Брум, Западная Австралия
Октябрь 1907 года
14
Китти слегка пошевелилась, когда Эндрю поцеловал ее.
– Я пошел на причал, – сказал он. – Где-то через час должен подойти наш люггер. Хочу своими глазами взглянуть на улов и убедиться в том, что никто из этих паршивцев из Каупангера не припрятал часть улова себе. От них можно ожидать любой подлости и низости. Отдыхай, дорогая. Береги себя.
– Хорошо, – пообещала мужу Китти, взглянув на его элегантную униформу белого цвета, как и положено хозяину промысла. Ослепительно-белоснежный костюм с воротником-стойкой, застежка из перламутровых пуговиц, такой же белый тропический шлем. Китти знала, что к обеду муж вернется домой в костюме, сплошь покрытом слоем красной пыли. И ему нужно будет переодеваться, чтобы снова отправиться на работу. Здесь, в Бруме, каждый день превращался в одну нескончаемую стирку. Только теперь ей не приходилось самой пыхтеть над чанами с кипящим бельем. Все грязные костюмы служанка складывала и отправляла в Сингапур. Там их отстирывали добела и отправляли пароходом, который курсировал два раза в неделю, обратно в Брум.
И это была лишь одна из тех, поначалу непривычных и даже в чем-то эксцентричных мелочей, которыми полнилась нынешняя жизнь Китти в Бруме. Правда, довольно скоро она была вынуждена признать свой новый статус: больше не дочь бедного священника, а жена богатого хозяина жемчужного промысла.
Вскоре после свадьбы они вместе с Эндрю сели в порту Фримантл на пароход «Пароо», курсировавший в прибрежных водах Австралии, и после нескольких дней бурной морской качки снова, наконец, увидели вдали береговую линию. Китти разглядела ровную желтую полоску суши и какое-то нагромождение тесно прилепившихся друг к другу домиков под железными крышами. Пароход вошел в гавань и бросил якорь. Сама пристань растянулась вдоль берега на целую милю. Темно-бурая вода шумно ударялась о деревянные сваи опор. Весь берег опоясывал густой лес из мангровых деревьев, за которыми просматривались навесы и эллинги из гофрированного железа. Чуть поодаль стояли на приколе те самые пресловутые люггеры, на которых велась добыча жемчуга в открытом море. Их мачты, сдвинутые вместе, были устремлены ввысь, в огромное ярко-синее небо.
Сойдя на берег, Китти и Эндрю уселись в рессорную двуколку, и пони повез их по узкому пространству городских улиц. Все увиденное мало впечатлило Китти. С прибытием в порт очередного парохода и люггеров, возвращающихся с промысла, в городе начинала бурлить жизнь. Разномастная публика тут же заполняла все бары и отели, расположенные на главной улице города Дампьер-Террас. Из питейных заведений доносились грубые хриплые голоса, громкие звуки пианино, клубами валил табачный дым. Все это напоминало Китти городки Дикого Запада в Америке, про которые она читала когда-то в книгах. Жара стояла невыносимая, неподвижный воздух был влажен, вокруг отчаянно воняло давно немытыми человеческими телами. Бунгало под железной крышей, которое когда-то ее свекор построил исключительно как временное жилье для себя и своей жены Эдит на тот короткий период, пока он наладит и запустит на полную мощь свой бизнес по добыче жемчуга, тоже показалось Китти очень малопривлекательным. Правда, Эндрю клятвенно заверил молодую жену, что скоро они переберутся в более комфортабельный дом, строительство которого завершилось всего лишь пару месяцев тому назад.
Но вот прошло семь месяцев, и постепенно Китти привыкла к этому странному, изолированному от остальной части материка городу, окаймленному с одной стороны бескрайней морской гладью, а с другой – такой же бескрайней пустыней, засыпанной красной землей. Состоятельные белые горожане обитали в нескольких домах, расположенных на Робинзон-стрит, такой же пыльной, как и все остальное в Бруме, к тому же еще и очень часто подтапливаемой. Дома находились всего лишь в нескольких минутах ходьбы от многолюдных кварталов трущоб. В этом городе, напоминавшем плавильный котел, в котором варились люди самых разных национальностей и рас, не было ничего привлекательного, ничего, что радовало бы глаз элегантными и красивыми формами или напоминало об изяществе. Однако в начале ХХ века Брум превратился в центр мировой индустрии по добыче жемчуга. Иногда Китти вывозил в город их кучер Фред, абориген, и тогда она собственными глазами лицезрела смешение народов с самым различным цветом кожи. Вся эта разноликая, бурлящая толпа, получавшая на один день увольнение на берег, тут же устремлялась на поиски развлечений. Деньги текли рекой, а вокруг было полно всякого рода увеселительных заведений, которые с удовольствием загребали эти денежки. Торговая компания «Ямассаки энд Майс» предлагала широкий выбор дорогих японских товаров и всяких разных диковинных вещей. Разумеется, тончайшие шелка, из которых шились красивые бальные наряды. В них с началом бального сезона блистали жены местных воротил, занимавшихся жемчужным промыслом.
Китти слегка потянулась на постели, стараясь выпрямиться. Страшно болела спина, на которую давил живот, увеличивающийся в объеме каждый день. Слава богу, подумала Китти, осталось менее трех месяцев до появления младенца на свет. Доктор Блик, который мог с легкостью осушить до дна бутылку виски, в чем Китти неоднократно убеждалась, встречаясь с ним на всяких светских мероприятиях, заверил ее, что, когда наступит пора рожать, ей будет обеспечен наилучший уход. И неудивительно… В конце концов, Эндрю, ну, если точнее, то его отец, являются владельцами самого крупного в Бруме бизнеса по добыче жемчуга. Их промысловый флот насчитывает аж тридцать шесть люггеров, которые ежегодно доставляют в порт сотни тонн выловленного жемчуга.
В первые месяцы их с Эндрю совместной жизни такие слова и выражения в речи мужа, как «люггеры», «поставить судно на ремонт в док» или «качество раковины», казались Китти чужеродными и непонятными. Но поскольку вечерами за ужином он только и говорил, что о своей работе, то она стала постепенно привыкать к этим выражениям и даже вникать в суть самого производственного процесса.
Начало сезона выдалось для компании «Мерсер Перлинг» особенно тяжелым. Во время одного из сильнейших циклонов, обрушившихся на побережье, затонул один из люггеров вместе со всей командой. Китти быстро осознала, сколь хрупка человеческая жизнь в здешних местах и как быстро находят замену тем, кто ушел навсегда. Осознать осознала, но нужно было еще привыкнуть жить по тем правилам, по которым живут в Бруме все остальные. Китти старалась, но понимала, что никогда не смирится с царящей здесь жестокостью и даже некоторой дикостью нравов, особенно в том, что касается обращения с аборигенами.
Когда Китти впервые увидела туземцев, которые трудились, разбирая завалы дома, рухнувшего во время недавнего циклона, когда она увидела, как эти несчастные, скованные одной цепью, да еще с кандалами на шее, работают под неусыпным оком охранника с ружьем, она пришла в ужас. Эндрю тут же оттащил Китти в сторону, ибо она начала громко рыдать, настолько ее потрясло увиденное.
– Дорогая, ты еще не осознала в полной мере, что это такое – жить в Бруме, – попытался успокоить ее муж. – Все это делается исключительно ради их же блага, поверь мне. Вот в таком виде они могут приносить хоть какую-то пользу обществу.
– В кандалах?! – Китти буквально затрясло от негодования. Она даже не попыталась скрыть обуревавшие ее чувства. – Лишенные всякой свободы, они, по-твоему, приносят пользу?
– И все же это достаточно гуманно, поверь мне. Они даже могут передвигаться самостоятельно на какое-то небольшое расстояние. Прошу тебя, дорогая, успокойся, пожалуйста.
Китти растерянно слушала, как Эндрю пытался втолковать ей, будто власти считают, что при любом другом обращении эти «черномазые» попросту сбегут из города в пустыню, в свои родные места, как только им представится хоть малейшая возможность удрать. Именно поэтому их и сковывают одной цепью, а на ночь еще и приковывают к какому-нибудь дереву.
– Но ведь это же жестоко, Эндрю! Неужели ты этого сам не видишь?
– По крайней мере когда они работают, то получают за это табак и мешки с мукой, которые потом забирают домой, чтобы кормить свои семьи.
– То есть никакого жалованья они не получают? – уставилась Китти на мужа.
– А зачем им деньги, дорогая? Они им не нужны. Да знаешь ли ты, что эти аборигены могут не моргнув глазом продать свою жену или детей? Они ведь самые настоящие дикие животные, а потому, к великому сожалению, и обращаться с ними должно как с дикими животными.
Эти споры между супругами продолжались много недель, пока они наконец не пришли к разумному компромиссу: каждый остается при своем мнении. Китти была глубоко убеждена в том, что если проявить немного доброты, понимания и уважения к коренному населению Австралии, ко всем людям, которые обитали на этих землях многие тысячелетия до того момента, как сюда добрались белые переселенцы, то в итоге можно наверняка добиться некоей пусть и небольшой, но гармонии во взаимоотношениях с аборигенами. На что Эндрю отвечал жене, что подобные попытки уже предпринимались в прошлом, но все они заканчивались полнейшим провалом.
Однако Китти никак не могла смириться с подобным положением вещей. Столь вопиющее неравенство людей – ведь это же в корне неправильно, думала она. Подобные мысли постоянно бередили ей душу, не давали покоя ее совести. Она даже вынуждена была обратиться к местному констеблю, чтобы выхлопотать у него специальное разрешение, позволяющее оставлять Фреда на ночь на территории их усадьбы. В противном случае его бы тоже заграбастали вместе с остальными туземцами и отправили на ночь за пределы города в специальный концентрационный лагерь. Так сказать, подальше от своих белых хозяев.
Все эти жестокости приводили к тому, что обитатели трущоб с завидной регулярностью либо умирали дома, либо погибали в море. Ежедневные людские потери – такова была цена, которую жители Брума платили за свои доходы. А заработки здесь были намного выше, чем в целом по стране. Для небольшого же числа избранных существовал еще и особый приз, который все эти люди жадно мечтали заполучить во что бы то ни стало: найти совершенную по форме и качеству жемчужину.
По своей наивности Китти вначале полагала, что в каждой раковине обязательно должна находиться жемчужина. Разумеется, она ошибалась. На самом деле их бизнес выживал главным образом за счет добычи и обработки перламутра. Перламутр соскабливали с внутренней поверхности раковин. Спрятанный внутри невзрачных на вид пятнистых, темно-коричневых раковин, этот переливающийся всеми красками материал тоннами продавался по всему миру. Перламутр шел на изготовление декоративных гребней и расчесок, шкатулок, пуговиц и прочих галантерейных изделий.
Лишь крайне редко капитан того или иного люггера возвращался в порт с видом триумфатора и предъявлял своему хозяину коробочку с жемчужиной, постукивая ею перед его носом, словно погремушкой. Естественно, коробочку мог вскрыть только сам хозяин. Вдруг при неосторожном обращении жемчужинка случайно выпадет из коробочки и повредится? А ведь вполне возможно, что внутри спрятано настоящее сокровище, стоящее баснословных денег. Китти знала: заветная мечта ее мужа, о которой он грезил день и ночь, – это найти именно такую уникальную по своей красоте и размерам жемчужину, которая одномоментно сделает его не только очень богатым, но еще и знаменитым. Словом, найти такую жемчужину, которая помогла бы ему самоутвердиться, то есть не просто заменить отца, но сделаться самым главным человеком в Бруме среди тех, кто занимается добычей жемчуга. Да и не только в Бруме, стать главным добытчиком жемчуга во всем мире – вот была мечта всей его жизни.
Пару раз случалось, что Эндрю возвращался домой и приносил с собой жемчужину размером с большой шарик. Глаза его горели радостным возбуждением, когда он демонстрировал жене жемчужину, которая чаще всего была неправильной и даже несколько причудливой формы. После чего находка немедленно отправлялась на Карнарвон-стрит, в ювелирную мастерскую Т. Б. Эллиса, чтобы там определили ее качество. Владелец мастерской имел репутацию одного из самых квалифицированных специалистов в мире по обработке жемчуга.
Жемчуг ведь, подобно алмазам, тоже подвергается специальной обработке в процессе изготовления ювелирных украшений. Его полируют особым образом, чтобы придать минералу красивый блеск и выявить истинную красоту жемчужины. Китти была крайне удивлена, когда ей рассказали, что каждая жемчужина увеличивается в своих размерах постепенно, наращивая слой за слоем. Что делает ее в чем-то похожей на обычную луковицу. Мастерство Т. Б. Эллиса заключалось в том, что он мог осторожно снять с жемчужины некачественный слой, не повредив при этом все остальные слои. Китти с интересом наблюдала за тем, как мастер крутит жемчужину в руках, подносит ее к свету и внимательно разглядывает своими карими глазами, словно пытается проникнуть в самую ее сердцевину. Его тонкие чувствительные пальцы мгновенно выявляли малейшую неровность или шероховатость на поверхности жемчужины, которые тут же зачищались с помощью специальных ножей и напильников. Мастер работал с использованием особой ювелирной лупы с многократным увеличением.
– Ведь что такое жемчуг? – ронял он как бы между прочим, пока Китти неотрывно следила за его работой. – Всего лишь слюна устрицы. Возможно, в какой-то момент что-то вызвало ее раздражение. Или она почувствовала неприятное жжение от какой-нибудь случайно попавшей песчинки, тогда она немедленно выплевывает порцию слюны, формируя вокруг себя такой защитный кокон. И вот таким образом в итоге образуется самый красивый минерал из всех, что есть в природе. Но иногда… – Эллис на какое-то время умолкает, сосредоточенно разглядывая очередной дефект, который ему предстоит устранить. – Иногда внутри этой многослойной конструкции скрывается пустота. То есть там ничего нет. Лишь комок грязи. Вот как в этом случае. – Он протягивает жемчужину, чтобы Китти и Эндрю могли разглядеть ее как следует. Действительно, что-то темное и грязное виднеется сквозь крохотное отверстие. Эндрю с трудом подавляет вздох разочарования, а ювелир продолжает колдовать над находкой. – К сожалению, обычный пузырь. Пойдет разве что на изготовление какой-нибудь изящной заколки для шляпки. – Уголки его губ под усами изгибаются в снисходительной усмешке, и он снова возобновляет свою работу.
Порой Китти мысленно задавалась вопросом, догадывается ли этот тихий, невзрачный на вид сингалец, что он, пожалуй, самая влиятельная персона в Бруме. Ведь, в сущности, он своими руками творит мечту многих и многих искателей жемчуга. В своей непритязательной мастерской, обшитой снаружи деревом, он колдует над жемчужиной, удаляя с нее слой за слоем, пока она не заиграет всеми красками, превратившись в драгоценное украшение. Или, наоборот, в кучку перламутровой пыли, осевшей на его рабочий стол.
Вот такой он, этот город Брум. Самая настоящая микровселенная, созданная по собственному образцу и подобию. Совершенно уникальный город, который затягивает в свои сети, а потом перемалывает каждого, кто сюда попадает. Китти очень скоро почувствовала на собственном опыте, что тоже стала еще одним винтиком в этой бесперебойно работающей машине, винтиком, которому выпала роль послушной жены воротилы жемчужного бизнеса.
– В один прекрасный день, – Эндрю обнял жену, не в силах скрыть еще одного разочарования, которое только что испытал в мастерской Эллиса, – я все же порадую тебя своей находкой. Будь уверена! И подарю тебе самую великолепную жемчужину из всех. А ты станешь носить ее, чтобы все видели эту красоту и любовались ею.
Китти осторожно прошлась пальцами по ожерелью из крохотных жемчужин. Эндрю сам отбирал их и сам нанизывал на нитку. Помимо его всепоглощающего желания найти уникальную жемчужину, он был обуреваем не менее всепоглощающей любовью к своей жене. Воистину, он не останавливался ни перед чем, чтобы доставить ей удовольствие. Китти уже благоразумно научилась скрывать свои желания. Иначе Эндрю готов был отправиться хоть на край света, чтобы выполнить ее очередную прихоть. Он обставил дом прекрасной антикварной мебелью, которую привозили в Брум со всей Азии. Как-то раз Китти обронила ненароком, что любит розы, а уже через неделю муж взял ее за руку и вывел на веранду, чтобы показать бесчисленные кусты роз, высаженные по всему периметру дома. И сделано это было еще до того, как Китти проснулась.
В их первую брачную ночь Эндрю был сама деликатность и нежность. Хотя акт соития, который Китти снесла стоически, не доставил ей никакого удовольствия, по крайней мере, все прошло более или менее терпимо. Когда спустя пять месяцев она сообщила мужу о том, что беременна, Эндрю был на седьмом небе от счастья. Он явно радовался гораздо сильнее, чем сама Китти, хотя на тот момент ребеночек внутри нее был едва ли больше какой-нибудь жемчужины. Эндрю тут же начал строить планы на будущее. С воодушевлением рассказывал Китти о том, что их сын (почему-то он не сомневался в том, что у них будет сын) пойдет по стопам своего отца, что они отправят его на учебу в колледж Эммануэль в Аделаиде, а потом он поступит в тамошний университет. Неделей позже Китти доставили на дом красивую резную колыбельку из красного дерева и целую кучу самых разнообразных игрушек.
– В Бруме все поделено на две неравные части, – тяжело вздохнула Китти, с усилием поднимаясь с кровати, чтобы набросить на себя шелковый халат. Девяносто девять процентов обитателей города влачат просто жалкое существование в ужасающих условиях. А вот для богатых жителей Брума, кажется, нет ничего невозможного. Они могут пожелать все, что их душе угодно. Как говорится, любой каприз за ваши деньги. И товар будет доставлен буквально в считаные недели в этот крохотный, изолированный от всех остальных мест городок, затерянный, можно сказать, на краю земли.
Потом Китти взяла свои тапочки и энергично потрясла их, зная, как любят пауки и тараканы забираться вовнутрь и нежиться там в тепле. Вытряхнула насекомых на пол, после чего с трудом втиснула в тапки свои опухшие ноги. Китти привыкла к активному образу жизни. Несмотря на свой стремительно увеличивающийся в объеме живот, она по-прежнему категорически не желала замыкаться в четырех стенах. Да в этом доме можно с ума сойти от скуки, думала она.
После завтрака она занялась составлением списка того, что нужно купить в городе. Раньше, еще до того как забеременеть, она всегда ходила пешком на Дампьер-Террас. Туда и ходу-то минут десять, не более. На этой улице сосредоточены все главные магазины Брума, в которых продается практически все: от икры, поставляемой из России, до сочных говяжьих туш, разделанных на скотобойнях Хайландс-Стар в Шотландии. Питались они хорошо и обильно. И выбор продуктов, и их качество не шли ни в какое сравнение с тем, чем кормилась семья Китти в Лейте. Их повариха, малайзийка по имени Тарик, приобщила Китти к тушеному мясу, приправленному соусом карри. К своему удивлению, Китти нашла этот соус очень вкусным.
Заколов на голове широкополую шляпку от солнца, Китти взяла корзинку для провизии и зонтик и, обойдя дом, направилась на конюшню, где обычно обитал Фред. Вот и сейчас он крепко спал на подстилке из соломы. Китти громко хлопнула в ладоши, и кучер тотчас же очнулся от сна и вскочил с земли. Он широко улыбнулся, увидев хозяйку. У него не хватало одного переднего зуба. Но Китти уже успела заметить, что у туземцев-мужчин очень часто нет переднего зуба. Наверное, это часть какого-то ритуала, который соблюдают аборигены.
– В город. – Китти махнула рукой, показывая на город, ибо Фред понимал на английском лишь отдельные слова и то не всегда. Он разговаривал на языке племени явуру, которое исторически обитало на территориях вокруг Брума.
– Поедем в город, – охотно согласился с ней Фред и стал проворно запрягать пони в двуколку. Ну, слава богу, хоть дома, на месте, не удрал никуда, мелькнуло у Китти, явно обрадовавшейся тому, что она застала кучера в конюшне. Вообще-то у него была склонность время от времени исчезать куда-то, чтобы, по его словам, «побродить по окрестностям, миссис Босс», как он величал свою хозяйку. Впрочем, и эта его привычка, как и отсутствующий передний зуб, тоже оказалась весьма распространенной среди аборигенов. Они могли неделями блуждать где-то в пустынях, окружавших Брум. Поначалу Китти пришла в ужас, когда узнала, что Фред спит в сарае, на подстилке из соломы.
– Дорогая, эти черные категорически отказываются спать в помещении. Даже если бы мы построили ему какую-нибудь хижину, – убеждал ее муж, – он все равно бы ночевал где-нибудь под открытым небом. Луна и звезды над головой – вот самая надежная крыша для любого аборигена.
Тем не менее Китти такое положение вещей никак не устраивало, и, пока строители занимались отделкой их нового дома, она уговорила Эндрю, чтобы те соорудили пристанище и для Фреда, снабдив его жилище хоть какими-то удобствами: умывальник, место для кровати, небольшая кухонька, где бы он мог готовить себе что-то по собственному вкусу. Впрочем, пока Фред так и не воспользовался ни одним из перечисленных удобств. И хотя Китти строго следила за тем, чтобы его униформа регулярно стиралась, от него по-прежнему сильно пахло, и запах этот был ощутим уже в нескольких шагах.
Фред помог Китти взобраться в двуколку и сесть рядом с ним. Пони неторопливо зацокал копытами по направлению к городу. Легкий ветерок обдувал лицо, и это было очень приятно. Конечно, было бы хорошо, подумала она, если бы можно было поговорить с Фредом как следует, понять его соплеменников, понять их образ жизни, но пока, несмотря на все ее старания приобщить кучера к английскому, он демонстрировал полное равнодушие к языку, явно не желая приобретать новые знания.
Но вот впереди показалась Дампьер-Террас. Китти сделала предупреждающий знак рукой и сказала:
– Стоп!
Фред помог ей сойти на землю.
– Мне оставаться здесь? – поинтересовался он на ломаном английском.
– Да, – улыбнулась в ответ Китти, направляясь в сторону мясной лавки.
Закупив все продукты, необходимые для сегодняшнего ужина, она остановилась на минуту, чтобы перекинуться парой слов с миссис Норман, женой еще одного бизнесмена, занимавшегося жемчужным промыслом. Солнце пекло нещадно. Чувствуя, что вот-вот лишится чувств в этой изнуряющей духоте, Китти, не переставая обмахиваться веером, свернула на узенькую улочку, где можно было найти хоть какую-то тень. Китти уже собиралась вернуться назад, к двуколке и к поджидающему ее Фреду, когда вдруг услышала негромкое причитание, доносившееся с противоположной стороны улочки, похожее скорее на жалобное завывание.
Решительным шагом Китти направилась к куче хлама, в первый момент решив, что это скулит какое-то раненое животное, отодвинула в сторону вонючую корзину и увидела, что за корзиной лежит свернувшееся калачиком человеческое существо. Судя по цвету кожи, абориген, а по очертанию фигуры похоже на женщину.
– Что случилось?
Ответа не последовало. Тогда Китти наклонилась и коснулась рукой смуглой кожи. Калачик дернулся и моментально развернулся. Перед Китти предстала совсем еще молоденькая девушка. В ее глазах застыл несказанный ужас.
– Я не… сделала ничего плохого… госпожа…
Девушка попыталась забиться глубже в хлам. Пока она отчаянно барахталась в этой куче, Китти успела разглядеть, что у нее большой живот.
– Знаю, – ответила Китти, стараясь говорить ласково. – Я не собираюсь обижать тебя. Ты говоришь по-английски?
– Да, госпожа… Немного говорю…
– Что с тобой случилось? Вижу, мы с тобой обе в… положении. – Китти кивком показала на свой живот.
– Да, мы обе ждем деток. Но лучше мне умереть. Уйти отсюда куда глаза глядят… Тут, госпожа, для таких, как мы, нет жизни.
С большим трудом Китти опустилась на корточки.
– Не бойся. Я хочу тебе помочь. – Она снова протянула руку, чтобы погладить девушку, на этот раз та не дернулась в сторону. – Откуда ты?
– Из большого дома… Большой господин… Босс… Он увидел это… – Девушка похлопала себя по животу. – Больше у меня нет дома…
– Хорошо. Посиди пока здесь. Тут неподалеку моя повозка. Я заберу тебя к себе домой и помогу. Ты меня понимаешь?
– Бросьте меня здесь, госпожа… У меня все… плохо…
– Нет! Я возьму тебя к себе. У меня есть дома местечко, где тебя можно будет приютить. Поверь, там тебе будет хорошо. Никаких угроз.
– Лучше мне умереть, – снова жалобно запричитала девушка. Из-за плотно сомкнутых век брызнули слезы.
Китти снова поднялась во весь рост, растерянно соображая, как убедить эту девчушку, что она говорит правду. Решение пришло мгновенно. Китти расстегнула застежку жемчужного колье, обвивавшего ее шею, снова наклонилась к земле и вложила жемчужные бусы в руку девушки. Тут одно из двух, подумала Китти. Либо девчонка сбежит прочь, пока Китти будет ходить за повозкой, и тогда она точно совершила оплошность, вручив ей бусы, либо…
– Подержи это, пока я вернусь с повозкой. Видишь, я тебе доверяю. Вот и ты должна доверять мне.
Китти торопливо зашагала прочь. Подойдя к Фреду, велела ему отвести пони к той улочке, где только что была. Знаком показала ему, чтобы он слез и пошел с ней рядом. Девушка, к великому облегчению Китти, оказалась на месте. Она сидела, выпрямившись, крепко сжимая в руке бусы.
– А сейчас, Фред, – приказала Китти кучеру, – помоги этой девушке сесть в двуколку. – Для пущей наглядности Китти пустила в ход не только слова, но и жестами показала ему, чего именно она хочет.
Фред уставился на свою хозяйку в немом изумлении. Она увидела, как они с девушкой обменялись долгими изучающими взглядами.
– Пожалуйста, Фред, делай, как тебе велено!
После чего эти двое заговорили на своем родном языке явуру. Судя по всему, Фред учинил девчонке, сидящей в куче хлама с бусами его хозяйки, самый настоящий допрос с пристрастием. Временами их разговор принимал очень уж жаркий характер, но в конце концов Фред согласно кивнул и глянул на Китти.
– Она – ладно, госпожа.
– Тогда поторопись. Помоги ей сесть в повозку.
Фред неохотно протянул руку девушке, чтобы помочь ей подняться с земли. Но та даже не притронулась к его руке. Предпочла гордо обойтись без посторонней помощи. Пошатываясь из стороны в сторону, кое-как поднялась сама.
– Я пойду пешком, – объявила она с высоко вскинутой головой, проходя мимо Китти.
– А куда мне ее устроить? – спросил Фред у Китти.
– Пусть уляжется в хвосте повозки, а мы сверху прикроем ее парусиной.
После того как Китти проследила за тем, как и что нужно сделать, Фред помог ей сесть рядом с собой.
– Вот сейчас едем домой, Фред, – приказала она ему.
Когда они вернулись домой, Китти взяла несколько чистых простыней и пошла в хижину Фреда, которой он так еще ни разу и не воспользовался. Помогла девушке, которая уже едва стояла на ногах, лечь на матрас. Потом принесла настойку гамамелиса и стала протирать ею синяк под глазом у девушки. Обнаружились и другие синяки: на щеке и на подбородке. Их Китти тоже осторожно смазала настойкой.
Поставила рядом с кроватью кувшин с водой и улыбнулась девушке.
– А теперь постарайся заснуть. Здесь тебя никто не потревожит, – заверила Китти.
– Никто не придет и не будет бить меня?
– Никто! – твердо пообещала Китти девушке, потом показала глазами на большой железный ключ, торчащий в замочной скважине. – Я сейчас уйду, – объяснила Китти жестами, – а ты запри за мной дверь. Здесь ты в полной безопасности. Понятно?
– Да, понимаю…
– Позднее я принесу тебе суп, – добавила она, уже открывая дверь на улицу.
– Но… почему вы так добры, госпожа?
– Потому что ты – человек. Такое же человеческое существо, как и все мы. А пока спи. – Китти осторожно прикрыла за собой дверь.
Вечером, напоив Камиру (так назвалась девушка) бульоном, Китти открыла бутылку хорошего красного вина для Эндрю. Подождала, пока он осушит пару бокалов, а потом перешла к теме, которая ее волновала, и завела речь о девушке. Сказала, что подобрала ее на улице и поселила у них во дворе, в хижине.
– Она рассказала мне, что работала служанкой в одном доме на Герберт-стрит. Но когда ее беременность стала очевидной всем, ее просто вышвырнули вон. И к тому же сильно избили.
– Ты знаешь, кто был ее хозяином? – спросил у жены Эндрю.
– Нет. Она мне не сказала.
– Ничего удивительного, – обронил Эндрю, отхлебнув еще вина из своего бокала. – Эта чертовка прекрасно понимает, что мы можем наведаться к нему и навести справки о его бывшей служанке. Узнать, так сказать, истинную историю всего случившегося.
– Эндрю, я ни минуты не сомневаюсь в том, что девушка рассказала мне свою истинную историю, как ты это назвал. Сам подумай. Кому нужна беременная служанка? К тому же велика вероятность того, что ее попросту изнасиловали, – выпалила Китти, даже не попытавшись подыскать другое, более благозвучное слово. Собственно, изнасилования в Бруме были обычной практикой. Пьяные матросы, изголодавшиеся по женским ласкам, сходя на берег, пускались во все тяжкие в поисках «черного бархата», как часто здесь называют женщин-туземок.
– Ты не можешь знать это.
– Нет, не могу. Ты прав. Но девушка рассказала мне, что она воспитывалась при христианской миссии в Бигл-Бей. Она неплохо говорит по-английски и уж точно не похожа на портовую шлюху.
Эндрю откинулся на спинку стула и бросил удивленный взгляд на свою жену.
– Ты хочешь сказать, что мы должны приютить эту беременную аборигенку, дать ей кров и стол, так? Боже мой! Ты хоть представляешь себе, что это такое? Как только мы куда-нибудь отлучимся, она тут же проникнет в дом и обворует нас. Утащит все, что только сможет унести!
– Пусть даже и так! Но у нас ведь есть деньги, чтобы возместить потери. И потом… не верю я, что она может поступить подобным образом. Эндрю! Ради всех святых! Эта несчастная беременна. Она вынашивает в себе новую жизнь. И что, по-твоему, я, будучи христианкой, должна была бросить ее умирать в канаве?
– Нет! Разумеется, нет… Но… но ты должна понимать, что…
– Уже прошло семь месяцев с тех пор, как я приехала в Брум. Пожалуй, сегодня для меня нет секретов, связанных с этим городом. Мне здесь все понятно. Пожалуйста, прошу тебя, Эндрю. Поверь мне! Я уверена, девушка не собирается обворовать нас. Но если такое, паче чаяния, случится, что ж, тогда всю вину за произошедшее я приму на себя. Наверняка у нее больший срок, чем у меня. Неужели мы допустим, чтобы на нашей совести был грех за смерть двух невинных душ?
– Хорошо! Но предупреждаю тебя! Как только она родит, пусть незамедлительно убирается из нашего дома восвояси.
– Эндрю, пожалуйста! – Китти приложила пальцы ко лбу. – Я вполне понимаю твое более чем сдержанное отношение к этой девушке. Но я знаю и другое. В таком городе, как Брум, так легко можно стать жертвой обстоятельств и попасть в полную зависимость от других. Представь на минутку меня на ее месте…
– Хорошо-хорошо! – уступил Эндрю. – Понимаю, ты сейчас в таком положении, когда особенно остро воспринимаешь любую несправедливость, тем более если встречаешь женщину, которая тоже ждет ребенка, но которой не повезло по жизни. Пусть остается… Только на одну ночь, – добавил он на всякий случай.
– Спасибо! Спасибо тебе, мой родной! – Китти подхватилась со своего места, подошла к мужу и обняла его за плечи.
– Но только не говори потом, что я тебя ни о чем не предупреждал. Эта девчонка завтра же сбежит и унесет с собой все, что сможет унести, – промолвил Эндрю, вполне искренне полагая, что последнее слово все же должно оставаться за ним.
Утром следующего дня Китти постучала в дверь домика и обнаружила Камиру, метавшуюся по комнате, словно загнанный зверь.
– Доброе утро, – поздоровалась Китти с девушкой. – Вот принесла тебе завтрак.
– Вы будете держать меня здесь? – Камира показала пальцем на дверь.
– Нет, я не собираюсь держать тебя взаперти. Я же сказала: вон ключ, торчит в замочной скважине. Ты вольна уйти отсюда в любой момент, как только пожелаешь.
Камира уставилась на Китти во все глаза, явно пытаясь понять, что у этой белой женщины на уме.
– Что, я могу уйти прямо сейчас?
– Конечно. Уходи, если хочешь. – С этими словами Китти широко распахнула дверь и показала рукой на дорожку, ведущую от дома.
Камира молча направилась к дверям. Немного замешкалась на пороге, озираясь по сторонам. Потом взглянула на Фреда, который сосредоточенно жевал табак, делая вид, что обихаживает пони. Но вот она вышла на улицу и сделала несколько нерешительных шажков по красной земле. Китти видела, что Камира напряжена до крайности, ожидая внезапной атаки на себя со всех сторон. Но никто не бросился останавливать ее, а потому она пошла дальше по подъездной дорожке, которая вела за ворота дома. Китти тоже вышла из хижины и направилась в дом.
В гостиной глянула в окно и увидела, как крохотная фигурка Камиры удаляется все дальше и дальше от их дома и вот-вот затеряется вдали. И невольно вздохнула, подумав о том, что Эндрю, скорее всего, прав. В этот момент младенец в утробе внезапно толкнул Китти в живот, и она поспешила сесть. Жара уже с самого утра была невыносимой.
Прошел час с небольшим. Китти уже потеряла всякую надежду снова увидеть Камиру. А она между тем снова показалась на подходе к дому и, немного поколебавшись, пошла по подъездной дорожке обратно во двор. Китти выждала минут десять, а потом направилась в хижину, прихватив с собой стакан холодного лимонада. Тарик только что приготовила лимонад. В стакане еще плавали льдинки, которые она наколола от недавно привезенного большого куска льда.
Дверь в хижину была полуоткрыта, но Китти все равно постучала.
Камира распахнула дверь, и Китти зашла в каморку. И сразу же увидела, что завтрак, который она оставила на подносе, съеден полностью.
– Вот, принесла тебе попить. Это очень полезно для младенца.
– Спасибо, госпожа. – Камира взяла протянутый ей стакан с лимонадом и сделала небольшой глоток, пробуя на вкус. Словно опасаясь, что напиток может быть отравлен. И почти сразу же с жадностью осушила стакан до дна. – Вы тут не будете держать меня как в тюрьме?
– Конечно, не будем, – живо отреагировала Китти. – Я просто хочу тебе помочь.
– Но почему вы хотите помочь мне, госпожа? Белые никогда не помогают таким, как я.
– Потому что… – Китти замялась в поисках наиболее простого и доступного объяснения. – Потому что мы с тобой обе оказались в одинаковом положении. – Она показала рукой на свой живот. – Как долго ты пробыла в миссии?
– Я там воспитывалась десять лет. Учитель говорил, что я хорошая ученица. – В темных глазах Камиры промелькнула нескрываемая гордость. – Я и немецкий знаю.
– Даже так? Мой муж разговаривает на немецком. А я вот не знаю этот язык.
– А что вы хотите взамен, госпожа?
Китти уже приготовилась сказать ей: «Ничего». Но вовремя спохватилась. Вряд ли Камира в ее нынешнем состоянии способна понять, что белые могут помогать и совсем бескорыстно.
– Знаешь, если ты решишь остаться у нас, то для начала я попрошу тебя научить Фреда разговаривать на английском.
Камира тут же сморщила носик.
– Фу! От него воняет. Не моется.
– Может, и этому ты его научишь?
– Мне… учить его, хозяйка?
– Да, и потом… – Китти придумывала новые задания буквально на ходу. – Я ищу себе в помощь няньку, которая помогала бы мне ухаживать за ребеночком, когда он родится.
– О, я знаю, как ухаживать за младенцами. Я ухаживала за ними, когда жила в миссии.
– Вот и чудесно. Тогда решено. Ты станешь жить здесь. – Китти широким взмахом руки обвела хижину. – А мы тебя будем кормить за то, что ты нам помогаешь.
Камира с серьезным выражением снова принялась изучать лицо Китти.
– И не будете запирать дверь?
– Никто тебя не собирается запирать тут. Вот тебе ключи. – Китти протянула ей ключ. – Ну как? Идет?
Наконец-то лицо Камиры озарила слабая улыбка.
– Идет.
– Итак, твоя чумазая девчонка заграбастала все, что смогла унести, и была такова, стоило тебе только отвернуться на одну минуту в другую сторону? – поинтересовался Эндрю у жены за обедом.
– Ошибаешься. Она сходила прогулялась и вернулась обратно. Представляешь, эта девушка может говорить не только на английском, но и на немецком. Ее воспитывали как христианку.
– Ну, не думаю, что она пропиталась идеями христианства очень глубоко, так, слегка приобщилась к основам, и только. И все же, что ты собираешься делать с ней дальше?
– Она рассказала, что ухаживала за маленькими детьми, когда жила в миссии. Я ей предложила пожить у нас в том домике, который был построен для Фреда. А взамен она станет помогать мне, когда у нас родится ребеночек. А еще научит Фреда разговаривать на английском.
– Но моя дорогая Китти! Эта девчонка беременна! Велика вероятность того, что она забеременела от белого мужчины. А ты ведь знаешь, как суровы наши законы по отношению ко всем этим полукровкам.
– Эндрю! – Китти со стуком уронила на свою тарелку вилку и нож. – Камира – почти моя ровесница! И чего ты ждешь от меня? Чтобы я вышвырнула ее назад, на ту свалку, где я ее подобрала? А что же до всех этих законов… Варварские эти законы, нечеловеческие… Подумать только! Разлучать мать и дитя…
– Все это делается только для блага этих детишек. Поверь мне, дорогая. Власти стараются обезопасить их будущее, не допустить, чтобы такие дети умирали где-нибудь в канаве под забором. Они хотят хоть как-то образовать их, сделать из них христиан.
– И все равно я даже на одну секунду не могу представить себе, что наше с тобой дитя могут вырвать из моих рук. – Китти даже затрясло от негодования. – И почему тогда, спрашивается, если мы с тобой можем реально помочь хотя бы одному из этих несчастных, мы должны отказываться сделать это? Ведь это же наш прямой долг. Христианский долг. Прости… Что-то мне нехорошо…
Китти поднялась со стула и медленно направилась в спальню. И сразу же легла, чувствуя, как трепещет сердце в груди.
Она прекрасно знала все те правила, которыми регулировалось обращение с детьми-метисами. Сама видела, как все эти ревностные служаки из местной попечительской службы совершают регулярные поездки по городу в поисках детишек с более светлой кожей, чем у их матерей. Таких ребятишек немедленно изымали. Китти слышала эти душераздирающие вопли, когда ребенка силком выхватывают из рук матери и грузят в повозку. Которая потом отвозит собранную ребятню в сиротский приют при христианской миссии. А там уже стараются начисто выветрить из детских голов всякую память об их настоящем происхождении. Вместо почитания предков – Бог, который, по их мнению, тоже полагает, что лучше жить с Ним, чем с любящей матерью.
Через пару минут в дверь постучали, и на пороге появился Эндрю. Он подошел к кровати и присел на постель рядом с женой. Взял Китти за руку.
– Ну как ты?
– Чувствую какую-то слабость во всем теле. А так все нормально. Уж очень душно сегодня.
Эндрю вытащил из стопки муслиновых салфеток, сложенных на прикроватной тумбочке, одну и смочил ее водой из кувшина. Потом аккуратно положил салфетку на лоб Китти.
– У тебя тоже приближается время родов, дорогая. Что ж, если тебе доставляет удовольствие помогать женщине, оказавшейся в сходном с тобой положении, как я могу помешать тебе в этом? Пусть остается. Во всяком случае, пока не родит. А там… Там посмотрим.
Китти сразу же поняла, что осталось недосказанным. Посмотрим, какого цвета будет ребенок, вот что имел в виду Эндрю. Но сейчас не время привередничать, а тем более отвечать грубостью.
– Спасибо, дорогой. Ты так добр ко мне.
– На самом деле это ты добра. Ты – сама доброта, Китти. Наверное, я уже слишком долго пробыл в Бруме и привык не замечать страдания людей, которые живут вокруг нас. Нужен свежий взгляд на все окружающее, еще не замыленный, такой, как у тебя. Однако не забывай, я занимаю в этом городе известное положение и обязан беречь свою репутацию. Ни я, ни ты не имеем права попирать существующие законы и нормы. Ты понимаешь меня, Китти?
– Понимаю.
– Так когда же я увижу, наконец, твою черномазенькую?
При последних словах мужа Китти захотелось заскрежетать зубами, но она снова сдержалась.
– Эту девушку зовут Камира. Хочу сшить для нее пару платьев. На ней сейчас только те лохмотья, в которых я нашла ее. А они грязные.
– На твоем месте я бы их сжег. Одному Богу известно, где она в них валялась. Впрочем, вскоре мы все узнаем. Если она, по твоим словам, работала служанкой, то не составит особого труда выяснить, в каком именно доме она подвизалась. Что ж, а теперь, – Эндрю нежно поцеловал жену в лоб и поднялся с постели, – мне нужно в город. У меня встреча с Эллисом. Наш люггер «Эдит» привез на сей раз замечательный улов. Есть пара жемчужин, которые я хочу отдать ему на шлифовку. На одну из них я возлагаю большие надежды. Она очень специфическая. – Глаза Эндрю вспыхнули в радостном предвкушении очередной долгожданной удачи.
«Разве у нас еще мало этих жемчужин?» – подумала Китти, когда за мужем закрылась дверь.
Впрочем, она уже успела понять, кто является истинным богом в этом городе. Имя этому богу – Деньги.
15
В январе барометр, висевший на стене в гостиной, стал стремительно падать, знаменуя тем самым начало сезона дождей. Китти просыпалась по утрам, обливаясь потом. Роды могли начаться в любой день, и она молила Бога лишь об одном. Чтобы все это поскорее закончилось. Тяжелый влажный воздух укутывал ее, словно одеялом, мешая дышать полной грудью. Каждый вдох давался с огромным трудом. Слишком измученная, чтобы подниматься с постели, Китти лежала на кровати, мечтая о том, чтобы наконец пошел дождь или случилась гроза. И чтобы у нее самой быстрее отошли воды. Китти позвонила в колокольчик, давая знак, чтобы ей подали завтрак в постель. Последние несколько дней она пролежала, почти не вставая. Сама мысль о том, что нужно будет одеваться, натягивать на себя тугой корсет, хотя и специально сшитый на заказ с учетом ее нынешнего положения, потом сверху напяливать несколько нижних юбок, а в довершение всего – еще и платье, эта мысль приводила Китти в ужас. Нет уж! Лучше проваляться в кровати целый день в одной ночной сорочке. Ничто не сковывает движений, не мешает объемному пузу. Да и телу так прохладнее.
Потом она вспомнила про Камиру и тотчас же больно прикусила губу от досады. Вроде поначалу все складывалось как нельзя лучше. Даже Эндрю, после того как задал девушке несколько вопросов на немецком, был вынужден признать, что эта маленькая чертовка очень сообразительна. Как только негласный договор между двумя женщинами вступил в силу и Камира окончательно удостоверилась в том, что никто не собирается держать ее под замком или тем более отправлять на ночлег в местную тюрьму, где содержат всяких неизвестных субъектов, совершивших разные неблаговидные проступки, она тотчас же превратилась в работящую и надежную помощницу, готовую на любую домашнюю работу. Кто бы ни был ее прежним работодателем, но обучили ее домашним делам хорошо. И вскоре Камира уже вовсю хлопотала по дому, попутно не скрывая своего возмущения нерадивостью служанки. Что правда, то правда. Молоденькая сингалка по имени Медха, с темными глазами, похожими на две маленькие вишенки, действительно предпочитала больше времени проводить перед зеркалом, разглядывая в нем свое личико, чем озаботиться тем, чтобы почистить это зеркало.
Китти с трудом сдерживала улыбку, наблюдая за тем, как Камира постепенно прибирает руководство домашними делами к своим рукам. И вот уже вскоре она начала раздавать приказы направо и налево, требуя, чтобы служанка по крайней мере три раза в день подметала полы в комнатах, удаляя всю собравшуюся там пыль, а в промежутках между подметанием полы должны были мыться с использованием щетки и мыла. Через какое-то время вся мебель красного дерева, стоявшая в доме, сверкала, как новенькая, отполированная до блеска с помощью пчелиного воска. Вся паутина, скопившаяся в дальних углах комнат с высокими потолками, была безжалостно выметена вон вместе со всеми своими обитателями. Китти, сидя за бюро в гостиной, с некоторой завистью наблюдала за тем, как Камира легко порхает вокруг, словно бабочка, в то время как у нее самой не было сил даже держать авторучку. А ведь у Камиры гораздо более поздний срок, чем у Китти. Но такое впечатление, что Камира даже не ощущает своей беременности.
Дней десять тому назад Китти обсуждала с Эндрю свою идею отправить Медху восвояси, а Камиру сделать полноценной служанкой в доме.
– Давай не будем торопиться, – ответил ей тогда муж. – Посмотрим, что будет, когда она родит ребеночка. Как говорится, будем поспешать медленно. Кто его знает, что этой девчонке взбредет в голову. Возьмет и в один прекрасный день отправится к своим. И что мы тогда будем делать без служанки в доме? Тем более сейчас, когда ты так нуждаешься в помощи.
Воистину, Камира будто подслушала эти слова Эндрю. На следующее утро Китти зашла к ней и обнаружила, что ее каморка пуста.
– Фред, а где Камира? – спросила Китти у кучера, выходя из хижины.
– Она ушла.
– Сказала куда?
– Нет, госпожа хозяйка. Ушла, и все, – коротко ответил Фред.
– Я же тебя предупреждал, дорогая. Эти черные, они ведь живут совсем по иным правилам, – ласково попенял жене Эндрю. – Хорошо еще хоть, что мы не прогнали прочь Медху.
Эндрю откровенно торжествовал, и это сильно раздражало Китти. Муж явно был удовлетворен тем, что оправдались его самые худшие предположения. Тем не менее Китти продолжала каждый день упорно наведываться в хижину Камиры, но там по-прежнему было пусто. А поскольку Китти в свое время пообещала мужу не афишировать присутствие Камиры в их доме, то и навести справки в городе о ее нынешнем местонахождении, поспрашивать у кого-то из знакомых тоже не могла.
– Пошла бродяжничать, – это все, чего смогла добиться Китти от Фреда, когда она спрашивала его, куда могла податься Камира.
Разумеется, Китти была зла на нее. Еще бы! Называется, сполна отплатила за всю ее доброту. Собралась и ушла, даже не попрощавшись, будто и не знала их вовсе. Но при всем том Китти сильно скучала по Камире. Китти уже успела понять, что Камира не только сносно владеет английским, но и обладает весьма своеобразным чувством юмора. Китти и саму после переезда в Брум поначалу откровенно забавляли многие мелочи здешней жизни. И вот оказалось, что, несмотря на всю ту пропасть, которая разделяла этих двух женщин в плане происхождения и культуры, они во многом смотрят на окружающую жизнь одинаково. Словом, Китти нашла в своей помощнице самую настоящую родственную душу. К тому же, по мере приближения родов, Китти чувствовала себя гораздо увереннее рядом с этой спокойной, рассудительной и всегда готовой прийти на помощь молодой женщиной.
– Не волнуйтесь, госпожа, – помнится, повторяла Камира. – Когда наступит срок, я приму вашего младенца. Никаких проблем.
И Китти почему-то верила ей, внутренне расслаблялась и даже улыбалась, слыша эти заверения. Эндрю тоже заметил разительную перемену, произошедшую в настроении жены, и был только рад, что рядом с ней в этот момент оказалась Камира.
Слезинка выкатилась из одного глаза и покатилась по щеке Китти. Нет, больше она никогда не совершит подобной ошибки.
В дверь негромко постучали. Китти села на постели, глянув на открывающуюся дверь.
– Доброе утро, госпожа хозяйка. Я принесла вам завтрак. Медха же, как обычно, спит на ходу вместо того, чтобы работать.
Китти в немом изумлении уставилась на Камиру. Что-то новое появилось во всем ее облике. Неожиданно постройневшая, облаченная в безупречно белоснежную униформу служанки, блестящие смоляные кудри аккуратно перехвачены лентой. Танцующей походкой Камира приблизилась к кровати, неся перед собой поднос с завтраком.
– Тарик тут говорила мне, что вы немного капризничаете в последнее время, плохо едите… Я отварила вам яйцо всмятку и принесла немного молока для младенца, – прощебетала она, устраивая поднос на коленях у Китти.
– Где… – Китти растерянно замолчала, пытаясь найти нужные слова. – Где ты была?
– Да вот, ушла на время… родила ребеночка, – добавила Камира как бы между прочим, словно речь шла о походе в булочную, куда ее послали купить булку хлеба. – Все хорошо, и обошлось легко. Женщины сказали, что она красивая и здоровенькая. Ест, правда, много. Сосет и сосет. – Камира слегка округлила глаза и показала на грудь. – Прямо никакого сладу с ней нет. Даже поспать не дает.
– Но почему же ты, Камира, ничего не сказала мне, когда собралась уйти? Даже не сказала, куда пойдешь. – Китти почувствовала, что на смену обиде и раздражению пришло облегчение от того, что Камира вернулась. – Я тут, можно сказать, с ума сходила от беспокойства!
– И напрасно, госпожа хозяйка. Говорю же вам, все прошло легко. Она выскользнула из меня, словно улитка из своей раковины. Раз, и все!
– Я не только это имела в виду, Камира. Хотя, конечно, я очень рада, что все обошлось хорошо, что ты здорова и ребеночка родила здоровенького.
– После завтрака загляните ко мне в хижину, и я покажу вам младенца. Мне помочь вам с едой? – Камира схватилась за ложку после того, как ловко срезала ножом верхушку яйца.
– Нет, спасибо. Я пока в состоянии поесть сама.
Пока Китти управлялась с яйцом, Камира суетилась по комнате: складывала разбросанные вещи, что-то поправляла и все время ворчала, сколько красной пыли собралось в доме, пока она отсутствовала. Китти поняла, что ей никогда не узнать, где Камира была все это время. Радовало лишь то, что роды у нее прошли благополучно. Китти невольно позавидовала тому, как стремительно ее служанка оправилась после родов.
После завтрака Китти в сопровождении Камиры направилась к ней в хижину. Камира отомкнула дверь, которую предусмотрительно заперла на ключ. Они вошли в каморку, и Китти увидела на полу небольшой ящик. Судя по всему, Камира вытащила его из комода. В ящике лежал крохотный младенец и вопил во всю мощь своих легких.
– Говорю же вам, вечно она голодная, – промолвила Камира, беря ребенка на руки. Потом присела на кровать, быстро расстегнула пуговицы на блузке. Китти увидела пышную грудь, буквально набухшую от обилия молока. Струйки молока уже стекли с сосцов, пока Камира прилаживала младенца к одной груди. Крики немедленно прекратились, и младенец с жадностью припал к соску. Китти неотрывно следила за процессом кормления. Она еще никогда не видела обнаженной женской груди. Что касается ее будущего ребеночка, то уже было изначально решено, что его будут вскармливать из бутылочки, так как грудью своих детей кормят только дикари. И вот сейчас Китти наблюдала трогательную картину единения матери и ребенка, и это казалось не только естественным, но и по-своему красивым зрелищем.
Наконец младенец отпустил своими губками сосок матери, а его головка блаженно прижалась к ее груди. Камира проворно перевернула дитя и стала энергично потирать ему спинку. Малышка тут же срыгнула, и Камира удовлетворенно кивнула.
– Хотите подержать ее? – спросила она у Китти, протягивая ей дочь.
– Так это девочка, да?
– Да. Ее зовут Алкина. По-нашему, луна.
Китти взяла обнаженное тельце девочки на руки и ласково погладила ее нежную мягкую кожу. Даже невооруженным глазом было видно, что кожа Алкины гораздо светлее, чем у матери. Внезапно девочка открыла глазки и уставилась прямо на Китти.
– Боже мой! – воскликнула Китти. – Так они же у нее…
– Женщины говорят, что они у нее желтые, – ответила Камира, застегивая блузку. – Это у нее от отца, желтый человек из японского квартала. Плохой человек…
Китти уставилась на эти необычные глаза ребенка, красноречивее всяких слов выдававшие ее наследственные корни. Малышка получила в подарок от своего папаши совершенно уникальную пару глаз. Таких глаз Китти еще не видела в своей жизни. Насыщенного янтарного цвета, почти золотистые, красивой миндалевидной формы, эти глаза казались особенно большими на крохотном личике девочки.
– Добро пожаловать в этот мир, крошка. Благослови тебя Господь, Алкина, – прошептала Китти, прижавшись губами к ее миниатюрному ушку.
Возможно, ей померещилось, но, кажется, при этих словах девочка улыбнулась. А потом закрыла глазки и тотчас же уснула прямо на руках у Китти.
– Какая она у тебя красавица, Камира, – с чувством выдохнула Китти. – А глазки словно у кошечки.
– Вот и женщины мне так сказали. Что ж, коль так, буду звать ее кошечкой. Ну, или Кэт, – весело хихикнула в ответ Камира, осторожно забрала дочь у Китти, аккуратно подоткнула ей подгузник и крепко завязала его узлом.
«Один человек тоже называл меня так когда-то», – вспомнила Китти. Камира уложила дочурку в импровизированную колыбельку, нежно погладила лобик малышки и прошептала несколько неразборчивых слов, прижавшись к ней лицом. Но вот глаза Камиры вспыхнули нехорошим блеском, и она поднесла палец к губам.
– Кэт – это мой секрет, да? Иначе сюда придет плохой человек и заберет ее у меня. Понимаете?
– Обещаю тебе, Камира. Твоя кошечка Кэт будет здесь в полной безопасности. Я прикажу Фреду охранять ее, пока ты будешь работать в доме.
– От него все еще сильно воняет. Но Фред хороший.
– Согласна, – кивнула в ответ Китти. – Фред – очень хороший человек.
Прошло две недели. Но за эти дни не случилось ни столь долгожданной грозы, ни тем более шторма. И ребеночек Китти тоже не торопился появляться на свет, чтобы хоть как-то облегчить ее состояние. От Эндрю в последнее время тоже было мало проку. Он в очередной раз переживал глубочайшее разочарование, ибо те две жемчужины, которые он вверил в искусные руки Эллиса, на его же глазах превратились в две аккуратные кучки пыли.
– Это же просто несправедливо, в конце концов! – жаловался Эндрю жене. – Отец постоянно спрашивает меня, почему наши люггеры больше не привозят таких сокровищ, которые регулярно доставлялись на берег ранее, когда он тут всем заправлял. Боже мой, Китти! Он не понимает, что когда он впервые очутился в Бруме, то можно было голыми руками насобирать кучу раковин с жемчужинами, просто прогуливаясь по берегу океана вдоль Кейбл-Бич. Но с тех пор многое поменялось. Люди со всего света бросились сюда на поиски жемчуга. С каждым днем наши люггеры уходят все дальше и дальше в открытое море, ведут свой промысел на больших глубинах и в очень опасных акваториях. Вот и на прошлой неделе мы потеряли еще одного ныряльщика. Он погиб из-за шпангоутов.
Китти не понаслышке знала, в каких тяжелейших условиях трудятся ныряльщики, знала, какие их подстерегают опасности на дне океана, как там холодно и страшно. Когда она впервые увидела ныряльщика своими глазами, то была очень озадачена увиденным. Молодой японец как раз примерял новый водолазный костюм, который Эндрю специально для него заказал в Англии. Хрупкий молодой человек облачился в какую-то огромную робу из бежевого брезента. На голову ему водрузили сферический бронзовый шлем, который наглухо привинтили к вороту костюма. На ноги надели тяжеленные свинцовые бутсы. Двигаться самостоятельно он практически не мог. Ему помогали идти товарищи по команде, которые одновременно проверяли, как поступает в скафандр воздух по тоненькой трубочке, закрепленной снаружи.
Помнится, Китти невольно содрогнулась, представив, сколько тонн воды обрушится на ныряльщика, когда он начнет опускаться на дно. Ведь иногда глубина погружения исчислялась несколькими десятками морских саженей. А вся его защита – вот эта брезентовая роба и воздуховод, по которому к нему будет поступать столь драгоценный для жизни воздух. Огромная водная толща давит на барабанные перепонки, на суставы, человек может лишиться слуха и стать калекой. А если ныряльщик слишком долго пробудет под водой, то может случиться паралич и неминуемая смерть. Вот эти нечеловеческие условия и называются на языке профессионалов шпангоутами.
– Упокой Господи душу его. – Китти истово перекрестилась. – Эти ныряльщики – храбрые парни.
– Да, и за свою храбрость они получают кучу денег, – резонно заметил Эндрю. – Я недавно получил еще одно прошение с просьбой повысить им зарплату. И одновременно постоянно ведутся всякие вздорные разговоры о том, что в Бруме на практике реализуется эта глупейшая политика «никаких черных на промыслах». Хотя лично я с трудом верю, что если мы откажемся от черных, то отыщется достаточное количество белых, готовых подписать с нами контракт на выполнение этих опасных работ. А ты можешь представить себе такое?
– Нет, не могу, – согласилась с мужем Китти. – Но не столь уж важно, какого цвета кожа у человека. Я не могу представить себе другое. Как можно ежедневно рисковать своей жизнью, и все только ради денег?
– Дорогая, к счастью, тебе не довелось на собственном опыте прочувствовать, что значит умирать от голода. Тебе, наверное, трудно понять и тех мужчин, которые движимы исключительно чувством долга перед своими семьями и потому стараются заработать как можно больше.
– Ты прав, – покорно согласилась с ним Китти, испытывая очередной прилив раздражения. Поразительно, как легко удается Эндрю облечь в несколько коротеньких фраз свое видение проблемы, объединив при этом высокие моральные принципы с обычной человеческой алчностью. Китти поднялась из-за стола. – Пойду прилягу.
– Конечно-конечно, дорогая. Может, мне послать за доктором Бликом? Пусть заглянет к тебе вечерком.
– Не стоит. Едва ли он сообщит мне нечто такое, чего я не знаю. Ребеночек еще не готов появиться на свет, и я это прекрасно понимаю.
– Мама сказала мне, что первенцы всегда появляются на свет с некоторым опозданием.
«Да, вот только мамаши этих первенцев не живут в Бруме, где вот-вот должен начаться сезон дождей», – подумала про себя Китти. Но она лишь молча кивнула мужу и вышла из комнаты.
Ближе к вечеру ее разбудила Камира. Она принесла и поставила на ночной столик чашку с какой-то жидкостью с острым пряным запахом.
– Госпожа хозяйка, младенец не торопится. Это не есть хорошо. Надо малышу немного помочь. Согласны? – Камира протянула чашку Китти. – Наши женщины обычно пьют вот это, госпожа хозяйка. Пейте. Пришло время.
– А что это?
– Травы. Все с земли. Ничего вредного. Пейте.
Измучившись томительным ожиданием, Китти безропотно выпила раствор.
Схватки начались через несколько часов. Китти с трудом поднялась с постели, чтобы сходить в уборную. Что-то громко плеснулось, и она поняла, что отошли воды. Она позвала Эндрю, который спал в своей гардеробной по соседству, а сама вернулась к себе в спальню и легла на постель.
– Началось, – сказала Китти мужу, когда тот отворил дверь спальни.
– Я немедленно посылаю за доктором Бликом.
– И пожалуйста, пришли сюда Камиру, – попросила его Китти, морщась от боли при новом приступе схваток. – Хочу, чтобы Камира была рядом со мной.
– Хорошо. Я тотчас же распоряжусь прислать ее к тебе, – пообещал Эндрю, торопливо оделся и быстро выбежал из комнаты.
Ночь показалась Китти мучительно долгой, хотя она мало что запомнила из того, что происходило вокруг нее. Над Брумом сгущались грозовые тучи, предвещая сильнейшую непогоду. Но в памяти Китти остались лишь острая боль и нежный голосок Камиры, успокаивающей ее.
Вскоре прибыл доктор Блик. Судя по его покрасневшим вытаращенным глазам, прямо из какого-то питейного заведения на Шеба-Лейн.
– Что здесь делает эта черная? – грозно вопросил он, уставившись на Эндрю.
– Не трогайте ее! – крикнула Китти, Камира как раз осторожно растирала ей спину, не переставая что-то бубнить себе под нос.
Эндрю лишь молча пожал плечами в ответ и кивнул головой в знак согласия. Доктор торопливо осмотрел Китти и тотчас же заверил, что до родов у них есть еще время. Словом, пусть его позовут, когда наступит решающий момент. С этими словами он покинул комнату роженицы. С Китти осталась одна Камира. Она уговорила Китти подняться с кровати и немного походить по комнате. Дескать, это поможет ребеночку скорее выбраться наружу.
– А я уж приму его, – пообещала Камира.
В четыре утра небеса наконец разверзлись и хлынул самый настоящий ливень. Капли дождя тяжело забарабанили по железной крыше.
– Он уже в пути… Он уже идет… совсем скоро… потерпите еще немного, госпожа хозяйка… И не волнуйтесь.
Яркая молния рассекла небо. Вспышка осветила весь сад за окном. В этом свете Китти увидела и лицо Камиры. Она словно впала в транс. Но тут загремел гром. И с его первыми раскатами ребенок Китти появился на свет.
Китти беспомощно лежала на постели, не в силах даже пошевелиться. Единственное, что она чувствовала, тяжело дыша, так это то, что боль наконец отступила. Какое облегчение! Китти подняла голову, чтобы взглянуть на новорожденного. Но вместо младенца увидела Камиру, которая копошилась между ее ног, чем-то сосредоточенно занимаясь.
– Что ты там делаешь? – хриплым шепотом спросила у нее Китти.
– Освобождаю малыша, госпожа хозяйка, – ответила Камира. – Вот! – Она подхватила младенца на руки, перевернула его спинкой вверх и положила себе на ладонь, а потом крепко стукнула по попке. Малыш немедленно возмутился столь недостойному обращению с ним и громко пискнул, а уже в следующее мгновение зашелся плачем.
– Вот, госпожа хозяйка! Возьмите вашего ребеночка. А я схожу позову доктора. – Камира погладила Китти по лбу. – У вас родился хороший, крепенький мальчик. А вы – умная женщина.
С этими словами Камира вышла из комнаты.
Доктор Блик, который после вчерашней попойки спал мертвецким сном в гостиной, спотыкаясь, появился в спальне.
– Вот так номер! Такие быстрые роды! – вполне искренне удивился он, попытавшись забрать ребеночка из рук Китти.
– С ним все в порядке, доктор. Я хочу, чтобы он остался со мной.
– Но я хотя бы должен осмотреть младенца. Это мальчик?
– Да, мальчик. И он – само совершенство.
– Тогда я осмотрю вас и приведу в порядок, если надо.
Китти молча наблюдала за тем, как доктор Блик приподнял чистую простыню, которой Камира укрыла ее сверху.
– Тут все хорошо. Ничего дополнительного не требуется.
У доктора хватило совести немного покраснеть при этих словах Китти. Ведь как-никак, а он благополучно проспал все роды.
– Пожалуйста, пригласите сюда моего мужа. Пусть придет взглянуть на своего сына.
– Конечно, моя дорогая леди! Сию же минуту. Я счастлив, что все произошло так быстро и так гладко.
«Да, именно так: быстро и гладко. Потому что рядом со мной был не ты, а Камира», – язвительно подумала Китти.
Когда Эндрю переступил порог спальни, Китти мысленно поблагодарила небеса и все звезды на них за то, что Камира снова вернулась к ней.