Служанка кивнула.
Риаш принял горсть динаров, подошел к Аббасе, поцеловал ей руку. За ним последовала Барра.
— Благодарим тебя, сейида!
— Мне не нужно читать вам наставлений, вы сами хорошо все знаете; Хасан и Хусейн — две половинки моего сердца, — ласково проговорила Аббаса.
Неожиданно старший мальчик, поняв, что пора уходить, прильнул к матери, прижался щекой к ее горячей ладони.
— Мамочка, пойдем с нами! И пусть папа к нам придет!
Голос у Хасана был сдавленный, в глазах стояли слезы. Мальчик хотел еще что-то добавить и не смог.
Аббаса вздрогнула. С первых минут встречи она боялась расставания. Сдерживала себя, напрягая силы, всячески подавляла душевное волнение. Ей как будто уже удалось полностью овладеть собой, как вдруг слова сына в одно мгновение уничтожили ее решимость. Хасан вспомнил отца! Хасан не хочет расставаться!
— Помоги нам, аллах! — вскрикнула она, протяжно охнула и, потеряв сознание, упала на ложе.
— Сейиде дурно! — С этими словами служанка схватила подсвечник и, не теряя времени, побежала к двери.
Дверь распахнулась. Абуль Атахия едва успел выпрямиться.
— Воды! — крикнула Атба, впопыхах приняв его за раба. — Скорей принеси воды! Госпоже дурно!
Растерявшийся поэт не шевельнулся.
— Ну что ты стоишь как истукан?! Говорят тебе, принеси воды! О, аллах, никогда не видела такого разиню! — скороговоркой повторяла она и вдруг запнулась, разглядев вышитую джалябию. В испуге вскрикнула: — Кто ты? Что здесь делаешь? — Стремглав проскользнула мимо Абуль Атахии и с криком: — Дайте скорее воды! — исчезла в конце галереи.
Оправившись от неожиданности, незадачливый поэт бросился в противоположную сторону и юркнул в отведенную ему комнату.
Через несколько минут, когда Аббасу привели в чувство, Атба смогла наконец обдумать случившееся. Она узнала Абуль Атахию и теперь с ужасом вспоминала, что у него был вид человека, застигнутого на месте преступления. Он подглядывал и подслушивал! Но как много он узнал? Давно ли пристроился возле двери? Перед своим обмороком госпожа как раз обвиняла эмира правоверных… О, аллах! Неужели стихоплет настолько опустился, что предаст женщину? Рассказывать госпоже обо всем, пожалуй, было преждевременно, это надо будет сделать позднее, сейчас ей снова может стать дурно. Остается действовать на собственный страх и риск. Иначе всех ожидает смерть. Пощады не будет. Но что предпринять? Первым делом спрятать детей! Затем взяться за Абуль Атахию. Заставить его молчать! Любым способом. Это единственный путь к спасению.
Она поманила ожидавшего распоряжений Риаша.
— Приготовься к отъезду. Развлеки пока детей, пообещай им что-нибудь — словом, как-нибудь успокой.
Затем велела позвать Хайяна. Когда привратник появился — глаза у него были опухшие от сна, — распорядилась:
— Проводи уезжающих! Помоги достать лодку, чтобы они благополучно перебрались через Тигр! Это приказ сейиды.
Глава IXТРЕВОГА
В знак повиновения Хайян нагнулся, склонив голову, вытянув руки вперед, и попятился к двери.
Нет ничего томительней ожидания! После ухода привратника Атба не находила себе места: а вдруг с детьми что-то случилось, вдруг они погибли?
Но вот во дворе заскрипели ворота, и Атба побежала навстречу Хайяну. И только узнав, что Хасан и Хусейн благополучно переправились через Тигр, вздохнула свободней. Она отвела негра в сторону, вручила ему небольшой, туго набитый кошелек:
— Передай господину Фанхасу! Это ему от сейиды.
Затем вытащила носовой платок с завернутыми в него монетами и вложила Хайяну в руку:
— Сейида вознаграждает тебя за услуги.
И тотчас, перебив привратника, который стал ее благодарить, спросила напрямик:
— Абуль Атахия давно пожаловал?
Если негр заодно с поэтом, вопрос застигнет его врасплох и он смутится. Если нет, пусть думает, что ей известно больше, чем есть на самом деле.
— В полночь, имраа.
— Говори правду!
— Правду, только правду. Он приехал в полночь. Хозяин лёг спать. Я отвел гостя, решил — пусть переночует.
По тому, как отвечал привратник, Атба поняла, что он не лжет.
— Послушай, Хайяп, — сказала она приветливо, — окажи мне услугу. Это не составит для тебя большого труда. Сделаешь ради меня, да?
— С удовольствием, имраа! Клянусь моими глазами, с удовольствием!
— Я провожу сейиду во дворец, и быстро вернусь. А ты, будь добр, задержи Абуль Атахию.
— Задержи… Абуль Атахию… — повторил озадаченный Хайян. — Боюсь, имраа… Хозяин прикажет ничтожному слуге, я повинуюсь… Как я могу?
— Абуль Атахия не выйдет из этого дома до моего возвращения! — отчеканила Атба. — Передай господину Фанхасу, что так распорядилась моя сейида. А это все равно, что сказал сам Харун ар-Рашид.
Упоминание об эмире правоверных, на что, собственно, и рассчитывала Атба, возымело действие. Хайян знал, что Аббаса — богатая госпожа из Багдада — время от времени снимает комнату и встречается с детьми, но разве он мог предположить, что эта госпожа вправе приказывать от имени халифа.
— Слушаю и повинуюсь! — воскликнул он, склоняясь чуть не до земли. — Все передам хозяину, как есть передам.
— Будь осторожен, — предупредила Атба, и в голосе ее прозвучала угроза, — а то придется пенять на себя. Понял?
— Как не понять, имраа.
— Ну ладно. А теперь живо запряги мулов!
Атба возвратилась в дом, успокоила Аббасу, и вскоре обе они уехали.
Хайян крепко запер ворота. Он не задумывался, почему надо задержать Абуль Атахию, — поэт вроде никому не причинил зла; по, коли приказ отдан от имени эмира правоверных, шутки плохи. Какое, в конце концов, ему дело до господ! Наступит утро, и он передаст хозяину слова госпожи. Пусть разбираются сами. А ему соснуть бы хоть часок. Вот уж выдалась ночка!
Что касается Абуль Атахии, то после встречи с Атбой он проскользнул в отведенную ему комнату и запер дверь на засов. Затем бросился на постель и, лежа с открытыми глазами, в страхе стал прислушиваться к малейшему шороху. Не раздадутся ли голоса людей, которые пришли, чтобы убить его, не зашуршат ли паали? Вдруг прямо перед ним появилась Атба. Он так перепугался, что живо вскочил на ноги. Кровь, казалось, заледенела в жилах. Вскрикнул:
— Ты откуда?! — И тотчас сплюнул в сердцах: — Тьфу! Привиделось…
Со двора, куда выходило зарешеченное двустворчатое окошко, донеслось фырканье мулов, бряцание уздечек. Поэт подкрался к окошку, осторожно глянул во двор. Уезжали Риаш, Барра и мальчики. Позднее он увидел две закутанные в абу женские фигуры с легкими тюрбанами на головах. Худощавый конюший вывел мулов, поддержал стремя и помог одной женщине сесть верхом. Вторая села сама.
«Слава аллаху! — подумал поэт, взглядом провожая всадницу. — Уехали. Вроде я напрасно волнуюсь! Как это сказала Атба: „Принеси воды!“? Ха, ха, ха! Решила, что я раб! Да узнала ли она меня вообще?»
И, сразу успокоившись, — ну к чему долго мучить себя страхами? — Абуль Атахия растянулся на постели и принялся обдумывать предстоящую сделку с Фанхасом. Несмотря на новую интригу, он не собирался упускать выгодное дельце с продажен белых рабынь.
Глава XНОВЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
Абуль Атахия безмятежно спал, когда на аллее, что вела к дому Фанхаса, показалась кавалькада всадников. Заржали молодые сытые лошади, раздалось бряцание оружия, зацокали копыта.
Утро уже вступило в свои права. Взошедшее солнце сияло над Багдадом.
Поэт проснулся, разбуженный шумом, и подскочил к окошку.
Кавалькада приблизилась к Дар ар-Ракику. На парчовых накидках, свешивавшихся с холеных крупов чистокровных арабских скакунов, виднелись гербы Мухаммеда аль-Амина. Возглавлял всадников лихо гарцевавший мужчина, в котором без труда можно было узнать аль-Фадля ибн ар-Рабиа. Как и полагается, фаворита престолонаследника сопровождала свита, составленная из надежных слуг.
— Похоже, иудей еще дрыхнет! — воскликнул Фадль, приближаясь к воротам.
— Мы живо его разбудим! — откликнулся всадник, скакавший чуть поодаль. — Работорговцу только бы учуять барыш, тотчас продерет глаза.
Грянул дружный хохот.
— Как бы спросонок он не принял нас за грабителей с большой дороги! — пошутил Фадль.
— Ну, к чему нам грабить и убивать? — в топ ответил телохранитель. — Над нами эмир правоверных. Левой рукой он платит купцам, а правой собирает налоги. Ограбить и убить Фанхаса было бы преступлением. Халифату нужны рабы, а старик знает свое дело.
Дюжий слуга подъехал к воротам и, не слезая с лошади, сильно застучал.
— Эй, кто там, открывай!
Первым, как и положено, спешился Фадль. Это был высокий худощавый мужчина с густой, темной, местами порыжевшей бородкой. Он едва перешагнул черту молодости, но умел сдерживать бушующие в груди страсти; обладая сильной, закаленной в нескончаемых интригах, взлетах и падениях волей, он научился подавлять свои подлинные чувства. Он уничтожал вставшего ему поперек дороги и при этом испытывал захватывающую радость, хотя внешне оставался спокойным. Глаза его блестели, как обычно; губы не трогала саркастическая улыбка.
— О, аллах! Я же могу упустить верный барыш! — спохватился Абуль Атахия и отскочил от окошка. — Престолонаследник жаждет новых рабынь! Фадль торопится. Это для меня ясно. Ишь, явился в какую рань! Надо опередить его и первому увидеть Фапхаса.
На галерее метались встревоженные полуодетые слуги. Легкой рысцой бежал заспанный Хайян, спеша отворить ворота новым посетителям. Поэт прошмыгнул мимо — негр был так озадачен прибытием кавалькады, что даже не заметил его, — и свернул в коридор, откуда было близко до хозяйских покоев. Дверь оказалась запертой. Он постучал и крикнул:
— Надеюсь, ты проснулся, господин Фанхас? Это я, Абуль Атахия! Можно к тебе?
Послышались поспешные шаги, и дверь распахнулась.
— Что? Что такое? Отчего весь этот шум?
Работорговец, видно, только вскочил с постели. На нем были шальвары и кафтан, наброшенный поверх расстегнутой рубахи. В вырезе рубахи виднелась волосатая грудь с курчавыми, неопределенного цвета завитушками. Раздвоенная бородка топорщилась, пейсы были взъерошены, седые волосы на голове торчали клочьями. Ну точь-в-точь неожиданно разбуженный, старый, бездомный бродяга! Глаза его гноились, на массивном носу выступала уродливая горбинка; казалось, нос не мог больше расти в длину и поэтому выгнулся дугой.