось, – пояснила я. – Ехать в университет, потом домой – только время терять. Я и так вечером из дома порабо…
– Не вопрос, – прервал он меня. – Как хочешь.
На углу своей улицы я вышла из машины и забежала в кафе. Попросила полторы порции кебаба по-адански, который любит Керем, затем, пока готовили заказ, зашла к зеленщику купить немного фруктов и в продуктовый за шоколадным мороженым.
Когда удается выиграть немного свободного времени, хочется урвать побольше. Человек оживает: избавившись от обязательств, стремится жить полной жизнью.
Когда я пришла домой, удивилась, что Керем спит. Значит, недосып его одолел, и он прилег. Я немного понаблюдала за сыном. Было приятно разглядывать его красивое лицо с правильными чертами. Я погладила каштановую челку, упавшую на лоб. Если бы он не спал, то никогда не позволил бы мне это сделать. Я могла дотронуться до него только во сне.
Сердце кровью обливалось, когда я думала, как он живет, но я ничего не могла поделать. Занятия с тремя докторами ни к чему не привели. И самое ужасное, с каждым днем Керем все больше от меня отдалялся.
Надо было отнести продукты на кухню. Я снова ускорилась. Как путник в пустыне, увидев воду, собирается с силами, несмотря на измождение, – так и я оживилась. Хотелось поскорее пойти в душ.
Позже, стоя в душе, я почувствовала, как и ожидала, что струящаяся с макушки горячая вода уносит и мою усталость.
Завернувшись в белый халат, я снова подошла к Керему. Он все еще спал. Взгляд упал на черный экран компьютера. «Вряд ли Керем его выключил, компьютер просто перешел в спящий режим», – предположила я и нажала клавишу.
Экран загорелся, и у меня упало сердце. В тот момент мне совсем не хотелось с таким столкнуться. Проблема, которую я не хотела признавать, решение которой я, по крайней мере, хотела отложить, вышла из сумрака на свет. На экране появился столбик из написанных заглавными буквами фраз:
НЕ ХОЧУ ЖИТЬ
НЕ ХОЧУ ЖИТЬ
НЕ ХОЧУ ЖИТЬ
НЕ ХОЧУ ЖИТЬ
НЕ ХОЧУ ЖИТЬ
НЕ ХОЧУ ЖИТЬ
Я стала прокручивать страницу вниз и увидела сотни «НЕ ХОЧУ ЖИТЬ». Сотни криков! Сотни ударов!
– Копаешься в моем компьютере?
Голос Керема меня так напугал, что сердце чуть не выпрыгнуло. Я отдернула руки к груди, как делают люди, пойманные с поличным, глубоко вдохнула и только тогда смогла сказать:
– Нет, экран горел, я выключала.
Мои руки так и застыли на уровне груди. Керем смущенно потянулся к мышке.
– Я выключу, – пробормотал он.
Он быстро и привычно сделал несколько кликов. Возникло окошко, спрашивающее, сохранить ли файл, – он нажал «Нет».
Я почти что набросилась на него и заключила в объятия. Он захотел оттолкнуть меня, но я не отпустила.
– Во всем мире никто тебя не любит так, как я, ты ведь знаешь? Я больше всех тебя люблю!
Он не ответил.
– Я в любую секунду за тебя жизнь отдам, сразу.
– Отстань от меня.
– Не отстану. Ты мне нужен.
Ну что значит «ты мне нужен»? Что я такое говорила ребенку? Я начала плести все, что приходило в голову.
– Я в беде. Ты мне нужен.
Он перестал вырываться.
– Что случилось? – спросил он тихо.
– За мной следят.
– Кто?
– Я не знаю. Трое подозрительных мужчин в белом «рено»!
– Почему?
– Тоже не знаю. Из Америки профессор приехал. Наверное, это из-за него. Мне очень страшно.
Я продолжила рассказывать, приукрашая ситуацию, выдумывая подробности, и видела, как растет его любопытство.
– Сегодня вечером мне надо поехать на ужин с профессором. Закрой дверь на все замки, никому не открывай. Иногда посматривай в окно, нет ли белого «рено».
– Ладно, – сказал Керем и выпрямил спину, сел ровнее. По голосу было понятно, что он не остался равнодушным.
– Домой они тоже могут прийти, но здесь ты – сильный, крепкий молодой человек. Ты и на айкидо ходил, разберешься со всеми.