Филип ПулманСерпантин
С тех пор как Лира Сирин и ее деймон Пантелеймон воссоединились после ужасного расставания на берегах мира мертвых, Лире хотелось расспросить его о времени, проведённом вдали от неё. Но она смутно ощущала, что не должна спрашивать его напрямую; он скажет ей, когда захочет сам. Однако время шло, а он все молчал, и это начинало ее беспокоить.
Это чувство пришло к ней во время визита в северные земли, спустя год после того, как ведьма Елена Пажец чуть не убила ее в Оксфорде: тогда Лиру спасли птицы.
Проклятие Больвангара было снято, но северные земли все еще не оправились после экологической катастрофы, вызванной лордом Азриэлом. Тем не менее, отступление снегов и ослабление вечной мерзлоты означали, что все виды археологических работ возобновились, и Иордан-колледж спонсировал раскопки в районе Троллезунда, чтобы исследовать некоторые недавно обнаруженные поселения проторыбаков.
Естественно, Лира тоже захотела поехать, но ее заставили работать. Поэтому она спала в палатке и целыми днями копалась в грязных отходах, пока Пантелеймон отгонял комаров; и как только представился случай, она попросила подвезти ее на еженедельном рейсе в город. Ей хотелось взглянуть на места, которые она помнила: склад саней, где она торговалась с Йореком Бирнисоном, пристань, где встретила Ли Скорсби, и дом консула ведьм доктора Ланселиуса.
— Два часа, Лира, — сказал Дункан Армстронг, аспирант, сидевший за рулем трактора, когда они подъехали к Главному почтовому отделению. — Если тебя не будет ровно в три часа, я поеду один.
— Вы нам не доверяете, — сказала она.
— Два часа.
Склад саней был пуст и заброшен, но она нашла бар Эйнарссона, где во дворе рядом с переулком она впервые встретила бронированного медведя, и смотрела, как Йорек глотал галлон чистого спирта, и слушала его рассказ о плене. Двор выглядел по-прежнему, с той же ржавой будкой, лежащей в море грязи. Доки, однако, выглядели совсем по-другому: здания, которые она помнила, наполовину потонули, а новые краны и склады пришлось установить подальше.
— Там полный бардак, — сурово сказал Пантелеймон.
— Все в полном беспорядке. Давай посмотрим, дома ли доктор Ланселиус.
Консул представлял интересы всех кланов ведьм, даже враждовавших между собой. Лира не была уверена, помнит ли он их первую встречу, и Пан усмехнулся.
— Не помнить нас? — сказал он. — Конечно, он вспомнит!
— Когда мы только приехали, я была уверена, что нас никто не забудет, — согласилась она. — Но теперь… Я не так уж в этом уверена.
Но он вспомнил. Доктор Ланселиус стоял у дверей своего дома, прощаясь с торговцем янтаря из Московии, и, увидев Лиру и ее деймона, тепло поприветствовал ее и провел в узкий богатый деревянный дом.
— Лира Сирин, рад приветствовать, — сказал он. — Да, я знаю твоё новое имя. Серафина Пеккала рассказала мне все о твоих подвигах. Не желаешь ли выпить кофе?
— Спасибо, — сказала она. — Она вам всё рассказала?
— Всё, что знала.
— И… что мы с Паном можем…
Доктор Ланселиус улыбнулся.
— А-а, — сказала она, и они с Паном расслабились. Из-за этой тайны им постоянно приходилось быть начеку… Если доктор Ланселиус знал, что они могут разделяться, Пантелеймону не нужно притворяться, что он не может оставить Лиру, и с разрешения консула он выпрыгнул в открытое окно, чтобы осмотреть сад.
В маленькую гостиную доктор Ланселиус принес кофейник с чашками, и, прежде чем Пан вернулся, Лира сразу же спросила:
— Вы знаете, что юные ведьмы делают то, что сделали мы с Паном, расстаются…
— Знаю немного. Каждая ведьма должна пройти через это, если хочет жить полноценной жизнью ведьмы. Есть такие, кто не смогли или не захотели, и их сестры жалеют их, хотя те, кто не смогли, жалеют себя еще больше. В их жизни нет счастья.
— А что они делают? Где это происходит?
— В Центральной Сибири есть заброшенный край. Тысячи лет назад там был процветающий город, центр империи ремесленников и торговцев, простиравшейся от Новгорода до Монголии. Но они вступили в войну с миром духов, и их столицу уничтожило огненным взрывом. С тех пор там ничто не живёт — ни растения, ни насекомые, ни птицы, ни звери.
Лира подумала, что знает, что означает мир духов. Это другая вселенная, как у Уилла или как мир Читтагацце. Если бы между этой вселенной и другой существовала связь тысячи лет назад, задолго до того, как изобрели способ перехода из одной вселенной в другую с помощью Чудесного ножа, это было бы очень интересно, и она желала узнать больше; но она быстро сдержала свой интерес, ей не хотелось тревожить Пана.
Она точно знала, где он и что делает, и не хотела отвлекать. Как раз в этот момент он рассматривал стеллаж с ветками облачной сосны у дома консула, пытаясь угадать, какая из них принадлежит к клану Серафины Пеккала, ему подумалось, что если они с Лирой очень постараются, то в конце концов смогут обойти алетиометр и найдут ее при помощи ума. Лира посчитала это безумием, но пусть лучше он сосредоточится на этом, ей не нужно, чтобы он подслушал ее вопросы к доктору Ланселиусу.
— Значит, ведьмы… юные ведьмы отправляются туда со своими деймонами, прежде чем разойтись, и ведьмы идут в это заброшенное место, а деймоны боятся?
— Насколько я знаю, да.
Ничто не могло облегчить тяжесть воспоминаний Лиры о том моменте, когда они с Пантелеймоном совершили нечто подобное. Вспомнив его испуганным скулящим щенком, скорчившимся на причале, она почувствовала, как горячие слезы вины наполнили ее глаза, и она едва могла говорить. Несколько раз сглотнув, она сказала:
— Когда… после… когда они переправятся и найдут своих деймонов снова… они говорят об этом? Рассказывают ли им деймоны, что делали, когда были в разлуке?
Консул ведьм был проницательным человеком. Его широкое и румяное лицо ничего не выражало, так как он приучил себя быть дипломатически уклончивым, но он знал, когда можно дать глазам засветиться сочувствием.
— Не смейтесь надо мной, — сказала Лира, и Пантелеймон со стороны грязной улицы навострил свои куньи уши.
Собственный деймон доктора Ланселиуса, длинная змея, спустилась с его плеча на пол, и через минуту-другую — комната была небольшой — забралась на подоконник. И Лира, и консул наблюдали за ней, а когда доктор Ланселиус что-то ощутил и расслабился, она почувствовала перемену в его внимании и взглянула на него.
— Твой деймон нашел, чем себя занять, — сказал он. — Он не услышит наш разговор, если ты ему не скажешь. Но будь со мной откровенна, спрашивай, что хочешь знать.
И Лира вспомнила свой предыдущий визит к консулу вместе с Фардером Корамом. Хитрость старого цыгана вполне соответствовала ситуации, и, вспомнив теперь, что сделал Фардер Корам, Лира сказала:
— У меня мало времени, Доктор Ланселиус, и я даже не знаю, какой вопрос лучше задать. Итак, если бы Вы были на моем месте и знали причину моей тревоги, какой вопрос вы задали бы консулу ведьм?
— Я помню, когда мне в последний раз задавали этот вопрос. Как поживает достопочтенный Фардер Корам?
— Ему нездоровится. Он чуть не умер от воспаления легких, но идёт на поправку. Скажите мне, доктор Ланселиус! Скажите, какой вопрос я должна задать.
— Ты должна попросить консула ведьм рассказать тебе, что сделала Серафина Пеккала в той же ситуации, что и ты. Она так же сомневалась.
— Неужели?
— О да. Ее деймон Кайса — и твой, и всех ведьм — почувствовал великое предательство. Но ведьмы и их деймоны знают, что это должно произойти; они готовятся к испытанию. А вы не готовились. Для тебя и твоего деймона это было еще хуже. Тем не менее Кайса и Серафина Пеккала тоже страдали, и она думала, что его холодность к ней впоследствии была хуже, чем страдание от самой разлуки.
— И что же она сделала?
— Ждала, ласково обращалась с ним и ничего не говорила.
— Она не спрашивала? Даже при том, что хотела узнать, что он делал, как ему это удалось и все такое?
— Ни слова.
— И… он когда-нибудь скажет ей?
— Нет.
— Я думала, между нами и нашими деймонами нет никаких секретов, — сказала Лира, чувствуя смутную обиду.
— Тогда что ты сейчас делаешь, спрашивая меня об этом? Разве не утаиваешь это от своего деймона?
— Нет! Не утаиваю… Я лишь хочу сделать то, что правильно. Потому что никто, кроме ведьм, не знает, каково это… И я не могу спросить ни у кого, кроме вас, ведь это секрет, очень глубокий секрет, который мы с Паном храним. Я доверилась вам, верно, потому что вы знаете ведьм… Но я никогда никому об этом не рассказывала, даже Фардеру Кораму. И я действительно хочу знать, что правильно. Я не хочу давить на Пана, если не должна. Я бы спросила саму Серафину Пеккала, если бы могла, но… Это так трудно.
Она смотрела то на кофейник, то на пол, то на изразцовую печь, то на книжные полки, а теперь смотрела на его вытянутое худое лицо.
— Да, — сказал он. — Это я вижу. Не похоже, что ваша ситуация была стандартной. И у меня нет для вас особого утешения; все, что я могу вам сказать, это то, что сказали мне те, кто пережил подобное.
— Я просто должна продолжать оставаться в неведении, — грустно сказала Лира, — и знать, что он что-то скрывает… А единственного человека, с которым я действительно могла бы поговорить об этом, который действительно понял бы каждую мелочь, я больше никогда не увижу.
— Не единственного.
— Единственного, — твердо сказала Лира.
— Хотите, я передам Ваше сообщение Серафине Пеккала?
— Да… Нет. Не то чтобы это имело большое значение. Просто я сомневаюсь, вот и все. Просто не знаю. Сомневаюсь, что Серафина очень удивится, что я не могу смириться.
— Думаю, она уверена, что вы сможете. Я скажу ей, что вы приходили, и передам ваши приветствия, как, полагаю, вы этого захотите.
— Конечно. Спасибо, — сказала Лира, услышав намек на конец беседы и собираясь встать, но консул еще не закончил.