Сестра жемчуга — страница 6 из 14

Сиси

Брум, Западная Австралия

Январь 2008 год

Древний символ аборигенов, обозначающий место встречи

19

Я утерла слезы и села на постели, пытаясь унять расходившееся сердце.

Вспомнила, как я горевала, узнав о смерти папы, и постаралась представить, каким огромным было горе Китти, потерявшей на том пароходе столько своих близких. Да и вообще всех тех людей, которых потерял весь Брум…

Я извлекла наушники и слегка потерла немного онемевшие ушные раковины, потом подошла к окну и распахнула его. Захотелось свежего воздуха. Снова стала рисовать в своем воображении картину того, как толпы горожан устремились к скале, в которую упирается улица Дампьер-стрит, та самая, по которой я уже не раз ходила сама. Люди облепили все склоны, все замерли в ожидании страшных новостей, самых страшных в их жизни.

Я закрыла окно, чтобы хоть как-то приглушить нестройный хор ночных насекомых, самозабвенно стрекочущих на все голоса. Несмотря на то что кондиционер работал на полную мощь, в комнате было душно. Я моментально покрылась слоем пота. Трудно себе даже представить, как выживала здесь Китти сто лет тому назад… В такой жаре, да еще в корсете, панталонах и бог знает скольких еще нижних юбках. И она здесь не просто жила, но и родила ребенка. Представляю, как ей, бедняжке, пришлось попотеть во время родов.

Хотя до того, как я попала в Брум, я даже не задумывалась над тем, кем может приходиться мне Китти, сейчас какая-то часть меня очень даже желала, чтобы мы с ней оказались связанными родственными узами. Меня не столько восхитила ее отвага и решимость отправиться в Австралию, сколько та стойкость духа, с которой она встретила обрушившиеся на нее несчастья уже здесь, вдали от родного дома. Надо признать, что в сопоставлении с тем, что выпало на ее долю, мои собственные проблемы представляются сущей ерундой. Так, детские забавы, и только… Вот сделать то, что сделала эта женщина, живя в Бруме сто лет тому назад, да, это достойно восхищения. Как и то, что она последовала зову своего сердца, не задумываясь о последствиях.

Я еще раз глянула на фотографию Китти, которая красовалась на крышке CD-диска. Трудно представить, что мы с ней – родня. Хотя нотариус и подтвердил в разговоре со мной, что наследство, которое я получила, изначально принадлежало ей. Судя по моей внешности, я скорее связана с ее служанкой Камирой. Или, что еще вероятнее, с ее дочерью Алкиной. Особенно этот характерный разрез глаз, который она унаследовала от своего отца-японца. Очень уж он похож на разрез моих глаз.

Камира и ее дочь – уроженки этих мест. Они ходили по тем же самым улицам, по которым сегодня хожу я. Завтра же постараюсь больше узнать об их дальнейшей судьбе. Я улеглась в постель и снова подумала, как этот тихий маленький городок, затерянный на краю земли, вдруг наполнился особой жизнью после того, как я прослушала историю Китти. Впрочем, в то время, когда Китти обитала в Бруме, тут кипела совсем другая жизнь и было полно людей. Хотелось бы хоть одним глазком взглянуть на ту прошлую жизнь, на тот мир, который ее окружал, на те вещи, которые в свое время видела она. Только сохранилось ли хоть что-нибудь до сего дня? На этот вопрос у меня пока не было ответа.

Рано утром меня разбудил телефонный звонок. Звонила дежурная с ресепшн.

– Мисс Деплеси, в холле на первом этаже отеля вас дожидается какой-то мужчина. Представился как сотрудник газеты «Австралиец».

– Да? Хорошо… Спасибо. Скажите ему, минут через пять я спущусь.

Трясущейся рукой я водрузила трубку на рычаг. Итак, журналюги все же выследили меня. Понимая, что нельзя терять ни минуты, я вскочила с постели, торопливо оделась, быстро затолкала свои скромные пожитки в рюкзак и водрузила его на спину. Отсчитав нужное количество долларов, которые причитались за проживание в гостинице, я оставила деньги вместе с ключами от номера на ночном столике возле кровати. Во всяком случае, так меня хоть не будут преследовать с целью ареста за неуплату. Потом вышла в коридор и бегом направилась к запасному выходу, на который обратила внимание еще вчера вечером, потому что там торчал какой-то постоялец и курил. Толкнула задвижку, и, к моей великой радости, она легко сдвинулась с места, безо всякого шума. Глянула вниз: железные ступеньки вели прямо во двор гостиницы. Я стала проворно спускаться, стараясь не шуметь, насколько это было возможно в таких тяжелых бутсах на ногах. Ограда вокруг дворика была низкой. Я перешвырнула через нее рюкзак, а следом сиганула сама. Миновала еще несколько задних дворов и оказалась на улице с противоположной стороны от отеля.

«Так, и что дальше?»

Я позвонила Крисси. Та ответила на звонок сразу же.

– Я на работе. В аэропорту. Что случилось?

– Можно зарезервировать билет на вылет отсюда?

– Можно, если ты работаешь в информационном бюро, обслуживающем туристов, которое, кстати, расположено прямо напротив билетных касс. А куда тебе надо?

– В Алиса-Спрингс. Как туда проще всего добраться?

– Тебе придется лететь вначале в Дарвин, а уже потом оттуда в Алиса-Спрингс.

– Можешь заказать билеты на оба эти рейса на сегодня?

– Насколько я помню, есть один рейс до Дарвина, где-то через пару часов. Пойду узнаю у ребят, остались ли там свободные места.

– Если остались, то зарезервируй одно место для меня. Я вскоре буду. Как только поймаю такси.

– Я пошлю за тобой такси прямо сейчас. Подходи к бронзовой статуе, что установлена в конце улицы. Через десять минут таксист будет на месте.

– Спасибо, Крисси.

– Пустяки. Не стоит благодарностей.

Крисси уже поджидала меня, стоя у входа в здание аэропорта.

– Сейчас еще раз подтвердим твою готовность лететь, а потом расскажи мне, что стряслось. – Она взяла меня под руку и повела к стойке контроля. – Это мой приятель Заб. – Крисси показала на парня, стоявшего за стойкой. – Билеты ждут тебя. Нужно только заплатить за них.

– Огромное спасибо, Крисси.

– Я провожу тебя. Пройду вместе с тобой через досмотр. Дальше, в зоне ожидания, есть небольшое кафе. Можем устроиться там. И ты расскажешь мне о своих похождениях в Таиланде.

«Черт-черт-черт!» Оказывается, Крисси тоже все знает. Хотя чему тут удивляться? Ведь ее стойка расположена прямо напротив газетного киоска. Поди, изо дня в день любуется моей физиономией на первых полосах всех газет. И тем не менее ни словом не обмолвилась о том, что знает.

Мы вместе миновали линию досмотра и направились в крохотное кафе. Крисси поспешила к стойке бара и вскоре вернулась с двумя бутылками воды и бутербродами для каждой из нас. Я же предусмотрительно уселась в самом углу, возле стены. Так, на всякий случай…

– Ну, и почему такая спешка?

– Утром в гостинице появился какой-то журналист из газеты «Австралиец». Ты ведь наверняка уже в курсе того, почему он добивается интервью со мной. – Я окинула подругу внимательным взглядом.

– В общем-то да. Я тебя сразу же опознала, как только ты подошла к моей стойке в самый первый раз по прилете в Брум. И что?

– Я познакомилась с этим парнем на взморье в Таиланде. Какое-то время мы вместе тусовались. А потом выяснилось, что его разыскивает полиция за какое-то банковское мошенничество.

– Это Ананд Чангрок?

– Да. Но я его знала как Эйса.

Я коротко рассказала Крисси историю своего знакомства с Эйсом.

– А что он за человек, по-твоему? – спросила она у меня, когда я окончила свой рассказ.

– Отличный человек! Помог, когда мне понадобилась помощь.

– Вы были парой?

– Да. Мне он действительно понравился. Но даже если бы это было и не так, я бы никогда не повела себя столь подло по отношению к нему. Даже если бы знала, кто он на самом деле…

– Конечно, не повела бы. Я тебе верю, Си. – Я прочитала во взгляде Крисси откровенное сочувствие. И ни тени подозрения. – Так он думает, что это ты навела на него всех этих газетчиков?

– Он мне прислал коротенькую эсэмэску. Написал, что полагал, будто мне можно доверять, а получилось все с точностью до наоборот. Мне тогда показалось, что жизнь кончена. Да и сегодня мне все еще трудно думать и говорить об этом. По-моему, он мне никогда и ни за что не поверит, как бы я ни старалась объяснить ему все произошедшее. Думаю, что тот проходимец Джей попросту подкупил охранника и выманил у него эту злополучную фотографию. Впрочем, я сама своими руками все для этого подготовила.

– Но ты же можешь написать ему в тюрьму.

– Мне такой вариант не совсем подходит. – Я попыталась слабо улыбнуться. – Разве ты забыла, что я страдаю дислексией?

– Хочешь, я напишу вместо тебя?

– Может, это и вариант. Спасибо за предложение.

– Ты считаешь, он виновен?

– Откуда мне знать? Впрочем, кажется, весь мир думает, что виновен. Если честно, Крисси, то не знаю. Но что-то во всем этом деле явно не стыкуется. Какие-то мелочи, о которых он упоминал вскользь в разговоре со мной… Конечно, это всего лишь моя догадка, не более того. Но интуиция подсказывает мне, что во всей этой истории есть второе дно. Чего-то он точно недоговаривает.

– Так попытайся выяснить это. Почему нет?

– Интересно, как? Я же не детектив. И обо всех этих банках, о том, как они работают, я тоже мало что знаю.

– Ты сообразительная. Найдешь способ, как все разузнать, – с улыбкой ответила Крисси.

Я невольно покраснела. Еще никто и никогда не называл меня сообразительной.

– Знаешь, на данном этапе я предпочитаю всецело сконцентрироваться на поисках новой информации о своей семье.

– Послушай, если тебе нужен помощник-детектив там, на месте, в Алиса-Спрингс, то я к твоим услугам, – внезапно предложила Крисси. – В любом случае у меня небольшой отпуск намечается, на работе пока тоже затишье. Как смотришь, если я составлю тебе компанию?

– Неужели правда? Я хочу сказать, что мне совестно занимать твое время. Но если ты и правда хочешь помочь мне, то я буду счастлива. Твоя помощь воистину неоценима. – Я действительно очень обрадовалась предложению Крисси. – Ты же сама видишь, как плохо я пока ориентируюсь тут, в Австралии. Да и особых зацепок у меня тоже нет. У меня вообще на данный момент нет никаких зацепок.

– Ничего страшного, подруга. Просто рядом с тобой должен быть кто-то из тех, кто разбирается в наших местных делах. Такой наставник, что ли… И потом, я же тебе сама говорила, что все время хотела попасть в Алису. – Крисси глянула на табло. – Тебе пора.

– Ненавижу самолеты! Ненавижу все эти перелеты! – пожаловалась я, когда мы вместе направились на выход.

– Правда? А я вот всю свою жизнь мечтала посмотреть мир, полетать из одной страны в другую. Как только я все тут устрою, тут же отобью тебе эсэмэску и сообщу все подробности. – Она обвила меня руками за шею. – В добрый путь.

– Спасибо тебе за все.

Уже сидя на борту самолета, я вдруг снова почувствовала себя одиноко. Подруга Крисси осталась там, внизу. Оставалось лишь надеяться, что дружбу с ней я не загублю и не испорчу так, как бесповоротно испортила свои отношения с Эйсом.

Самолет пошел на снижение, приближаясь к Алиса-Спрингс, и я тут же увидела, как заметно поменялся ландшафт под крылом. С высоты полета город выглядел как зеленый оазис, затерянный в пустыне. Правда, все краски были еще насыщеннее и ярче. Я увидела горную гряду, переливающуюся пурпурными тонами в подернутом дымкой свете. Неровные вершины вздымались ввысь, напоминая причудливые зубы, торчащие прямо из земли. Самолет стремительно коснулся земли и резко затормозил, проехав несколько десятков метров по короткой взлетной полосе. После чего всех нас, пассажиров, спустили по трапу на бетонированную площадку.

– Ух ты! – невольно воскликнула я, когда меня обдала волна испепеляющего зноя. Пожалуй, чиркни в воздухе спичкой, и он тотчас же воспламенится. Я сделала небольшой вдох, в ноздрях сразу же запекло. Какое счастье, что в паре шагов терминал, в котором работают кондиционеры. Я с радостью поспешила туда.

Аэропорт был таким же небольшим, как и в Бруме. Но в отличие от последнего он был до отказа забит туристами. Купив бутылку воды и взяв со стойки несколько рекламных проспектов с указанием отелей и городских достопримечательностей, я уселась на пластиковый стул, чтобы попытаться прочитать, что там написано, а уже потом решать, куда податься. Я понимала, что обилие туристов здесь объясняется тем, что Алиса-Спрингс – это ворота, ведущие к Айерс-Рок. Правда, на языке аборигенов, как рассказывала мне Крисси, эта гора называется Улуру. В одном из рекламных проспектов сообщалось, что эта гора – одно из наиболее священных мест паломничества для всех обитателей континента и она находится «всего лишь» в шести часах езды от города.

Потом я прочитала про сам город. Алиса-Спрингс, или просто Алиса, как называют его с любовью местные жители, является своеобразным центром народного искусства. В самом городе и за его пределами сосредоточено сразу несколько галерей, начиная с Центра многих рук, где представлены картины художников-аборигенов, заканчивая Центром искусств Аралуен. Современное здание Центра искусств очень похоже на самый настоящий космический корабль, который вдруг приземлился прямо посреди пустыни.

Читая про все это, я невольно почувствовала холодок, пробежавший по спине. Интуиция безошибочно подсказывала мне, что если я и смогу где-то получить ответы на свои вопросы, то наверняка именно в этих художественных галереях и центрах искусства.

– Моя родня, кантри, – прошептала я, вспомнив слово, которое услышала из уст бабушки Крисси. Потом я открыла рекламный проспект, рассказывающий о миссии Хермансберг. Сейчас там размещается музей. Дорога туда из города займет не более двух часов. В проспекте также сообщалось, что именно в этой миссии родился Альберт Наматжира. До вчерашнего дня я ни разу не слышала его имени, но, судя по рекламному проспекту, здесь, в Австралии, его именем названы многие галереи, улицы и прочие достопримечательности. Я напряглась, чтобы прочитать больше, но слова стали прыгать у меня перед глазами, что и неудивительно, если учесть, что в основном это были имена аборигенов.

Но тут я вспомнила про свой мобильник. Пора снова включить его. Включила и увидела, что пришли две эсэмэски, и обе от Крисси.

Привет! Подыскала тебе отель – в справочно-информационном киоске, что расположен прямо в здании аэропорта, спроси Кейта. Он сообщит тебе все подробности. Крисси.

Только что переговорила с нашей службой авиасообщения. Они обещали устроить бесплатный перелет. Такая своеобразная премия за все те рейсы, которые я организовывала для своих туристов через их службу. Здорово, да? Завтра в путь! До скорой встречи!!

Поразительно! Я едва знаю эту девушку. А она, не задумываясь, готова лететь за сотни миль только для того, чтобы встретиться со мной. Что ж, если мне даже и не повезет и я не смогу отыскать в Австралии свои корни, все равно поездка сюда того стоила. Потому что именно в Австралии я познакомилась с такой замечательной девушкой, как Крисси.

Я направилась через зал ожидания к справочно-информационному киоску. За стойкой восседал высокий веснушчатый парень со светлыми волосами до плеч. Он пялился в компьютер.

– Здравствуйте. Вы Кейт? – спросила я у него.

– Да. А вы кто?

– Моя подруга Крисси из Брума сообщила, что разговаривала с вами. Сказала, что вы пообещали зарезервировать мне номер в гостинице.

– А, так вы подруга Крисси! Сиси! Я для вас приготовил кое-что особенное. Вот! – Он протянул мне квиток на бронь номера в отеле. – Сейчас возьмете такси, доедете до Лейчхардт-Террас, это совсем рядом с рекой Тодд.

– Большое вам спасибо за помощь!

– Всегда к услугам друзей Крисси, – дружелюбно улыбнулся в ответ Кейт. – Хорошего вам отдыха у нас!

Сидя в такси, я размышляла над тем, какой легкий характер у Крисси, как быстро и просто она сходится с людьми. Судя по всему, она полностью довольна своей жизнью. Крисси не смущает ни цвет ее кожи, ни то, что она – из аборигенов.

«По милости Божьей, я та, кто я есть…»

Впервые цитата, которую Па Солт приказал выгравировать для меня на армиллярной сфере, стала обретать смысл. Потому что я тоже хотела быть довольной собой.

Спустя полчаса я уже заселилась в «роскошный номер», как пообещал мне Кейт. Слава богу, в номере имелся приличный душ, а еще чайник. Я подошла к окну, надеясь увидеть внизу реку, как опять же живописал мне Кейт. К своему удивлению, я обнаружила лишь обмелевшее и пересохшее песчаное русло с парой каких-то чахлых сучковатых деревьев по берегам. Внезапно до меня дошло, что я нахожусь, можно сказать, в центре пустыни.

Стало смеркаться. Я вышла на улицу и почувствовала, что воздух в Алиса-Спрингс совсем иной, чем в Бруме с его изматывающей влажностью. А здесь воздух сухой и пряный. Я миновала мост через реку Тодд и направилась в близлежащий ресторан. Заказала себе пиццу и принялась есть ее в полном одиночестве, хотя ресторан был полон, преимущественно посетителями были семьи. Все весело смеялись, о чем-то болтали между собой. Как жаль, что сейчас рядом нет Крисси, подумала я. И как здорово, что завтра она уже будет здесь.

Не спеша я направилась снова в отель. На журнальном столике возле стойки администратора увидела газету. Взяла ее, вчерашняя английская «Таймс». Интересно, подумала я, продолжают ли они по-прежнему освещать ситуацию вокруг Эйса. Оказывается, продолжают. Правда, его история уже перекочевала с первой полосы, на которой остался лишь заголовок, набранный тоже гораздо меньшим шрифтом.

«ЧАНГРОК ОБВИНЯЕТСЯ В МОШЕННИЧЕСТВЕ»

Чуть ниже расположилась фотография, запечатлевшая Эйса со спины в тот момент, когда он входит в здание суда. Вокруг – толпы рассерженных людей. «Полный отчет» о деле приведен на странице семь. Я взяла газету с собой в номер и постаралась разобраться в том, что там написано.

Ананд Чангрок предстал сегодня перед Королевским судом в Вулидже. Против него выдвинуто обвинение в мошенничестве. Мистер Чангрок выглядел неважно: сильно похудел и осунулся. Ему предъявлены обвинения по всем статьям иска. Судья не отпустил его на поруки, и в ожидании судебного процесса, который, как предполагается, начнется в мае, мистер Чангрок будет находиться в тюремном заключении. Сотни разгневанных вкладчиков банка «Бернерс» собрались на улице возле здания суда. В Чангрока швыряли яйца, многие пришли с транспарантами и плакатами, требующими возместить им потерянные вклады.

Главный исполнительный директор банка, мистер Дэвид Раттер, попытался как-то успокоить собравшихся.

«Мы в курсе того, в какой сложной и драматической ситуации оказались наши вкладчики. Мы продолжаем работать и делаем все возможное для того, чтобы максимально полно компенсировать их потери».

На вопрос о том, сможет ли мистер Чангрок компенсировать этот урон за свой счет и каковы конкретные обвинения, выдвинутые против него сегодня в исковом заявлении, мистер Раттер отвечать отказался.

Я улеглась наконец в кровать и вскоре забылась тревожным сном. Мне снился Эйс, свернувшийся в клубок на тощем тюремном матрасе.

Я проснулась от телефонного звонка и сонным голосом крикнула в трубку:

– Алло!

– Си!

– Крисси, это ты?

– Да, это я! Я уже здесь! Просыпайся, соня. Уже половина четвертого! Через секунду буду у тебя.

В телефоне что-то щелкнуло. Видно, Крисси положила трубку на рычаг. Я быстро скатилась с постели и стала торопливо одеваться. А через пару минут услышала, как Крисси вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь.

– Привет, душа моя! Как же я рада тебя видеть! – Крисси одарила меня лучезарной улыбкой, сбросила с плеч свой рюкзачок и швырнула его на соседнюю кровать.

– Ты тут на меня не дуешься, часом, за то, что придется делить номер со мной? Кейт сказал, что других свободных номеров на данный момент нет.

– Нет проблем. Я всю жизнь спала в одной комнате со своей сестрой.

– Счастливая ты! А вот мне приходилось делить комнату с двумя братьями. – Крисси весело рассмеялась и слегка наморщила носик. – Словом, в комнате всегда пахло мальчишками. Ну, ты понимаешь, о чем я…

– Не забывай, у меня целых пять сестер. И наш коридор насквозь провонял духами.

– Что тоже очень плохо, – согласилась со мной Крисси, улыбаясь. – Я тут прихватила с собой кое-какой перекус.

Она вручила мне пластиковый контейнер. Я открыла его и увидела внутри небольшие пирожные квадратной формы, покрытые шоколадной глазурью и обильно обсыпанные кокосовой стружкой. Пахло обалденно!

– Налегай! – скомандовала мне Крисси. – Это наше популярное австралийское лакомство. Называется «ламингтоны». Я сама приготовила. Попробуй одну штуку вместо завтрака. А потом пойдем и поищем, где можно поесть по-настоящему.

Я откусила большой кусок. Вкуснотища! Напоминает знаменитый бисквитный торт «Королева Виктория», коржи в котором изрядно пропитаны виски «Бэллс». Так, с набитым ртом, я и последовала за Крисси на улицу. Несмотря на то что день уже близился к вечеру, солнце пекло нещадно. Жара сразу же ударила меня по макушке. Судя по карте, ориентироваться в городе несложно. Потому что Алиса-Спрингс все же очень небольшой городок. Мы прошли вдоль Тодд-стрит, застроенной с двух сторон одноэтажными зданиями, в которых разместились всевозможные арт-галереи, маникюрные салоны и многочисленные кафе с открытыми террасами прямо под пальмами. В одном из них мы задержались, чтобы попить воды и перекусить. Я глянула на противоположную сторону улицы и увидела в витрине галереи, расположенной напротив, огромное живописное полотно, выполненное в технике пуантилизма.

– Ого! – удивленно воскликнула я. – Взгляни, Крисси! Ведь это же Семь сестер!

– О, Плеяды здесь везде, – ответила Крисси, широко улыбаясь. – Лучше никому не признавайся, что тебя назвали в честь одной из них. Иначе вокруг тебя тут же начнут собираться толпы почитателей и ты рискуешь моментально превратиться в реликвию местного значения.

После уговоров Крисси я все же рискнула и попробовала мясо кенгуру. Впервые в жизни! Меня мучила совесть. Вряд ли Тигги простила бы мне такое преступление, узнай она о моих гастрономических опытах. В свое время она была просто помешана на Крошке Ру из истории про Винни-Пуха, которую отец читал нам в детстве. Именно тогда Тигги и решила отказаться от мяса и стала вегетарианкой.

– Ну и как тебе Крошка Ру? – подначила меня Крисси.

– Вкусно, напоминает мясо оленя. Разве им здесь не угрожает полное истребление?

– Ты что! Тысячи и тысячи кенгуру продолжают прыгать по всей Австралии как ни в чем не бывало.

– А я вот еще не видела ни одного кенгуру.

– Обязательно увидишь. Их тут полно. На наших пустынных территориях обитают полчища кенгуру. Скажи, была ли у тебя возможность разузнать подробнее об Альберте Наматжира? – Крисси уставилась на меня выжидательным взглядом.

– Пока еще нет. Не забывай, я прилетела сюда только вчера. Да и если честно, пока еще не знаю, с чего начать.

– Думаю, мы начнем с посещения миссии Хермансберг. Не станем откладывать и запланируем эту поездку прямо на завтра. Миссия находится за пределами города. Придется добираться туда на машине.

– Я не умею водить, – сразу же призналась я.

– Зато я умею. Да и что там уметь? Сейчас же все автоматизировано. Если у тебя есть деньги на аренду машины, тогда я буду твоим шофером. Согласна?

– Согласна. Спасибо тебе, Крисси, – снова рассыпалась я в благодарностях.

– Знаешь, если тебя действительно связывают какие-то родственные узы с Наматжирой, то представляю, какой ажиотаж ты тут сотворишь! Они же из тебя святыню начнут лепить. А я им охотно помогу! А вообще-то, Си, не могу дождаться, когда увижу твои работы. Немедленно покупай себе кисти и холст. Ты обязательно должна выбраться на пленэр, чтобы запечатлеть здешние красоты. Надо начинать писать с натуры, как это делал сам Наматжира.

– Возможно, ты и права. Только за последние полгода все мои потуги на ниве искусства окончились ничем. Ничего стоящего!

– А ты постарайся преодолеть саму себя, Си. Попасть в число тех, кто обучается в одном из самых престижных заведений Лондона, специализирующемся на искусстве, уже это одно чего-то стоит, – тут же возразила Крисси, поддевая вилкой последний кусочек мяса на своей тарелке.

– И тем не менее все работы, которые я делала, обучаясь в академии искусств, были признаны никуда не годными. Во всяком случае, мои наставники чихвостили меня в хвост и в гриву. А сейчас я уже и сама не знаю, что и как мне рисовать, – призналась я.

– Понимаю. – Крисси коснулась своей теплой ладонью моей руки. – Возможно, тебе вначале нужно узнать, кто ты есть на самом деле, а уже потом решать, что и как тебе рисовать.

После того как мы покончили с трапезой, Крисси помахала перед моим носом еще одним рекламно-туристическим проспектом.

– Предлагаю прямо сейчас отправиться на гору Анзак, – объявила она. – Гора не очень высокая, но с ее вершины открывается самый лучший вид на Алиса-Спрингс. А заодно полюбуемся и солнечным закатом.

Я не стала рассказывать Крисси о том, что в ходе своего нынешнего путешествия уже исчерпала все лимиты на любования солнечными закатами. Да и спорить с ней было бесполезно: она моментально заряжала своим напором. Словом, мы опять выбрались из помещения на уличную жару и начали неторопливый подъем на вершину горы.

На вершине было уже полно фотографов. Они суетились, устанавливая свои штативы, чтобы поймать наилучший ракурс и запечатлеть на камеру момент захода солнца. Мы нашли тихое местечко на западном склоне и уселись прямо на землю. Я исподтишка глянула на Крисси, всецело погруженную в созерцание заката. Мягкие золотисто-пурпурные блики скользили по ее умиротворенному лицу. Внизу раскинулась Алиса-Спрингс, мерцая сотнями уличных огоньков. Но вот солнце полностью скрылось за горами, оставив лишь одну темно-красную полосу на фоне неба насыщенного цвета индиго.

На обратном пути в город мы сделали еще одну короткую остановку, чтобы попить колы, после чего вернулись к себе в гостиницу. Уже в номере Крисси предложила мне отправляться в душ первой. Я с наслаждением подставила лицо под струи прохладной воды, омывшие мое потное тело, и невольно улыбнулась. Какое счастье, что рядом со мной Крисси, уже в который раз подумала я. С какой готовностью и энтузиазмом она откликается на все. Завернувшись в махровое полотенце, я потопала назад в комнату и в первую минуту ничего не поняла. За те десять минут, что я отсутствовала, правая нога Крисси чуть ниже колена каким-то непонятным образом отпала от ее тела и теперь валялась на полу в нескольких дюймах от нее.

– Ну да! У меня протез, – пояснила Крисси самым что ни на есть обыденным тоном, перехватив мой ошарашенный взгляд.

– Как? Когда?

– Все случилось, когда мне было пятнадцать. Ночью мне стало плохо, но мама, не очень доверявшая белым врачам, не стала обращаться к ним за помощью. Дала выпить пару таблеток парацетамола, чтобы сбить жар, и на этом все. А на следующее утро она нашла меня в постели без сознания. Остальное я не помню. Знаю только, что меня самолетом скорой помощи отправили в Дарвин. Тамошние врачи диагностировали у меня менингит. Однако спасать ногу было уже поздно, ибо начался сепсис. Но, во всяком случае, они спасли мне жизнь. Можно сказать, я еще легко отделалась, верно? Как думаешь?

– Я… Да… Если посмотреть на все случившееся с этой стороны… – не очень уверенно согласилась я, все еще не оправившись от только что пережитого шока.

– А с любой другой стороны и смотреть не стоит, – убежденно отрезала Крисси. – И я чувствую себя вполне комфортно. Вот ты, к примеру… Ты же даже ничего не заметила, правда ведь?

– Не заметила, – снова согласилась я с ней. – Только немного удивлялась, что ты постоянно ходишь в джинсах, в то время как я готова выскочить и из своих шортов, так мне здесь жарко.

– А у меня случился только один досадный облом. Я ведь была в свое время лучшей пловчихой в Западной Австралии. Даже пару раз выигрывала юношеские чемпионаты. Готовилась выступать в составе нашей сборной на Олимпийских играх в Сиднее в 2000 году. Надеялась, что мы с Кэти Фриман покажем всему миру, чего могут добиваться аборигены. – Крисси натянуто усмехнулась. – Но, в любом случае, все это уже в прошлом. Былые достижения, так сказать… – добавила она, легко поднимаясь с места, как будто проделала это с помощью двух ног, и так же уверенно стоя на полу, точно сбалансировав свой вес. – Что ж, тогда я в душ. Моя очередь.

Хватаясь своими сильными руками за мебель, Крисси быстро преодолела расстояние, которое отделяло ее от ванной комнаты, и скрылась там, плотно прикрыв за собой дверь.

Я безвольно опустилась на кровать, не чувствуя под собой ног. Они моментально сделались ватными. Мысли лихорадочно метались в голове. Сердце стучало, переполняемое эмоциями. Преобладало чувство вины. Да, именно так! Вины… Ведь я же привыкла всегда жалеть себя. А за что мне жалеть себя? Привилегированные годы детства и юности, что дано не каждому. Но главное – я полностью дееспособный человек. Разве этого мало? Одновременно меня распирала дикая злость. Как могло так получиться, что юная женщина не получила своевременно скорой медицинской помощи, в которой так нуждалась? Но главное – меня переполнял восторг вкупе с благоговейным страхом при мысли о том, как достойно Крисси приняла этот удар судьбы, с каким мужеством и отвагой продолжает жить. Не стала распускаться, хныкать… А ведь могла бы всю оставшуюся жизнь упиваться жалостью к себе. Как это делала я до недавнего времени…

Дверь ванной комнаты отворилась, и на пороге показалась Крисси, тоже замотанная в полотенце. Она так же непринужденно и без видимых усилий проследовала к своей кровати, порылась в рюкзачке и извлекла оттуда пару трусиков и майку.

– Что такое? – Крисси резко развернулась в мою сторону и увидела, что я не свожу с нее глаз. – Чего ты на меня уставилась?

– Да просто хочу сказать тебе, что ты – необыкновенная девушка. То, как ты прошла через все это… – Я немного замялась и осторожно указала на ее отсутствующую ногу.

– Знаешь, меньше всего мне хочется позиционировать себя не такой, как все остальные. Будто тот факт, что у меня нет ноги, это главное во мне. Впрочем, кое-какие преимущества я все же поимела! – Крисси весело рассмеялась, укладываясь в постель.

– Какие преимущества?

– Когда я вознамерилась поступать в университет, то получила кучу приглашений.

– Ты наверняка заслужила все это.

– Заслужила или не заслужила – это вопрос второй, но свой шанс я точно не упустила. Девушка-инвалид, да еще аборигенка, умудряется поставить галочки сразу в двух клетках при заполнении правительственных форм, определяющих квоты для абитуриентов. Университеты в прямом смысле этого слова дрались за меня.

– Немножко попахивает цинизмом, – коротко прокомментировала я, тоже укладываясь в свою кровать.

– Возможно. Тем не менее я по полной воспользовалась представившейся мне возможностью получить высшее образование. Так кто, по-твоему, вышел победителем из этой схватки? – спросила у меня Крисси, потянувшись к выключателю настольной лампы на ее прикроватной тумбочке.

– Ты, – ответила я без тени сомнения в голосе.

И мысленно добавила:

«Ты… со всей своей позитивной энергетикой, силой духа и необыкновенной жаждой жизни».

Я лежала в темноте, ощущая рядом с собой присутствие постороннего, в общем-то чужого, но одновременно очень близкого человека, от которого исходит такая мощная энергия и такой заряд бодрости.

– Спокойной ночи, Си, – услышала я голос Крисси. – Я рада, что приехала сюда.

Я улыбнулась.

– Я тоже очень рада.

20

– Так ты будешь просыпаться, в конце концов?

Чье-то дыхание обожгло мне лицо. Я попыталась стряхнуть с себя наваждение сна. Обычно по утрам я сплю долго и крепко.

– Боже мой, Си! Мы и так уже потеряли половину утра!

– Прости! – Я наконец кое-как разлепила глаза и увидела Крисси, сидящую на своей постели. На лице подруги читалось откровенное недовольство. – Я, знаешь ли, люблю поспать по утрам.

– Вижу! За последние три часа я уже успела позавтракать, смотаться в город, заказать нам машину. Тебе только надо будет заплатить на ресепшн за ее аренду. Нужно немедленно отправляться в Хермансберг. Пронто… пронто…

– Хорошо-хорошо! Виновата! Не сердись, ладно? – Я откинула с себя простыню и поднялась с постели. Пока я натягивала шорты, а потом выискивала в рюкзаке чистую майку, Крисси посматривала на меня с явным любопытством во взоре.

– Что не так? – поинтересовалась я, поймав ее взгляд в зеркале, перед которым я небрежно приглаживала рукой свои волосы.

– Часто тебе по ночам снятся кошмары? – спросила у меня Крисси.

– Иногда снятся. Во всяком случае, так говорила мне моя сестра, – небрежно отмахнулась я от ее вопроса. – Прости, если побеспокоила тебя ночью.

– То есть ты ничего не помнишь из того, что тебе снится?

– Некоторые сны помню, другие – нет. Ну, все! Я готова! – Я сунула кошелек с деньгами в карман шортов. – Вперед! Держим курс на Хермансберг.

Когда мы выехали за город и помчались на полной скорости по широкой прямой автостраде, окаймленной с двух сторон красной землей, солнце уже стояло высоко и прожигало насквозь капот нашей крохотной машинки, похожей на консервную банку. Я даже забеспокоилась, сможет ли она выдержать и не взорваться от такого температурного натиска.

– Что это за горы? – спросила я у Крисси, махнув в сторону зубчатой гряды, виднеющейся на горизонте.

– Горная цепь Мак Доннелл. Эти горы еще называют «хребты Мак Доннелл», – ответила Крисси не задумываясь. – Наматжира часто их рисовал на своих полотнах.

– Какой у них насыщенный пурпурный цвет.

– Вот-вот! Именно в такой цвет он их и окрашивал на своих картинах.

– Что ж, это правильно, – согласилась я с таким видением художника, а сама подумала, смогу ли я когда-нибудь нарисовать по-настоящему реалистический пейзаж, запечатлев на полотне то, что вижу вокруг себя. – Как только люди выживают в таком пекле? – задумчиво бросила я, глядя на бескрайние ровные просторы, раскинувшиеся до самого горизонта. – Такое впечатление, что безлюдные места тянутся на десятки и десятки миль.

– Знаешь, люди ко всему приспосабливаются. И здесь они тоже приспособились. Ты когда-нибудь читала Дарвина?

– Читала?! А разве Дарвин – это не город?

– Идиотка! Есть и город под названием Дарвин, да. Но был такой человек по фамилии Дарвин. Он писал всякие книги. Самая известная из них называется «О происхождении видов». В этой книге он рассуждает о том, как на протяжении миллионов лет растения, цветы, животные приспосабливались к окружающей среде. И люди тоже.

Я глянула на Крисси.

– Ты, как я посмотрю, крутая отличница. Я права?

– Вовсе нет, – отрицательно покачала головой Крисси. – Просто мне интересно, откуда мы все произошли. А тебе разве это не интересно?

– Интересно. Чтобы это узнать, я и приехала в Австралию.

– Я сейчас имею в виду отнюдь не родственные связи на уровне одной семьи. Я рассуждаю в целом. О происхождении всего человечества. Как и почему появились на земле люди.

– Ты сейчас рассуждаешь прямо как моя сестра Тигги. Она тоже очень увлекается всякими высокими материями.

– Здорово было бы с ней познакомиться. Судя по твоим словам, она девчонка что надо. А чем она занимается?

– Работает в Шотландии в одном заповеднике. Занимается разведением оленей.

– Достойное занятие.

– Ей тоже очень нравится ее работа.

– Для человеческой души полезно иметь кого-то или что-то, за что нужно нести ответственность. У наших аборигенов существует такой древний обычай. Когда юноша проходит обряд посвящения, достигнув возраста совершеннолетия, то, во‐первых, его обрезают, а во‐вторых, ему вручается камень. На нашем языке он называется тжурунга. На камне выбит специальный знак, показывающий юноше, о чем именно ему следует заботиться и что беречь, находясь в дикой природе. Эти пустынные обширные места, не заселенные людьми, у нас в Австралии называют просто: буш. Молодому человеку может выпасть все, что угодно: источник воды, какая-нибудь священная пещера, или растение, или даже животное. Но, что бы это ни было, он обязан защитить и сберечь свой объект. Вот так в нашей пустынной глубинке, которую первые переселенцы окрестили «аутбэком», создавалась незримая людская цепь, в которой каждое звено отвечало за сохранность того, что ему было доверено беречь. Такая система помогала нашим племенам выживать, когда они странствовали по этому пустынному аутбэку.

– Невероятная история! – выдохнула я восхищенно. – Получается, что традиции – вещь чрезвычайно полезная и нужная. Но этот камень, как его? Тжу… его только юношам вручали?

– Тжурунга. Да, этот камень имеют право носить при себе только мужчины. Женщинам и детям не разрешается даже прикасаться к нему.

– Но это же несправедливо.

– Наверное, – пожала плечами Крисси. – Но у нас, у женщин, тоже есть священные традиции, отличные от тех, что соблюдают мужчины. Когда мне исполнилось тринадцать лет, бабушка взяла меня на природу и изрядно потаскала по бушу, можно сказать, до усрачки… Однако я приобрела просто потрясающий опыт. Научилась распознавать насекомых, находить с помощью специальной палки-копалки воду, выкапывать съедобные коренья и насекомых. Бабушка показала мне, какие растения можно есть, а какие – нет и как именно их употреблять в пищу. А еще, – слегка подергала себя за уши Крисси, – когда я снова вернулась к прежней городской жизни, то оказалось, что слух мой настолько обострился, что я могу расслышать, как чихнул человек на другом конце улицы, и точно определить, кто этот человек. Находясь в буше, мы напряженно вслушивались в каждый звук, пытаясь определить, откуда исходит опасность. Журчание воды поблизости, приглушенные голоса людей на расстоянии, все это – ориентиры, помогающие нам вернуться назад, к своим семьям.

– Потрясающе интересно! Обожаю слушать такие истории.

– Ты только посмотри туда! – неожиданно крикнула Крисси. – Это же стадо кенгуру!

Крисси резко остановила машину, свернув на пыльную обочину и громко лязгнув тормозами. От столь неожиданного маневра наши головы непроизвольно дернулись назад и застыли в таком положении.

– Прости. Но не хотелось упустить их. Фотоаппарат у тебя с собой?

– Да.

В жизни кенгуру оказались значительно крупнее, чем я их себе представляла. Крисси принялась подбадривать меня, чтобы я изображала всякие глупейшие позы, вытанцовывая перед ними с фотоаппаратом в руках.

Когда мы возвращались назад к машине, все время отпугивая от себя полчища назойливых мух, так и норовивших усесться на голое тело, я невольно вспомнила, когда фотографировала в последний раз. И что потом получилось с этой злополучной фотопленкой. И вот сейчас я стою посреди буша в окружении кенгуру, рядом Крисси, а Таиланд и все, что с ним связано, кажется таким далеким. Будто все это было в другой жизни и не со мной.

– Еще далеко? – поинтересовалась я у Крисси, когда мы снова тронулись в путь.

– Минут сорок от силы, я думаю.

К счастью, она оказалась права в своих расчетах. Потому что минут через сорок мы наконец свернули с пыльной дороги куда-то в сторону и увидели перед собой скопление построек, выкрашенных в белый цвет. На деревянной табличке было написано от руки, что мы прибыли в миссию Хермансберг.

Когда мы вылезли, я увидела, что на машине сюда приехали только мы да, видно, еще какая-то семья на грузовичке-пикапе. А чему удивляться? Такая глушь! Вокруг на десятки и десятки миль раскинулись безлюдные земли. Прямо как на Марсе. А еще меня поразила необыкновенная тишина, царящая вокруг. Ни тебе дуновения ветерка, ни звуков клаксонов. Разве что изредка пропищит какое-то насекомое. Странно, но даже я, большой любитель тишины и широких, открытых пространств, вдруг почувствовала себя неуютно в этом царстве безмолвия.

Мы направились к входу и вошли в какое-то бунгало под железной крышей. Глаза медленно адаптировались к полумраку помещения после ослепительного солнечного света на улице.

– Добрый день, – поздоровалась Крисси с мужчиной, стоявшим за стойкой.

– Добрый день, – ответил тот. – Вас что, только двое?

– Да.

– Девять долларов с каждой.

– Здесь сегодня тихо, – прокомментировала Крисси, пока я рассчитывалась за билеты.

– Да, в такую пору года, когда печет с утра до ночи, туристов действительно немного.

– Понятное дело, – согласилась с ним Крисси. – Это моя подруга Келено. У нее есть одна старая фотография, которую она хочет показать вам. – Крисси слегка толкнула меня в бок. Я достала фотографию и отдала ее мужчине. Он глянул на снимок, потом перевел взгляд на меня.

– Это Наматжира. Как эта фотография попала к вам?

– Мне ее прислали.

– Кто прислал?

– Из нотариальной конторы в Аделаиде. Они сейчас тоже пытаются установить, кому изначально принадлежала эта фотография. А я приехала в Австралию, чтобы отыскать свою настоящую семью.

– Понятно. И что же вы хотите узнать у нас?

– Сама толком не знаю, – замялась я, чувствуя себя в идиотском положении. Будто я какая-то мошенница… Может, этот человек каждый день лицезрит перед собой таких же вот самозваных родственничков Наматжиры.

– Ее удочерили, когда она была еще грудным младенцем, – пришла мне на помощь Крисси.

– И что дальше?

– Мой отец умер несколько месяцев тому назад. Он оставил письмо, в котором сообщил, что мне завещали деньги, – принялась я объяснять. – Когда я прибыла для разговора к его швейцарскому нотариусу, то тот отдал мне конверт, в котором лежала эта фотография. Вот я и решила сама поехать в Австралию и уже на месте выяснить, кто именно послал мне ее. Я разговаривала с нотариусом из Аделаиды, но на тот момент я и понятия не имела, кто такой этот Наматжира. Никогда не слышала его имени. И потом… – Я запнулась, не зная, что еще сказать. Крисси положила свою руку на мою ладонь и вступила в разговор:

– Сиси потому и приехала сюда, в эту миссию, что я тоже узнала на фотографии Наматжиру. Она думает, что это такая подсказка, которая облегчит ей дальнейший поиск настоящих родителей.

Мужчина снова принялся внимательно разглядывать фотографию.

– Да, это точно Наматжира. Могу также с уверенностью утверждать, что снимок сделан в Хевитри-Гэп где-то в середине сороковых годов прошлого столетия, когда Альберт приобрел себе этот грузовичок. Про мальчишку, стоящего рядом с ним, ничего не могу сказать. Я его не знаю.

– А вы не устроите нам с Сиси небольшую прогулку по территории миссии? – предложила ему Крисси. – Может, что вспомните дельное. У вас тут имеется архив?

– Мы ведем учет всем младенцам, поступившим к нам в миссию или родившимся здесь. Имеется также и картотека с черно-белыми фотографиями, наподобие вот этой. Но, чтобы просмотреть ее, мне понадобятся многие дни.

– А мы вас и не торопим, мой господин. Все же мы пойдем, оглядимся вокруг, – продолжала настаивать на своем Крисси.

Взяв меня за руку, она провела мимо стеллажа с почтовыми открытками и морозильной камеры, заставленной прохладительными напитками, к указателю «В музей». Какое-то время мы шагали по еще одной пыльной дорожке, а потом оказались на большом открытом пространстве, окруженном со всех сторон белыми домиками, вытянувшимися по периметру в форме буквы L.

– Что ж, начнем осмотр с часовни. – Крисси указала на здание часовни.

Мы пересекли кусок красной земли и вошли в небольшую часовню. Какие-то шаткие на вид лавки были приспособлены под скамьи для верующих. Большая картина с изображением Христа на кресте висела над кафедрой.

– Итак, один человек по имени Карл Стрехлоу прибыл в эту миссию, чтобы попытаться обратить аборигенов в христианство, – прочитала мне вслух Крисси то, что было написано на информационной табличке внизу. – Он приехал сюда из Германии вместе со своей семьей в 1894 году. И с тех пор эта миссия стала функционировать на постоянной основе. Он, как и пастор, который возглавил миссию уже после него, увлекся культурой местного народа аранда и его традициями, – продолжила свои пояснения Крисси, пока я разглядывала смуглые лица, изображенные на многочисленных картинах. Все люди на них были облачены в белые одежды.

– А кто такие эти аранда? – спросила я у нее.

– Туземное племя, обитавшее в здешних местах.

– Они еще живут здесь?

– Да. Насколько мне известно, в 1982 году власти официально вернули этим людям земли, когда-то принадлежавшие им. В том числе и ту территорию, на которой располагается миссия Хермансберг. Так что сегодня эта миссия принадлежит законным собственникам.

– Здорово, правда?

– Да. Во всяком случае, такой шаг со стороны властей достоин уважения. Идем дальше, осмотрим и все остальное.

Продолговатое здание под железной крышей оказалось школой. На школьной доске до сих пор сохранились какие-то слова и картинки.

– Между прочим, – продолжила свой экскурс Крисси, – согласно имеющейся здесь информации, в эту миссию никогда не привозили детей аборигенов, рожденных вне брака, и всяких прочих полукровок, которых органы опеки насильно отбирали у матерей. Сюда приходили сами или привозили детей только по доброй воле.

– И все эти люди… они фактически становились христианами, да?

– Утверждать это со всей определенностью трудно. Но все они обязаны были посещать церковные службы, читать Библию. Хотя наверняка священники благоразумно закрывали глаза, если аборигены продолжали и дальше соблюдать свои культурные и национальные традиции.

– Получается, что они верили или делали вид, что верят, в две разные религии?

– Да. Я и сама такая же, – ухмыльнулась в ответ Крисси. – Как, впрочем, и остальные аборигены, проживающие на территории современной Австралии. А сейчас давай-ка сунем свои носы в домик Наматжиры, полюбопытствуем, что там хранится.

Дом Наматжиры состоял из нескольких основных помещений с бетонированными стенами. В одной из комнат на каминной полке стояла фотография, на которой я сразу же узнала лицо Наматжиры. Крупный мужчина с такими же крупными и сильными чертами лица. Он оживленно смеется, щурясь на солнце. Рядом с ним скромно стоит застенчивая женщина с шарфом на голове.

– Альберт и Рози, – прочитала я подпись под картиной. – А кто такая эта Рози?

– Его жена. При рождении ей дали имя Рубина. У них с Наматжирой было девять детей. Четверо умерли еще при жизни Наматжиры.

– Зачем им только нужен был камин в такой жаре? – искренне удивилась я, ткнув пальцем в камин, тоже попавший в кадр.

– А ты поверь мне на слово, подруга, по ночам в этой пустыне бывает такая холодина, что не приведи господь.

Одно полотно, висевшее на стене, сразу же привлекло мое внимание. Я подошла поближе, чтобы разглядеть его.

– Это кисти самого Наматжиры? – поинтересовалась я у Крисси.

– На табличке указано, что это он нарисовал.

Я принялась внимательно разглядывать акварель. В отличие от типичных живописных полотен, нарисованных аборигенами, Наматжира искусно изобразил красивый пейзаж: в одном углу – эвкалипты, теряющиеся в белой дымке, на переднем плане стелются необъятные просторы, запечатленные в мягких, пастельных тонах, а на заднем фоне взметнулись ввысь пурпурно-алые горы Мак Доннелл или, как их тут зовут, хребты Мак Доннелл. По технике очень похоже на полотна импрессионистов. Оставалось лишь поражаться, как этот человек, выросший посреди бескрайней пустыни, абориген по рождению и христианин по дальнейшей жизни, смог самостоятельно приобрести столь самобытный и неповторимый стиль.

– Не совсем то, что ты предполагала увидеть? – осторожно поинтересовалась у меня Крисси.

– Пожалуй, что так. Ведь большинство полотен туземцев, которые мы с тобой видели в картинных галереях города, выполнены в традиционной технике пуантилизма, в виде таких отдельных точечек.

– Наматжиру обучал живописи белый художник по имени Рекс Баттарби. Он находился под большим влиянием импрессионистов. Собственно, и в Австралию он приехал затем, чтобы запечатлеть на своих картинах здешнюю природу. Именно у него Альберт и научился технике акварельной живописи.

– Слушай, Крисси! Я впечатлена твоими познаниями. Кажется, ты знаешь все на свете. Я права?

– Только то, что мне действительно интересно. А я ведь тебе уже говорила, что всерьез увлекаюсь искусством. Тем более что Наматжира – это, можно сказать, моя страсть.

Я последовала за Крисси на выход, по пути размышляя о том, что и для меня до недавнего времени искусство тоже было всем. Но сейчас былая страсть угасла почти полностью, и я потеряла всякий интерес к живописи. Однако внезапно до меня дошло, что я очень-очень хочу, чтобы этот интерес снова вернулся.

– Мне надо в туалет, – сказала я, выходя во двор, где по-прежнему царил испепеляющий зной.

– Уборная вон там. – Крисси указала направление поисков.

Я быстро пересекла дворик, подошла к будочке и увидела на ее дверях красочное объявление.

«ЗМЕИ КАК ВОДА! ПРОНИКАЮТ ПОВСЮДУ.

ЗАКРЫВАЙТЕ ЗА СОБОЙ КРЫШКУ УНИТАЗА!»

Еще никогда в своей жизни я не справляла малую нужду на такой скорости. Пописала и тут же выскочила из кабинки как ошпаренная.

– Нам пора в обратный путь, – сказала Крисси. – Зайдем на пост дежурного, прихватим с собой пару бутылок воды в дорогу.

В этом домике размещалась не только билетная касса, но и сувенирная лавка. Мы подошли к прилавку, чтобы расплатиться за воду.

– Вы можете на время оставить мне эту фотографию, мисс? – спросил у меня мужчина. – Хочу показать ее кое-кому из тех, кто постарше. Завтра вечером здесь будет проводиться ежемесячное собрание старейшин. Может, кто-нибудь из стариков опознает мальчонку, запечатленного рядом с Наматжирой. Самому старому члену нашей общины уже девяносто шесть, но память – дай бог каждому! Острая, как у молодого.

– Я… – Я глянула на Крисси в некотором смятении. – Получается, что нам снова надо будет ехать сюда, чтобы забрать эту фотографию?

– Я буду в городе в субботу. Мне не составит труда привезти вам снимок. Только оставьте номер своего мобильника и укажите, где вы остановились.

– Ладно! – согласилась я, увидев, что Крисси подбадривающе кивнула мне головой. Я вручила мужчине фотографию, а на листочке бумаги нацарапала номер своего телефона и адрес, по которому меня можно будет разыскать в Алиса-Спрингс.

– Не волнуйтесь, милая, – приободрил меня мужчина, улыбаясь. – Обещаю сохранить вашу фотографию в целости и сохранности.

– Спасибо.

– Счастливого пути, – крикнул он нам вдогонку.

– Ну, как тебе Хермансберг? – поинтересовалась у меня Крисси, когда мы выехали на автостраду и покатили вперед по широкой пустынной дороге, возвращаясь в цивилизацию.

– Что ты имеешь в виду? – ответила я вопросом на вопрос.

– Ну, ничего не щелкнуло у тебя внутри? Вдруг интуиция подсказывает тебе, что ты тоже родом из Хермансберга?

– Знаешь, Крисси, я даже не уверена в том, что у меня вообще есть эта самая интуиция.

– Есть, еще как есть, Си! У нас у всех есть интуиция. Просто тебе нужно больше доверять своей интуиции и чаще прислушиваться к ней.

Уже на подъезде к Алиса-Спрингс солнце устроило нам просто грандиозное прощальное шоу. Склоняясь за края хребтов Мак Доннелл, оно, расколовшись на тысячи крохотных лучиков, облило своим светом красную пустыню внизу.

– Останови машину! – вдруг приказала я Крисси.

Крисси опять лихо нажала на тормоза и остановила машину на обочине дороги.

– Извини, но я хочу сфотографировать этот закат.

– Не надо извинений, Си. Ступай, фотографируй.

Я схватила фотоаппарат, выскочила из машины и перебежала на противоположную сторону дороги.

– Боже мой! Какое великолепие! – воскликнула я, щелкая затвором. И вдруг почувствовала, как кончики моих пальцев начало слегка покалывать. Верный сигнал, который всегда подавало мне тело, когда у меня возникала потребность или желание что-то нарисовать. Поразительно! Такого со мной не было уже много месяцев.

– У тебя такой счастливый вид, – коротко прокомментировала Крисси, когда я снова забралась в машину.

– Я действительно счастлива. Очень! – ответила я.

Но главное – так оно и было на самом деле.

На следующее утро я проснулась, как только услышала, что Крисси уже на цыпочках ходит по комнате. Обычно, проснувшись в такую рань, я через некоторое время снова погружаюсь в дрему, но сегодня что-то толкало меня из постели, какое-то странное, непонятное предчувствие, ожидание чего-то волшебного.

– Прости, что разбудила. Я как раз собиралась пойти позавтракать.

– Все в порядке. Я тоже пойду с тобой.

За чашкой крепкого кофе и яичницей с беконом плюс фрукты, которые для меня всегда словно бальзам на душу, мы с Крисси обсудили наши планы на грядущий день. Крисси предложила отправиться в художественный центр Аралуен, где развернута постоянная экспозиция картин Наматжиры. Но у меня возникла другая идея. Потому что я наконец поняла, что именно подняло меня с постели в такую несусветную рань.

– Видишь ли, – начала я не очень уверенно. – Дело в том, что вчера по пути домой я пережила пару минут того, что называется вдохновением. Вот я и подумала. А не можешь ли ты снова отвезти меня на то самое место, где я фотографировала закат? Мне хотелось бы запечатлеть это место на холсте.

Лицо Крисси мгновенно просияло.

– Фантастика! Потрясающая новость! Конечно, я готова отвезти тебя туда хоть сейчас.

– Спасибо. Но для начала мне нужны краски, бумага…

– О, здесь этого добра полно. – Крисси кивнула в сторону окна, указывая на улицу, на которой расположилось множество арт-галерей. – Сейчас заглянем в одну из этих галерей и спросим, где они покупают все принадлежности для рисования.

После завтрака мы подались на улицу и зашли в первую же галерею, встреченную на пути. Крисси поинтересовалась у дежурной на входе, где можно раздобыть для меня бумагу и краски, добавив при этом, что я студентка. Учусь в Королевском колледже живописи в Лондоне.

– Хотите остаться здесь, чтобы порисовать? – Женщина указала на большую комнату, примыкающую к выставочному залу. Несколько художников из аборигенов были заняты там сейчас своей работой: кто-то рисовал, сидя за столом, а кто-то и прямо на полу. Свет широкими потоками вливался в помещение через многочисленные окна. Сбоку располагалась крохотная кухонька, в которой кто-то заваривал себе кофе. В целом смотрелось все очень уютно. Не сравнить с казенной атмосферой, которая царила в нашей студенческой мастерской в бытность мою в академии.

– Нет, она хочет податься на природу, в буш. Я так говорю, Си? – Крисси незаметно подмигнула мне. – Ее, между прочим, зовут Келено, – добавила она на всякий случай.

– Хорошо. – Женщина приветливо улыбнулась. – У меня есть кое-какие краски и холсты. Или она предпочитает работать с акварелью? – обратилась она к Крисси через мою голову, так, словно они обсуждали, что им делать с четырехлетним ребенком и чем его можно занять.

– Я работаю и с масляными красками, и с акварелью, – вмешалась я в их беседу. – Но сегодня мне хочется поработать именно с акварелью.

– Ладно! Пойду взгляну, что у меня есть.

Женщина вышла из-за прилавка, и я увидела ее довольно объемный живот, который не скрывал даже свободный фасон желтого платья-кафтана. Пока она отсутствовала, я прошлась по залу, разглядывая живописные полотна, выполненные в традиционной манере аборигенов.

Все стены были увешаны многочисленными изображениями созвездия Плеяды. Семь сестер красовались в самых разных видах: нарисованные точками, резкими мазками, какими-то причудливыми геометрическими формами, с помощью которых художники пытались воссоздать девушек и старца по имени Орион, который гонялся за сестрами, преследуя их по всему небу. Меня всегда удивляло, почему отец назвал меня в честь одной из звезд созвездия Плеяды, о котором повествовалось в красивом древнегреческом мифе. В конце концов, все эти звезды отстоят от нас, землян, на многие и многие миллионы световых лет. Но сегодня, разглядывая все эти полотна, я вдруг ощутила себя какой-то особенной, будто мне есть чем гордиться. Получается, что я тоже как бы часть этого созвездия и у меня с ним особая связь. А здесь, в Алиса-Спрингс, я и вовсе почувствовала, будто переступила порог Верховного храма.

А еще меня приятно согревала мысль о том, что я сейчас нахожусь среди художников, которые, готова побиться об заклад на свои шикарные апартаменты на берегу Темзы, никогда не посещали никаких художественных школ и колледжей. Что вовсе не мешает им заниматься живописью: они рисуют так, как чувствуют. И при этом, судя по всему, неплохо зарабатывают на своем ремесле, если учесть, сколько туристов изо дня в день топчется в галерее, наблюдая за тем, как они работают.

– Вот все, что нашла для вас, Келено, – промолвила мне женщина, вручая старую банку с акварельными красками, пару потертых кисточек, небольшой кусок липкой ленты, лист ватмана и холст, натянутый на деревянный подрамник.

– Она – блистательный художник, – снова принялась рекламировать меня Крисси, не успела я даже рта раскрыть, словно она какой-нибудь мой агент. – Вам нужно будет обязательно взглянуть на ее работы.

Несмотря на пот, обильно струящийся по лицу, я густо покраснела.

– Сколько с меня причитается за все это? – Я кивнула на бумагу и краски.

– Предлагаю вам сделку. Вы приносите мне свой рисунок, и если он действительно стоящий, то я тут же включаю его в экспозицию. Выставляю в галерее. А прибыль от реализации картины поделим пополам. Меня зовут Миррин. Я управляю этой галереей от имени своего хозяина.

– Вот как? Интересное предложение, но…

– Большое вам спасибо, Миррин. Тысячу благодарностей! – снова перебила меня Крисси. – Мы так и сделаем. Правда, Си?

– Я… Да. Спасибо.

Выйдя на улицу, я тут же набросилась на Крисси:

– Ради всех святых, Крисси, что ты там несла? Ты же не видела ни единой моей картины! К тому же с акварелью у меня всегда не очень клеилось. Просто захотелось сегодня немного поэкспериментировать, и только. Так, исключительно ради забавы… И потом…

– Заткнись, Си! Я прекрасно знаю, что ты – уже состоявшийся художник. Отличный художник! Я это сердцем чувствую. – Крисси энергично похлопала себя по груди. – Тебе просто не хватает уверенности в своих силах. Вот я и решила поддержать тебя.

– Но эта женщина, – заговорила я, тяжело дыша от жары и охватившего меня возбуждения. – Она же будет ждать, что я принесу ей что-то стоящее. И…

– Послушай! Ну, даже если у тебя случится прокол… что из того? Мы просто покажем ей твои рисунки и рассчитаемся за бумагу и краски. Но я знаю. Я уверена в том, что никакого прокола не будет. У тебя все получится как надо, Си.

После того как мы выехали за пределы города, Крисси решила устроить мне еще одну лекцию. Рассказать, как именно Наматжира совершенствовал свое искусство.

– Вчера ты выразила удивление по поводу того, что он рисовал пейзажи. Поскольку большинство художников-аборигенов, как известно, предпочитают рисовать такие почти абстрактные полотна, используя всякие символы для того, чтобы рассказать зрителям легенды, связанные с нашей древней историей.

– Меня это и правда удивило, – согласилась я с Крисси.

– Однако если присмотреться к картинам Наматжиры внимательнее, то, по сути, он делает то же самое, что и его собратья по кисти. Просто его полотна другие по форме. Я потом покажу тебе наглядно, что именно я имею в виду. Ну вот, к примеру, взять эти эвкалипты из его акварели, похожие на деревья-призраки. А ведь он изображает не просто дерево. Каждый отдельный эвкалипт – это своего рода символ. Его полотна буквально пронизаны символизмом. В своих пейзажах он тоже повествует о древних легендах нашей земли. Понимаешь?

– Думаю, да.

– Он пытается очеловечить природу, придать ей человеческий облик. Вглядись в изображение, и ты увидишь, что сучки на кустах акации – это глаза человека. А в одном из его пейзажей все-все-все: небо, горы, деревья – все как бы перемешано, все сдвинуто, все как бы погружено в некий сон, но вдруг из этого хаоса проступает фигура женщины, лежащей на земле.

– Ух ты! – невольно издала я восхищенный возглас, попытавшись представить себе эту картину. – Послушай, Крисси, а ты не думала, как пустить в дело свои столь обширные познания в области искусства?

– А что ты предлагаешь? Поучаствовать в какой-нибудь викторине типа «Австралийские художники ХХ столетия»? Как-никак, а это – моя излюбленная тематика.

– Нет, я имею в виду профессионально заняться искусствоведением.

– Да ты, наверное, шутишь, Сиси. Те люди, которые числятся в рядах профессиональных искусствоведов, долгие годы учились и пополняли свой багаж знаний, чтобы стать кураторами всяких выставок или агентами. Кто со мной захочет разговаривать серьезно?

– Я захочу. Вот ты только что прочитала мне захватывающе интересную лекцию. И потом, та женщина в галерее. Не скажешь по ней, что она уж сильно обременена научными степенями и званиями в области искусства. И, тем не менее, руководит арт-галереей и, судя по всему, неплохо справляется со своей работой.

– Может, ты и права. Ну вот, приехали! Где ты хочешь расположиться?

Крисси помогла мне расстелить одеяло и разложить подушки, которые мы тайком вынесли из своего номера. Мы устроились в тени эвкалипта, уселись, выпили немного воды.

– Пойду пока, поброжу немного вокруг, – сказала Крисси. – Оставляю тебя одну. Не возражаешь?

– Нет. Спасибо. – В отличие от тех художников, которых я видела сегодня утром в галерее, лично я не привыкла работать на публике. Рисовать под пристальным взором постороннего человека – это точно не мое. Я уселась, скрестив ноги, приклеила лист ватмана к подрамнику с помощью клейкой ленты. И невольно почувствовала, как внутри нарастает паника. Так со мной случалось все последние месяцы, стоило взять в руки кисть.

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Горячий воздух слабо пах мятой, напоминая своим ароматом успокоительную медицинскую настойку. Наверняка это запах эвкалипта, в тени которого я сидела, опершись на его ствол. Я подумала, так кто же я на самом деле? Дочь Па Солта? Одна из Семи сестер? Представила себе на мгновение, как я прилетела на землю, опустившись с небес, и, покинув своды пещеры, вышла наружу. И перед моими глазами предстал величественный, неповторимый по своей красоте пейзаж, где все залито солнцем…

Я открыла глаза, опустила кисть в бутылочку с водой, смешала воедино несколько красок и начала рисовать.

– Ну, как у тебя дела?

Я подпрыгнула от неожиданности, едва не расплескав грязную от красок воду в бутылочке на свой рисунок.

– Прости, Си, что побеспокоила. Судя по твоему лицу, ты полностью отрешилась от всего и с головой ушла в мир собственных фантазий. Я права? – повинилась передо мной Крисси и, наклонившись, поправила бутылочку, чтобы она не опрокинулась ненароком. – Не проголодалась еще? Ты ведь рисуешь уже добрых два часа, если не больше.

– Неужели? – спросила я полусонным голосом, будто только что очнулась от глубокого сна.

– Да. Я, наверное, уже минут сорок проторчала в машине. Включила кондиционер на полную мощь и спасалась от жары. Я принесла тебе бутылку холодной воды. – Крисси протянула мне бутылку. Я с жадностью набросилась на воду, все еще не в силах стряхнуть с себя состояние странной потерянности. Где я? Что я? – Ну что? – Крисси бросила на меня озадаченный взгляд.

– Что «что»?

– Я имею в виду, как пошло?

– Э-э…

Я замялась, не зная, что сказать. Я действительно понятия не имела, как оно пошло. Я глянула на лист ватмана, лежавший у меня на коленях, и, к своему немалому изумлению, обнаружила, что каким-то непонятным, таинственным образом на нем возник уже полностью законченный рисунок.

– Ух ты, Си! – Крисси глянула через мое плечо, я не успела остановить ее. – Это же просто… ух! О боже! – Она радостно всплеснула руками. – Я знала! Я с самого начала знала! Великолепно! Особенно если учесть, что в твоем распоряжении была всего лишь какая-то полузасохшая баночка со старыми акварельными красками.

– Ну, я бы не стала так уж нахваливать, – осторожно заметила я, внимательно разглядывая пейзаж. – Горы Мак Доннелл в перспективе изображены не совсем точно. Что-то тут ускользает. И цвет неба какой-то мутно-голубой получился. Наверное, просто нужно было поменять воду, налить в бутылку чистой воды.

Однако при всем том, разглядывая свой рисунок, я была вынуждена признать: это, несомненно, лучшая из всех моих акварелей.

– А это пещера? – Крисси опустилась на одеяло рядом со мной. – Такое впечатление, что на входе в нее маячит фигура какого-то человека.

Я пригляделась к своему рисунку внимательнее и поняла, что Крисси права. Разглядела какое-то расплывчатое белое облако, похожее на тонкую струйку дыма из трубы.

– Да, ты права, – согласилась я с ней, хотя, убей меня бог, не помню, как я все это рисовала.

– А вот эти два сучковатых выступа на коре эвкалипта, они похожи на два глаза, которые незаметно наблюдают за фигурой. Си! Какая же ты молодец! Приехала и сделала! – Крисси крепко обхватила меня и сжала в своих объятиях.

– Ты так думаешь? Но я и сама не понимаю, как я это сделала.

– А вот это не имеет никакого значения. Главное, что у тебя получилось.

– Но для меня это имеет значение, особенно если я снова захочу заняться живописью. Нет, все же эта акварель далеко не безупречна. – Со мной, кстати, всегда так. Как только посторонние начинают меня хвалить, я тут же начинаю разглядывать выполненную работу критическим оком и, естественно, сразу же обнаруживаю в ней кучу недостатков. – Вот, взгляни сама! Ветки на эвкалипте расположены не вполне симметрично, листья на дереве покрыты какими-то грязными пятнами… И цвет зелени не тот. И…

– Отдай! – Крисси схватила рисунок с моих колен, словно испугавшись, что я, чего доброго, возьму и разорву его на клочки. – Я знаю, художники всегда самые суровые критики своих работ. Но позволь заметить, что это зрителю судить о том, что хорошо и что плохо. А я в данный момент выступаю в роли зрителя. К тому же, как ты уже изволила понять, в душе я настоящий специалист и знаток искусства. Особенно когда речь идет о таких рисунках, как твой. Говорю тебе еще раз. То, что ты нарисовала, это великолепно. По-настоящему большая работа мастера. Хочу сфотографировать ее на память. Ты взяла с собой фотоаппарат?

– Да, он у меня в машине.

Мы несколько раз сфотографировали акварель, потом сложили все свои пожитки и направились обратно в город. Всю дорогу до Алиса-Спрингс Крисси рассуждала о моей акварели. И не просто рассуждала, а анализировала ее до мельчайших подробностей. Можно сказать, разбирала по косточкам.

– Самое удивительное, – вещала Крисси, – что ты позаимствовала манеру письма Наматжиры, но она у тебя приобрела свои индивидуальные особенности. Вот эта тонкая струйка то ли дыма, то ли чего еще, выходящая из пещеры, глаза, спрятанные на дереве, которые словно наблюдают за всем происходящим, шесть облаков, плывущих высоко в небе…

– Знаешь, перед тем как приступить к работе, я вспомнила ту легенду о Семи сестрах, которую рассказывала нам твоя бабушка, – призналась я.

– Я это сразу поняла! – воскликнула Крисси. – Но просто не хотела тебе говорить до тех пор, пока ты сама не скажешь. Ты, как и Наматжира, умудрилась внести в свой дивный пейзаж второй слой. Но сделала это по-своему, Си. Он использовал символы, а ты воспользовалась легендой. Это божественно! Я в полном восторге. У меня нет слов!

Я сидела рядом с Крисси, переполняемая самыми противоположными чувствами. С одной стороны, мне льстили ее восторги, но с другой – мне хотелось, ну или почти хотелось, чтобы она заткнулась. Я понимала, Крисси совершенно искренне хочет помочь и поддержать меня, но внутренний голос цинично нашептывал мне, что, несмотря на все свои обширные познания, которыми, судя по всему, моя подруга располагает по творчеству Наматжиры, она все же не является профессиональным экспертом-искусствоведом. И потом, еще такой вопрос. Предположим, в этой акварели действительно есть что-то обещающее… Но смогу ли я повторить свой успех снова?

Крисси припарковала машину на главной улице города. Мы завернули в кафе, то самое, где я впервые отведала мясо кенгуру. Я заказала нам бургеры, продолжая между делом слушать восторженный треп Крисси.

– Тебе нужно обязательно научиться водить машину. Потому что, думаю, тебе нужно будет снова съездить туда. А я уже завтра утром улетаю в Брум. – Глаза у нее помрачнели. – Не хочу, конечно. Но что делать? Мне понравилась Алиса. А ведь многие рассказывали всякие ужастики о том, какие существуют трения между нами, аборигенами, и белым населением города. Да, наверное, в чем-то все эти люди правы. Но в том, что касается искусства в Алиса-Спрингс, оно здесь великолепно. А ведь мы еще даже не взглянули на Папунуа.

– А что это такое?

– Еще одна живописная школа, точнее, направление в живописи, появившееся уже после смерти Наматжиры. Чем-то напоминает полотна, выполненные в стиле пуантилизма, которые ты видела в арт-галерее.

Я постаралась сдержать зевок, но, при всем своем желании, так и не смогла. Не понимаю, почему я чувствую себя такой безмерно уставшей.

– Послушай, почему бы тебе не вернуться сейчас в гостиницу и не прикорнуть? – предложила мне Крисси.

– Пожалуй, ты права, – согласилась я сонным голосом. У меня не было даже сил возражать ей. – А ты тоже со мной?

– Нет. Пойду еще раз загляну в Центр искусства Аралуен. Полюбуюсь там полотнами Наматжиры.

– Ладно! – Я поднялась из-за стола, выложив необходимую сумму за обед на двоих. – Тогда до встречи на нашем ранчо.

Я проснулась через пару часов и тут же рывком села на постели.

«А где моя акварель?» Это была моя первая мысль после того, как я согнала с себя сонное оцепенение. Я стала лихорадочно вспоминать и поняла, что, скорее всего, мы оставили рисунок в багажнике машины, когда отправились в кафе обедать.

А машину нужно вернуть на стоянку ровно в шесть часов вечера…

– Черт! – выругалась я, глянув на часы, на которых было уже почти половина восьмого. Что, если Крисси тоже забыла про эту акварель? Я быстро натянула на ноги свои бутсы и поспешила по лестнице вниз. Конечно, лифтом было бы быстрее, но нетерпение подгоняло меня, и я не стала ждать те пару секунд, пока лифт поднимется на наш этаж. Внизу я ринулась к стойке ресепшн и через стеклянную дверь увидела Крисси. Она сидела на диване в небольшой гостиной для постояльцев отеля и читала какую-то книгу про Наматжиру. Я рывком отворила дверь и бросилась к ней, охваченная паникой. Рядом с Крисси я не увидела своего рисунка.

– Ну что, Спящая красавица? Проснулась наконец? – Крисси оторвалась от чтения и взглянула на меня, добродушно улыбаясь. Но при виде моего расстроенного лица улыбка тотчас же сбежала с ее уст. – Что стряслось?

– Акварель, – выдохнула я. – Где она? Мы ведь положили ее в багажник. Помнишь? А машину нужно было вернуть к шести. Сейчас же половина восьмого и…

– Перестань себя накручивать, Си! Как ты могла подумать, что я забуду про твою картину?

– Хорошо! И где она? – спросила я воинственным тоном, подбоченясь. Кажется, я впервые поняла, как много эта акварель значит для меня. И не столь уж важно, великолепная ли она, как о том вещала Крисси, или полная ерунда. Скорее всего, где-то посередине между этими двумя крайностями. Но не это сейчас важно. Важно другое: ведь, по сути, акварель стала для меня новым началом.

– Не волнуйся. Твоя картина цела и в полной безопасности. Честное слово!

– Где она?

– Говорю же тебе, с ней все в порядке! – воскликнула Крисси, поднимаясь с дивана и сверкнув на меня сердитым взглядом. – Кажется, у тебя проблемы по части доверия к людям. Я права? Пойду прогуляюсь немного.

– Ладно! Прости! Но все же скажи, где она?

Крисси молча повернулась ко мне спиной и вышла из гостиной. Какое-то время я мялась в нерешительности, а потом ноги сами понесли меня вслед за ней. Но я опоздала. Крисси уже успела покинуть фойе. Я выскочила на улицу и огляделась по сторонам. Крисси исчезла. Словно сквозь землю провалилась.

Я вернулась в номер и улеглась на кровать. Сердце колотилось в груди, отбивая барабанную дробь. Наконец я постаралась взять себя в руки и немного успокоилась. Стала корить себя за чересчур болезненную реакцию на пропажу акварели. Но, с другой стороны, что это за игры такие в молчанку? Почему не ответить на мой вопрос прямо? Не сказать, куда именно она дела акварель? Ведь для меня этот рисунок стал своеобразным сигналом о том, что ко мне снова возвращается то, что я уже считала навсегда утраченным. Нечто мое, что принадлежит только мне. И это «нечто» никто не имеет права забирать у меня. Только я сама.

И вот получается, что и в переносном, и в прямом смысле этого слова картина уплыла от меня. А я страстно хочу вернуть ее себе. Пока она не будет рядом со мной, я не успокоюсь. Потому что она будет «в целости и сохранности», как о том сказала Крисси, только рядом со мной. Неужели она этого не понимает? Я долго мылась под горячим душем, чтобы прогнать прочь свои невеселые мысли. Потом снова улеглась на постель и стала ждать возвращения Крисси.

– Привет, – поздоровалась она, появившись в номере часа через два. Она открыла дверь своим ключом и швырнула его на столик.

– Привет, – сдержанно ответила я и стала молча наблюдать за тем, как Крисси, усевшись на кровать, расстегнула ботинки, потом стянула с себя джинсы и начала отстегивать протез на правой ноге. Крисси продолжала упорно молчать. Такой своеобразный молчаливый протест. Обычно и Стар поступала точно так же, когда я говорила или делала что-то не то. Я откинулась на спину и закрыла глаза.

– Ты слышала, что я сказала тебе, когда уходила на прогулку? – прервала наконец Крисси затянувшееся молчание.

– Слышала. Возможно, я и дура. И дислексией страдаю. Но я пока не глухая, – ответила я, не открывая глаз.

– Боже мой! – Крисси издала долгий раздраженный вздох. Я услышала, как она пробирается к ванной комнате, лавируя среди мебели. Но вот за ней захлопнулась дверь, следом послышался шум воды.

Ненавижу такие моменты, когда все вокруг знают, что я сделала не так. Все, за исключением меня. Будто я какой-то пришелец, свалившийся с неба, а потому не знаю правил, по которым ведутся такие игры на Земле. Скажу честно, это сильно напрягает. И раздражает. От былой эйфории, в которой я пребывала днем, не осталось и следа. Напротив, сейчас я чувствовала себя хуже некуда.

Но вот Крисси вышла из ванной. Потом под ней скрипнула кровать.

– Свет выключать? – холодно спросила у меня Крисси. – Или пусть горит, пока ты не разденешься?

– Как хочешь. Я могу раздеться и в темноте.

– Ладно! Тогда спокойной ночи. – Она выключила свет.

Я выждала минут пять. Может, чуть меньше, а потом не выдержала:

– Почему ты злишься? Я ведь просто спросила у тебя, где мой рисунок.

Какое-то время на соседней койке царило молчание. Опять я выждала столько, сколько смогла. А потом выпалила:

– В чем проблема? Из-за чего весь этот сыр-бор?

Снова зажегся свет. Крисси, все еще сидя на своей кровати, уставилась на меня, сверкая глазами.

– Хорошо! Я скажу тебе, где этот твой злосчастный рисунок, блин! На данный момент, скорее всего, в запасниках галереи Тангетиеле. Ожидает, когда ему сделают раму. Миррин пообещала мне, что к завтрашнему дню все будет готово. А раз пообещала, значит, так оно и будет. Ну, в крайнем случае послезавтра. После чего твоя картина будет вывешена на одной из стен в галерее. Продажная цена – шестьсот долларов. Это я выторговала такую цену. Ну как? Устраивает?

Снова резко щелкнул выключатель, и свет опять погас, погрузив и меня, и мое возбуждение вкупе с нескрываемым удивлением в прежнюю темень.

– Ты отнесла мою акварель в галерею? – спросила я, стараясь говорить медленно, чтобы контролировать дыхание.

– Да, а что такого? Как видишь, в результате получилась весьма выгодная сделка. Я понимала, что тебе в общем-то наплевать на то, что я думаю о твоей работе. Какие-то там убогие рассуждения дилетанта. Вот я и отнесла картину в музей, чтобы показать ее профессионалу. Так вот! Довожу до вашего сведения, мисс! – бросила Крисси с издевкой. – Картина очень понравилась Миррин. Она буквально выхватила ее у меня из рук. Спрашивает, есть ли у тебя еще что-нибудь. Или, быть может, что-то на подходе.

Лавина информации, обрушившаяся на меня, была слишком велика, чтобы переварить ее мгновенно, а потому я промолчала, изо всех сил стараясь дышать ровно.

– Ты говоришь, она купила мою акварель? – выдавила я из себя спустя какое-то время.

– Ну, я бы так не сказала. Денег она мне не дала. Но если найдется покупатель среди тех, кто посещает галерею, тогда ты получишь на руки триста пятьдесят долларов. Она вначале хотела поделить сумму поровну, но я настояла на том, чтобы тебе заплатили больше. Сломала ее тем, что пообещала новые работы Келено Деплеси.

Келено Деплеси… Сколько раз я предавалась в своих мечтах фантазиям о том, как в один прекрасный день мое имя станет известным в мире искусства? Впрочем, на сегодняшний день Келено Деплеси и так персона, прославившаяся на весь белый свет. Можно сказать, притча во языцех. Но я-то ведь мечтала совсем о другой славе.

– Спасибо тебе, – промямлила я нерешительно.

– Да пустяки.

– Я хочу сказать, – продолжила я, начиная понимать, чем именно я так сильно обидела Крисси, – я тебе действительно очень благодарна.

– Я же сказала, все в порядке. Не стоит благодарности, – послышался сдержанный голос Крисси из темноты.

Я закрыла глаза и попыталась заснуть, но сон не шел. Я снова села на постели и выпрямилась. Кажется, сейчас мой выход на сцену. Я нащупала в темноте свои шорты и поднялась с кровати, изо всех сил стараясь не зацепиться по своей извечной неловкости за протез, стоявший между нашими кроватями, словно мини-ловушка на моем пути.

– Прошу прощения! – повинилась я в темноте, все же зацепившись за протез и едва не споткнувшись о него. После чего подняла его с пола и снова поставила в вертикальное положение.

Снова загорелся свет.

– Спасибо, – поблагодарила я, оглядываясь по сторонам в поисках своих бутс.

– Сбегаешь от меня? – спросила Крисси.

– Никуда я не сбегаю. Просто выспалась за день и спать пока не хочу.

– Ну да! Продрыхла всю вторую половину дня, пока я организовывала для тебя выгодную сделку, – обронила Крисси, подперев голову локтем. – Послушай, Си. Это же моя последняя ночь здесь. Не хочу уезжать, поссорившись с тобой. Меня просто взбесило, что ты не доверяешь мне. Не веришь, что я могу позаботиться о твоей картине не хуже твоего. И это после всего, что я для тебя сделала… И что говорила… А сегодня я воочию увидела, какой ты замечательный художник. И это меня очень сильно впечатлило. Сказать по правде, я просто пришла в полный восторг. Но ты моих восторгов даже не заметила. Ворвалась в гостиную, как ненормальная, и тут же стала требовать у меня ответа, куда подевалась твоя картина. Это меня… шокировало, если хочешь знать. Я-то была уверена, что ты доверяешь мне. И потом, я еще находилась под впечатлением от нашего разговора с Миррин. Ведь она тоже пришла в восторг от твоей акварели. И мне не терпелось рассказать тебе об этом, вместе пойти и отпраздновать нашу общую победу. Но ты… ты была в бешенстве. Страшно зла на меня… Словом, момент был испорчен.

– Прости меня, Крисси. Я вовсе не хотела обидеть тебя.

– Неужели ты ничего не понимаешь? Не видишь, в конце концов? Ведь я прилетела в Алиса-Спрингс только ради тебя. Я хотела быть рядом с тобой. Я страшно скучала по тебе, когда ты покинула Брум.

– Правда?

– Да. Очень скучала, – вдруг почему-то застеснялась Крисси.

– А я очень рада, что ты прилетела сюда, ко мне, – сказала я, стараясь говорить мягко, попутно соображая, правильно ли я поняла все то, что только что сказала мне Крисси. Точнее, все то, что осталось недосказанным. – А потому прошу тебя еще раз, прости меня, – снова повторила я, желая поскорее закончить разговор, так как явно была не готова к его продолжению. – Я иногда выкидываю такие идиотские номера. Находит на меня…

– Послушай, Си! Ты мне рассказывала о Стар, о том, какие у вас с ней были взаимоотношения, и о том, как она предала тебя.

– Ну, это слишком сильно сказано. Она не предала. Просто ей было нужно двигаться по жизни дальше, уже без меня, – вступилась я за Стар.

– Как бы то ни было, но я понимаю, что после всего, что случилось между вами, тебе трудно доверять другим. Особенно если любишь. И потом… – Крисси подавила тяжелый вздох. – Хочу, чтобы ты знала. Признаюсь тебе перед тем, как уехать… Дело в том… Я думаю… Мне кажется, я люблю тебя, Си. Пожалуйста, только не спрашивай меня о том, как и почему так получилось. Получилось, и все тут. Знаю, у тебя был роман в Таиланде и… – Я увидела, как на глаза Крисси навернулись слезы. – Но я решила, что буду честной с тобой до конца. Ладно?

– Ладно! Я все понимаю, – ответила я, отводя глаза в сторону. – Ты – замечательная девушка, Крисси. И я…

– Не продолжай, хорошо? Я тоже все понимаю. По крайней мере, помиримся прежде, чем улечься спать, и расстанемся друзьями.

– Согласна.

– Тогда спокойной тебе ночи. – Она снова потянулась к выключателю, чтобы погасить свет.

– Спокойной, – откликнулась я и тоже улеглась на свою кровать. На меня вдруг навалилась страшная усталость. Не хотелось двигаться, и не было сил обдумывать все то, что имела в виду Крисси, признаваясь мне в своих чувствах.

Наверное, она действительно любит меня. Да и я не настолько наивна, чтобы не понимать, что мечтала она отнюдь не о дружеских отношениях со мной.

Вопрос в другом. А я люблю ее? Ведь еще каких-то пару недель тому назад я была с Эйсом. Внезапно я подумала, как все странно завертелось в моей жизни после того, как из нее ушла Стар. Столько всяких связей и контактов образовалось у меня с людьми, причем и с мужчинами, и с женщинами…

21

Кто-то осторожно тронул меня за плечо.

– Просыпайся, Си. Мне нужно в аэропорт. Прямо сейчас. Я проспала.

Я тотчас же стряхнула с себя сон и подскочила на постели.

– Ты уже уезжаешь? Прямо сейчас?

– Да. Говорю же тебе, я уже опаздываю.

– Но… – Я вскочила с кровати и стала озираться по сторонам в поисках своих шортов. – Я поеду с тобой.

– Нет. Все эти прощания-проводы – это не для меня. – Крисси обняла меня за плечи и притянула к себе. – Удачи тебе в поисках себя, – промолвила она, разжимая объятия, и направилась к дверям. Я мгновенно уловила скрытый смысл в этом ее напутствии.

– Обещаю, буду держать тебя в курсе своих поисков, – ответила я.

– Хорошо. Это было бы здорово. Независимо от того, чем все обернется. – Она взялась за дверную ручку.

Почему-то это зрелище подстегнуло меня. Я стремительно подбежала к Крисси.

– Послушай, Крисси. Мне было так хорошо с тобой, правда. Эти последние несколько дней, что мы провели вместе… Пожалуй, это были лучшие дни в моей жизни.

– Спасибо. Прости за вчерашнее. Я тут тебе наболтала лишнего. Не стоило мне заводить весь этот разговор. Но как вышло, так вышло… – Она виновато улыбнулась. – Все, мне пора.

Она снова потянулась ко мне. Ее теплые губы легко коснулись моих губ. Мимолетный прощальный поцелуй. На какие-то доли секунд мы замерли в таком положении, а потом она отстранилась от меня и сказала:

– Пока, Си.

Громко хлопнула дверь, и я осталась в номере одна. Стояла посреди комнаты, чувствуя, как мне грустно и одиноко, словно Крисси забрала и унесла с собой все тепло, всю свою любовь и свой веселый смех. Я безвольно опустилась на кровать. И что мне теперь делать? Куда податься? Я откинулась на подушки. Думать не хотелось. В ушах зазвенело от тишины, воцарившейся в комнате с уходом Крисси. Все точно так же, как и тогда, когда Стар уехала от меня в Кент, туда, где обрела свою новую семью. Снова мною овладело это противное чувство тотального одиночества и собственной ненужности. Брошенная…

Впрочем, не стоит преувеличивать. Никто меня не бросал. Да, расставание с Крисси далось мне тяжело, но ведь она же сама призналась, что любит меня.

Что уже само по себе стало откровением. Так мало людей в моей жизни признавались мне в своей любви. Неужели именно поэтому я так расчувствовалась? Можно сказать, рассиропилась… Или причина в другом? А что, если я…

– Блин! – Я энергично затрясла головой, словно хотела стряхнуть с себя все обуревавшие меня эмоции. Честно, я всегда с трудом разбиралась в собственных чувствах и переживаниях. Мне явно нужен проводник-наставник с факелом в руке, который провел бы меня по всем темным лабиринтам и закоулкам моей души. Потом мысли мои сами собой перекочевали на будущее. А что, если перестать копаться в своих корнях? Воссоединиться с западной цивилизацией, в которой я выросла? Слиться с ней навсегда? А все эти мои метания и поиски сбросить на откуп какому-нибудь психологу? Пусть в них разбирается профессионал… И в эту минуту зазвонил телефон на моей прикроватной тумбочке.

– Доброе утро, мисс Деплеси. У меня тут на ресепшн мужчина. Хочет видеть вас.

– Как его зовут?

– Некто мистер Друри. Он сказал, что познакомился с вами в миссии Хермансберг.

– Скажите ему, что я уже бегу вниз.

Я бросила трубку на рычаг, быстро обулась и выскочила из комнаты.

Человек, с которым я познакомилась в миссии, слонялся по вестибюлю и со стороны напомнил мне большого дикого зверя, которого силком загнали в маленькую клетку. И эта клетка ему категорически не нравится. В этом помещении он явно доминировал надо всем. И его покрытая пылью одежда, и загорелое дочерна лицо никак не гармонировали с ультрасовременной мебелью из пластика, которая теснилась вокруг.

– Доброе утро, мистер Друри. Спасибо, что приехали, – рассыпалась я в благодарностях, протягивая ему руку и всячески демонстрируя ту вежливость, которую Ма вколачивала в головы всех нас, сестер, можно сказать, с пеленок.

– Приветствую вас, Келено. Зовите меня Фил. Тут у вас есть местечко, где мы могли бы перекинуться парой слов? А заодно и перекусить.

– Думаю, сейчас самый разгар завтрака. – Я вопросительно глянула на администраторшу, и та согласно кивнула головой.

– Но через двадцать минут буфет закроется, – сообщила она, когда мы с Филом направились в сторону буфета.

– Здесь? – Я указала на столик возле окна. Народу в столовой было уже немного.

– Отлично, – тут же согласился с моим выбором Фил и уселся за стол.

– Что вам заказать в буфете?

– Чашечку кофе, если он здесь есть. А себе, как положено, все остальное.

Я заказала два кофе, черный и крепкий, а потом набросилась на еду. Нагрузила полную тарелку холестерина и вернулась с ней за наш столик.

– Мне нравятся женщины, которые не прочь пожрать, – прокомментировал Фил, когда я поставила тарелку на стол.

– О, я точно не прочь, – согласилась я с ним, жадно поглощая еду. Судя по тому, как Фил разглядывал меня, я поняла: он полагает, что мне надо подкрепить не только тело, но и мозги.

– Вчера мы встречались с нашими старейшинами в Хермансберге, – сообщил он мне, залпом осушив кофе из изящной чашечки.

– Да, вы говорили мне, что у вас намечается такая встреча.

– Уже в самом конце я показал им вашу фотографию.

– Кто-нибудь узнал того юношу, который на ней запечатлен?

– Можно сказать и так. – Фил подал знак официантке принести ему еще одну чашечку кофе.

– Что вы имеете в виду? – не поняла я.

– Поначалу я и сам ничего не понял. Все старики бросились разглядывать фотографию, а потом раздался дружный смех.

– А с чего они вдруг стали смеяться? – спросила я. Мне уже не терпелось перейти к подробностям.

– Потому и смеялись, Келено, что парнишка с фотографии присутствовал вчера на нашей встрече. Он – один из наших старейшин. Вот все и развеселились такому совпадению.

Я сделала глубокий вдох и отхлебнула из своей чашечки, не зная, что делать и как реагировать на эту новость. Прыгать от радости или пойти в туалет и отрыгнуть все то, что я только что затолкала в себя, очистив всю тарелку? Не привыкла я к таким потрясениям. А их и так за минувшие сутки было у меня в избытке.

– И что потом? – спросила я, ожидая продолжения.

– Ну вот. Все отсмеялись, а потом этот старик подошел ко мне, чтобы переговорить уже наедине.

– И что он вам сказал?

– Хотите правду?

– Да.

– Что ж, – Фил нервно сглотнул слюну. – Я еще никогда не видел, чтобы старик плакал. А вот вчера увидел.

– Даже так? – переспросила я и вдруг почувствовала непонятный комок в горле.

– Наши старейшины, они же сильные, волевые люди. И все эти нюни, сопли, это не про них. Скажу коротко. Он точно знает, кто вы. И хочет встретиться с вами.

– Да? – растерянно промямлила я. – И кто же я, по его мнению? То есть я хочу сказать… – Я сокрушенно покачала головой, злясь на саму себя. Вечно мне не хватает нужных слов, чтобы высказать все, что я хочу. – Кем он мне приходится, этот старик?

– Он считает, что приходится вам дедушкой.

– Хорошо.

На сей раз я не стала сдерживать слезы. Тут оставалось одно из двух: либо плакать, либо бежать в туалет отрыгивать свой завтрак. И вот я сижу и реву, как дура, перед человеком, которого даже не знаю. Вижу, он порылся в кармане и извлек оттуда белоснежный носовой платок. Молча протянул мне его через стол.

– Спасибо, – поблагодарила я и громко высморкалась в платок. – Это для меня такой шок… Вы же понимаете… Я проделала такой долгий путь сюда, даже не надеясь на то, что мне удастся отыскать кого-то… из своих близких. А тут…

– Понимаю. Все прекрасно понимаю. – Фил стал терпеливо дожидаться, пока я немного приду в себя.

– Простите меня, – выдавила я из себя, но он лишь молча покачал головой.

– Вам не за что извиняться. Говорю же, я все прекрасно понимаю.

Я взяла его мозолистую руку в свою, и мне не хотелось выпускать ее.

– Но почему… почему он считает, что может быть… моим дедушкой?

– Думаю, он вам сам все расскажет.

– А если он ошибается?

– Все возможно, но в его случае это вряд ли. У этих людей особый нюх на факты. Какое-то шестое чувство… Я и сам не могу объяснить вам, как и почему у них это происходит. А уж Френсис, он как никто из старейшин чует правду. Не станет он вилять или ходить вокруг да около. Если он знает что-то, значит, знает. И на этом точка.

– Хорошо. – Носовой платок к этому моменту уже промок насквозь. Пришлось мне оттереть свой хлюпающий нос тыльной стороной ладони. – А когда он хочет встретиться со мной?

– Как можно скорее. Я пообещал ему, что спрошу у вас, сможете ли вы отправиться со мной в Хермансберг прямо сейчас.

– Прямо сейчас?

– Да. Если у вас, конечно, есть свободная минутка. Дело в том, что в ближайшие дни он собирается снова в буш. А потому, как говорится, время подпирает.

– Ладно, – согласилась я, не раздумывая. – Только на чем я вернусь обратно в город? У меня же нет транспорта.

– Если потребуется, можете сегодня заночевать у меня. А потом я доставлю вас в город.

– Хорошо. Но мне еще нужно собраться в дорогу.

– Конечно. – Фил понимающе кивнул. – Ступайте. А у меня кое-какие дела в городе. Через полчаса я за вами заеду. Устроит?

– Устроит. Спасибо.

Мы расстались у стойки администратора, и я побежала к себе в номер. Сказать, что у меня голова кругом пошла от всех этих новостей, значит, ничего не сказать. Заталкивая свои пожитки в рюкзак, я испытывала такое чувство, будто попала в кинотеатр, где демонстрируется какой-то нескончаемый фильм. Вся моя жизнь до сегодняшнего утра промелькнула перед моим мысленным взором. Как все, однако, закрутилось, как завертелось. И все одновременно, все сразу. Воистину жизнь моя понеслась вскачь.

Австралия, Крисси, дедушка…

Я поднялась с кровати, и у меня тут же все поплыло перед глазами. Я даже была вынуждена прислониться к стене, чтобы не упасть. Тряхнула головой, но стало только хуже. Тогда я легла на постель, чувствуя себя самой последней тряпкой.

– Слишком много переживаний, – пробормотала я про себя, стараясь дышать глубоко, чтобы хоть как-то успокоиться. Увидев, что до назначенной встречи с Филом осталось всего лишь десять минут, я снова поднялась на ноги.

«Плыви по течению, Си, – приказала я себе, скрежеща зубами. Глянула на собственное отражение в зеркале и снова повторила: – Просто плыви по течению».

Администраторша на ресепшн сказала мне, что платить не надо. За номер уже заплачено. Я поняла, что Крисси рассчиталась за наше проживание, уплатив из тех скромных денег, что заработала. Я снова почувствовала себя хуже некуда. Ну почему мне первой не пришла в голову эта мысль? Почему я сама не додумалась рассчитаться за нас двоих? Впрочем, Крисси, она такая же гордая, как и я. Не хочет ни от кого никаких одолжений.

На улице рядом с гостиницей стоял покрытый пылью и изрядно помятый пикап, который я заприметила еще на стоянке в Хермансберге в свой первый приезд туда.

– Бросайте свои вещи на заднее сиденье и залезайте в кабину, – скомандовал Фил.

Мы тронулись в путь. Фил сосредоточился на дороге, а я незаметно разглядывала его. От самых кончиков своих огромных заляпанных грязью бутс до загорелых мускулистых рук и шляпы «австралийки» с высокой округлой тульей и широкими полями, слегка сдвинутой на затылок, он являл собой типичный образ австралийского бушмена.

– Вовремя вы, однако, приехали к нам, юная мисс, – сдержанно промолвил Фил.

– Да. Если только этот человек действительно приходится мне дедом… Ума не приложу, откуда он знает, что это точно я. Он же не видел меня и даже моих фотографий не видел. Да и имя мое… Я знаю, так меня назвал мой приемный отец.

– Что я могу сказать? Я знаю Френсиса добрую половину своей жизни. Но никогда раньше мне не приходилось видеть, чтобы он так реагировал на что-то, как вчера, когда увидел фотографию. Ведь каким-то образом она же попала к вам в руки. Не забывайте…

– Вы правы. Тогда получается, что он сам и послал мне эту фотографию. И наследство я тоже получила от него…

– Все может быть.

– А какой он? Я хочу сказать, что он за человек?

– Френсис? – Фил издал короткий смешок. – Его описать непросто. Он ни на кого не похож. Уникальная личность, одним словом. Конечно, за последние годы он сдал. Сейчас ему уже где-то под восемьдесят. Ведь он родился в самом начале тридцатых… И рисовать он стал меньше в последнее время…

– Так он художник?

– Да. И очень известный в наших краях художник. Он с самого раннего детства обитал в миссии. Недаром вчера над ним подшучивали другие старики. Ребенком он бегал за Наматжирой повсюду, словно собачонка.

– Я тоже художница, – выпалила я и больно прикусила губу, чтобы не расплакаться от нахлынувших чувств.

– Само собой. Талант, он ведь передается по наследству, разве не так? К сожалению, мне мой дед смог передать немногое. Разве что от него у меня неприязнь и к городам, и к людям… Не обижайтесь на мои слова, мисс, но я чувствую себя гораздо вольготнее в обществе своих старых клуш и собак, чем среди людей.

– Получается, что с Наматжирой я не связана никакими родственными узами, – промолвила я и подумала, как расстроится Крисси, когда узнает эту новость.

– Похоже, так. Но Френсис Абрахам тоже очень достойный родственник, поверьте мне на слово.

– Абрахам? – переспросила я.

– Да. В миссии ему дали фамилию, чтобы все как у людей. Фамилии давали всем сиротам, поступавшим в приют, организованный при миссии.

– А он был сиротой?

– Он сам вам все расскажет. Я же знаю про его жизнь лишь в общих чертах. Но могу заверить вас, это очень достойный и порядочный человек. Не то что всякое отребье, которое иногда путается под ногами. Мне его будет очень не хватать, когда он уйдет из комитета. Он умеет всех держать в узде. Словом, может навести порядок во всем, если вы понимаете, что я имею в виду. Люди его уважают.

Сердце мое учащенно забилось, когда мы наконец припарковались на уже знакомой мне стоянке в Хермансберге. Какая жалость, что сейчас рядом со мной нет Крисси. С ней мне было бы гораздо спокойнее.

– Ну, вот и приехали, – сказал Фил, выпрыгивая из машины. – Идемте в дом. Выпьем чего-нибудь холодненького, пока будем ждать его. Вещи лучше взять с собой. Вы же не захотите, думаю, чтобы какой-нибудь досужий посторонний начал копаться в вашем рюкзаке. Или какой-нибудь паук забрался бы… Так?

Я невольно содрогнулась при этих словах. Посторонний… Пауки… Сердце забилось еще сильнее. Я почувствовала, как внутри нарастает паника. Неужели мне придется тут заночевать? В этой глуши, в пустыне… Самый настоящий аутбэк… Да еще наедине со своими кошмарами в виде всяких восьминогих тварей.

«Вперед, Си! Будь мужественной! Ты должна перебороть свои страхи», – мысленно приказала я себе, шагая вслед за Филом по твердой красной земле.

– Колу будете? – Он направился к холодильной камере.

– Спасибо. – Я сорвала с бутылки пробку, а Фил между тем подошел к стеллажу с книгами и стал рыться в них, что-то отыскивая.

– Ну вот! – наконец удовлетворенно воскликнул он.

Он принялся перелистывать большой фолиант в твердой обложке, озаглавленный «Искусство аборигенов ХХ столетия». Неужели он сейчас сунет эту книженцию мне, испугалась я не на шутку. Еще, чего доброго, заставит читать.

– Я знал, что в этой книжке он должен быть обязательно. – Фил ткнул пальцем в одну из страниц и оставил ее открытой. – Вот одна из картин Френсиса. Сейчас она хранится в Национальной галерее в Канберре.

Я глянула на глянцевую репродукцию и не смогла сдержать улыбку. С учетом того, что мой потенциальный дедушка учился живописи у Наматжиры, можно было ожидать какой-нибудь акварельный пейзаж. Однако моему взору предстал ослепительно яркий рисунок, выполненный в уже знакомой мне технике пуантилизма. Что-то по форме похожее на огненное колесо с преобладанием ярко-красных, оранжевых и желтых тонов. Очень напоминает шутиху, которую Па Солт запустил в нашем саду в Атлантисе на день моего восемнадцатилетия.

Я стала вглядываться в репродукцию внимательнее и вскоре обнаружила внутри безупречно закрученной спирали ряд форм и объемов. Вот что-то, похожее на кролика, а рядом, видимо, змея, ползущая через круг к центру колеса…

– Восхитительно! – воскликнула я совершенно искренне, впервые поняв, какое чудо может сотворить талантливый художник с помощью одних только точек.

– Согласен. Картина эта называется «Огненное колесо», – отозвался Фил, не отходя от прилавка. – Ну, что думаете?

– Очень нравится. Очень! Но, если честно, это не совсем то, что я ожидала увидеть, зная, что он обучался искусству живописи у Наматжиры.

– Да. Хотя Френсис тоже присоединился к Папунуа вместе с Клиффордом Поссумом задолго до того, как на сцене появился Джеффри Бардон. Собственно, эти двое и стояли у истоков зарождения движения Папунуа. Сейчас я покажу вам работу Клиффорда Поссума.

Я немного приуныла. Этот человек снова заговорил на новом для меня языке. Я ведь и понятия не имею, кто это такие – Клиффорд Поссум или Джеффри Бардон. Не говоря уже о том, что такое Папунуа. «Наверное, какая-то школа или направление в искусстве», – догадалась я.

– Вот! – Фил ткнул пальцем в следующую страницу, и я увидела еще одну дивную репродукцию. На сей раз художник рисовал свои точки пастелью. Нежнейшие тона, тысячи и тысячи микроскопических точек, сливающихся в самые разнообразные формы. Чем-то напоминает знаменитое полотно Моне «Кувшинки», хотя, безусловно, оба художника принадлежат к совсем разным школам. Однако глядя на картину, создается впечатление, что художник взял обе эти школы, перемешал их и создал что-то уникальное и свое.

– Эта картина называется «Варлугулонг». В прошлом году ее продали больше чем за два миллиона долларов. – Фил выразительно вскинул бровь. – Неплохие бабки, да? А сейчас прошу извинить меня, Келено. Мне надо отлучиться и проверить нашу уборную. Вчера я там обнаружил крайне опасную тварь – западную коричневую змею.

– Конечно. А мой… дедушка, он не сказал вам, когда предположительно приедет?

– В течение дня точно будет здесь, – неопределенно ответил Фил. – Берите из холодильника все, что вам хочется, милая, и располагайтесь удобнее. А я пока вас оставлю на какое-то время.

Я взяла бутылку охлажденной воды, прихватила с собой книгу и стала озираться по сторонам, соображая, где бы мне устроиться и не торопясь полистать альбом. Но стульев в помещении не было. Только один высокий табурет за стойкой. Я взобралась на него и раскрыла альбом на самой первой странице.

И тут же с головой ушла в просмотр. Не только репродукции были одна лучше другой, но и фамилии художников-аборигенов, да и названия их полотен были мудренее не придумаешь. А ведь нужно же еще уловить общий смысл той или иной картины. Словом, я подняла голову лишь тогда, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Наверное, всецело погруженная в изучение альбома, я не услышала, как подъехала машина.

– Здравствуйте, – поздоровался со мной человек, стоявший в дверях.

– Добрый день, – ответила я.

В первую минуту я решила, что это какой-то заезжий турист решил наведаться в Хермансберг. Ну никак он не был похож на моего деда. Ведь все старики-аборигены, которых мне доводилось видеть на фотографиях, были маленькими и очень темнокожими. Лица, загорелые дочерна, испещрены морщинами и складками, что делает их похожими на сушеный чернослив. К тому же человек, стоявший на пороге, был слишком молод для того, чтобы называться дедом. Высокий, сухощавый, цвет кожи – как у меня. Вот он снял свою шляпу-«австралийку» и направился ко мне, и тут я увидела, какие у него невероятно красивые глаза: ярко-голубые, с крапинками золотистого и янтарного. Словом, радужная оболочка его глаз была похожа на те картины, выполненные в манере пуантилизма, которые я только что разглядывала. Но тут до меня дошло, что незнакомец изучает меня не менее пристально, чем я его. Краска тут же бросилась мне в лицо.

– Келено? – спросил он у меня глубоким звучным голосом. Медоточивый такой голос, проникающий прямо в душу. – Я – Френсис Абрахам.

Наши взгляды встретились: самое первое мгновение узнавания друг друга.

– Да, – ответила я коротко.

Последовала пауза, похожая на заминку. Судя по всему, Френсис, как и я, тоже не знал, с чего начать разговор. Хотя оба мы отлично понимали всю СУДЬБОНОСНОСТЬ нашей встречи.

– Можно я выпью немного холодной воды? – спросил Френсис, кивнув в сторону холодильника.

Хорошо, что он заговорил первым, обрадовалась я про себя. Да, но почему он спрашивает разрешения у меня? В конце концов, он же здесь «старейшина», или как это у них там называется. В любом случае воду он может взять из холодильника и без спросу.

Я проследила за тем, как он направился к холодильной камере. И сама его походка, и сильная мускулистая рука, которой он отворил стеклянную дверцу камеры, – все в его внешнем облике противоречило тому, что недавно рассказывал Фил о его возрасте. Неужели этому сильному, энергичному человеку уже под восемьдесят? Просто вылитый Крокодил Данди, герой-охотник из одноименного кинофильма. Совершенно не похож на старика-пенсионера. Что, впрочем, Френсис тут же и подтвердил, сорвав пробку с бутылки легким прикосновением двух пальцев. Я наблюдала за тем, как он жадно пьет. Вполне возможно, тянет время, мелькнуло у меня. Обдумывает, что сказать.

Осушив бутылку до дна, он швырнул ее в урну и снова повернулся в мою сторону.

– Это я послал тебе фотографию. Я надеялся, что ты приедешь.

– Да? Большое спасибо.

Снова воцарилось долгое молчание. Наконец он издал глубокий вздох, слегка тряхнул головой и подошел к стойке.

– Келено… ступай же ко мне. Обними своего деда.

В этой крохотной комнатке никуда не нужно было ступать. Я просто слегка подалась вперед, и Френсис тут же заключил меня в объятия. Моя голова уперлась ему прямо в грудь, и я услышала, как ровно бьется его сердце. И в этот момент почувствовала его жизненную силу. И его любовь ко мне.

Мы одновременно смахнули слезы с глаз, когда наконец отодвинулись друг от друга. Он что-то пробормотал вполголоса на каком-то непонятном языке, потом глянул вверх, туда, где небеса. Вблизи я увидела, что он гораздо старше, чем показался мне в самый первый момент. Лицо сплошь покрыто мелкими морщинками, на шее набухли жилы, похожие на грубые веревки.

– Думаю, у тебя есть о чем спросить меня.

– Да.

– А где Фил?

– Пошел проверить, не забрались ли змеи в… уборную.

– Что ж, тогда, думаю, он не будет возражать, если мы уединимся с тобой в том домике, где он обычно спит, и поговорим там по душам. – Он протянул мне руку. – Пошли. Нам с тобой о многом надо поговорить.

Спальный домик Фила был похож на консервную банку: одна крохотная каморка с низким потолком, под которым размеренно кружил, гоняя воздух, старенький вентилятор. Он был закреплен над грубо сколоченной деревянной кроватью, на которой был только грязный, весь в пятнах матрас, а сверху – спальный мешок. Френсис открыл следующую дверь, которая вела из спальни на затененную веранду. Придвинул поближе ко мне ветхий деревянный стул, который зашатался в разные стороны, стоило лишь взяться за него.

– Присаживайся, – пригласил меня Френсис.

– Спасибо.

Я села и глянула перед собой. Открывшийся моему взору пейзаж заставил немедленно забыть об убогости жилья Фила. Бесконечно ровная красная пустыня стелилась вплоть до самой воды – какого-то небольшого ручья или речки. По другую сторону ручья – небольшая полоска серебристо-зеленых кустарников, которые, видно, выживали в этих суровых местах исключительно благодаря наличию воды. А дальше… Дальше снова ничего, пустота, голая красная земля, тянущаяся вплоть до самого горизонта, где она сливалась с ярко-голубым небом.

– Благодаря этому ручью я тоже какое-то время жил и существовал. Он спас многих из нас. И так и этак, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Я ничегошеньки не поняла, но согласно кивнула головой. Меня вдруг осенило, что вольно или невольно, а я вдруг оказалась на стыке двух культур, которые все еще продолжают выяснять между собой отношения, пытаясь вот уже более двухсот лет приспособиться друг к другу. Австралия, как и я сама, впрочем, мы ведь еще так молоды, мы еще только нащупываем свое место в этом мире. Да, конечно, прогресс налицо, но и ошибок мы наделали предостаточно, потому что за нами не стоит многовековая мудрость тех, кто обитал в этих краях до нас, и опыт столетий, который направлял бы нас и помогал выбирать верный путь.

Почему-то я инстинктивно почувствовала, что у человека, сидящего напротив меня, мудрости предостаточно. Более чем… Я подняла глаза и снова встретилась с ним взглядом.

– Итак, Келено, с чего начнем? – Он сложил пальцы куполом и глянул куда-то вдаль.

– Вам самому решать, что мне рассказать.

– Знаешь, – отвел он свой взгляд от горизонта и снова посмотрел на меня, – а я ведь и подумать не мог о том, что когда-нибудь наступит этот день. Столько всего, о чем мы страстно мечтаем, так никогда и не воплощается в жизнь.

– Знаю, – согласилась я с ним, все еще с трудом понимая его акцент – такая странная смесь самых разных интонаций. Тут и австралийский, и английский в его чистом виде, и даже, как мне показалось, какие-то отголоски немецкого. Всякий раз, когда я была почти уверена, что все расслышала как следует, выяснялось, что я опять кое-что не уловила или поняла неправильно.

– Словом, из Аделаиды тебе прислали письмо и фотографию? – спросил он у меня.

– Да, я получила все это из Аделаиды.

– И деньги тоже?

– Да. Спасибо. Вы очень добры, если это вы переслали мне деньги.

– Да, я все устроил таким образом, чтобы деньги были отосланы тебе. Но, признаюсь честно, не я заработал все эти средства. Впрочем, все деньги принадлежат тебе по праву. Через мою… через нашу с тобой семью. – Его глаза заискрились от добродушной улыбки. – Ты так похожа на свою прабабушку. Просто вылитая копия…

– Она была дочерью Камиры, да? Та самая девочка с янтарными глазами? – догадалась я, вспомнив историю Китти, которую прослушала в записи.

– Да. Алкина была моей матерью. Я… да что там говорить! – Лицо его сморщилось, словно он приготовился расплакаться.

– Да? – вежливо кивнула я.

– Одним словом, – усилием воли Френсис все же взял себя в руки, – расскажи мне, что конкретно тебе удалось выяснить о своих корнях на данный момент.

Я честно рассказала ему все, что успела узнать. Но при этом чувствовала себя очень скованно, язык мой, можно сказать, заплетался. Этот человек в буквальном смысле слова доминировал одним своим присутствием. От него веяло таким спокойствием, он источал такую харизму, что я, и без того не особо разговорчивая, все время смущалась и сбивалась на полуслове.

– Я только добралась до того момента, когда затонул пароход «Кумбана». Погибли отец и оба сына-близнеца. Автор книги недвусмысленно намекает на то, что между Китти и братом ее мужа Драммондом была очень тесная связь. Это правда?

– Я читал эту книгу. Автор полагает, что у них с Драммондом был самый настоящий роман, – согласился со мной Френсис.

– Полагаю, иногда авторы сознательно выдумывают всякие небылицы про своих героев только для того, чтобы книга лучше продавалась. А потому я с некоторым подозрениям отношусь ко всем этим пикантным подробностям, – пролепетала я в ответ, чувствуя себя при этом ужасно неловко. Кто знает, а вдруг я, вольно или невольно, порочу его близкого родственника? Нашего с ним родственника.

– По-твоему, Келено, биограф Китти Мерсер сознательно сгустил краски, описывая ее жизнь?

– Возможно, – уклончиво ответила я.

– Келено.

– Да?

– Когда ты услышишь из моих уст продолжение этой истории, то поймешь, что на самом деле она гораздо драматичнее, чем ее изложил писатель.

Я бросила удивленный взгляд на Френсиса, а он слегка откинул голову назад и рассмеялся. Потом снова глянул на меня, явно забавляясь моим смущением.

– А сейчас я поведаю тебе историю как она есть, без всяких прикрас. Всю правду я узнал от своей бабушки. Она рассказала мне все это уже на смертном одре. Так что никаких шуток-прибауток или тем более вымысла. Потому что для меня бабушка была одним из самых дорогих и близких людей.

– Понимаю. И вот еще что. Пожалуйста, если не хотите, то можете не рассказывать мне все и во всех подробностях. Может, нужно какое-то время, чтобы мы лучше узнали друг друга? И тогда вы сможете доверять мне полностью.

– Я чувствую тебя, дитя мое, всеми фибрами своей души с тех самых пор, как моя дочь носила тебя во чреве своем. И прежде всего я беспокоюсь именно о тебе, Келено. Понимаю, как это тяжело – жить, не зная своих корней… Не зная, откуда ты родом и кто ты. – Френсис подавил глубокий вздох. – Ты должна знать историю своей семьи. Ты ведь тоже член этой семьи. Кровь этих людей течет в твоих жилах. Моя кровь…

– А как ты нашел меня? – перешла я тоже на «ты». – После стольких лет…

– То было последнее желание моей покойной жены, твоей бабушки. Она попросила меня еще раз заняться поисками нашей дочери. Дочери я так и не нашел. Зато нашел тебя. Но чтобы ты все поняла правильно, мне надо вернуться назад, к истокам всей этой истории. Итак, ты хорошо представляешь себе все то, что произошло в семействе Мерсер вплоть до того рокового дня, когда потерпел крушение и затонул пароход «Кумбана», унеся с собой на дно всех мужчин семьи. Так?

– Да. Только не могу взять в толк, какое отношение все это имеет ко мне.

– Мне понятно твое нетерпение. Но вначале внимательно выслушай то, что я собираюсь тебе поведать, и тогда ты все поймешь правильно. Итак, сейчас я расскажу тебе, что случилось с Китти потом…

Китти