И тут же увидел, что на баланс поступил сорокет.
Звонок Толика он сбросил, смотреть на него не хотелось. Хоть, блин, сам у себя редактируй впечатления после таких заявлений, мля!
«56. Получи сотый уровень аккаунта. Награда — 40 000 баллов».
А вот это отличный подгон. Прям-таки очень-очень.
Пашка оторвал жопу от бордюра и порулил к заправке, где запихивался любимыми хот-догами, пока не получил вторую свинку. К этому моменту от них начало мутить.
Оставался один уровень. Так-то овнов не хватало только трёх… Но что-то к Пионовой топать вообще не хотелось. И вдруг Пашка вспомнил про «G» на боку, еврейскую букву «тет», которая девяносто девять процентов давалась за пиздёжь. Уж чего проще.
Пашка подошёл к прилавку в очередной раз.
— Ну даёшь! — улыбнулась ему продавщица заправки. — Неужели ещё сосисок⁈
— А я когда-то на спор двести штук съел, — хмыкнул Пашка. — Так что могу. Слопал и ещё пять косарей выиграл.
Телефон никак не отзывался.
— А моего друга Толика на семнадцатой вывернуло, у всех на глазах! — поднажал Пашка.
Мобила завибрировала. Он скосил глаза вниз. Она! «G» на боку в пуше!
— Да ладно! Это невозможно же! — развеселилась девушка. — Хотя про друга — верю.
— Ещё как возможно! Меня тогда даже по телеку показали. Только не у нас. Это был конкурс заграничный, мы с родителями летали отдыхать, в Америке было! А друг с нами напросился, и мы его взяли из жалости!
Ещё одна «тет». До необходимой десятки не хватало двух штук.
— А вы похожи на мою двоюродную сестру, — закусил удила Пашка. — Такая же красивая.
Ничего.
— Женька — она только потолще. Очень покушать любит, — присовокупил он уже совершеннейшую ложь: Женька была худющей и страшненькой.
Новая «тет».
— Тебе сколько лет, Ромео? — хихикнула продавщица.
— Двадцать два скоро, — затаив дыхание, объявил Пашка. Телефон молчал, и он добавил: — Мне на день рождения предки мотоцикл пообещали.
«Вы достигли 100-го уровня!»
Глава 17Сотый уровень
— Эй, мачо, ау! Тебе что-то отпустить-то?
— А? — очнулся Пашка, залипший на экран приложения.
— Покупать будешь что?
— Не, — пробормотал Пашка и вышел на улицу, едва не угодив под заворачивающую к колонке чёрную «тойоту».
А как, собственно, проверить эту функцию?
Пашка навёл камеру на мусорную урну.
«Уличный контейнер для отходов. Износ: 16%; заполненность: 65%. Подробнее…»
Пашка разблокировал направление расширения про историю за пять баллов и, едва не зажмурившись предварительно, вернулся к инфо мусорки, где нажал на новый раздел.
Цена правки зависела от того, какие проставлены галочки, игра предлагала их шесть. И ни один из вариантов не радовал:
— правка в массовом сознании: цена — 50 000 баллов;
— правка в сознании @введите ФИО: цена — 25 000 баллов;
— правка в текстовых сведеньях об объекте: цена — 35 000 баллов;
— правка в конкретную текстовую запись об объекте (отсканируйте камерой): цена — 1 000 баллов;
— правка в фото- видео- и иные изображения объекта: цена — 35 000 баллов;
— правка в конкретное изображение (отсканируйте камерой): цена — 3 000 баллов.
Пашка понял, что он, во-первых, завис и прекратил воспринимать вокруг даже звук, слившийся в какой-то глухой гул, перекрываемый шумом крови в ушах, а во-вторых, что у него подрагивают плотно сомкнутые губы. Всё было обманом. Всё это — не имеющая смысла ерунда. А никакое не изменение прошлого. И значит…
Что же делать⁈ Что делать, если, похоже, он действительно убил, совершенно и навсегда, своего отца?
У. Б. И. Л.
В первую очередь Пашка напился. С пофиксиным Толиком. Дав себе чёткую установку ни в коем случае не просвещать того на предмет правок в его восприятии. Решение, конечно, было спорным, но побороть искушение оказалось свыше Пашкиных сил. Просто отрубить бо́шку сведением энергии в ноль виделось недостаточным. Это, столь долго отодвигаемое сознанием, требовалось как-то пережить. Проговорить. Понять.
Пили у Толика. Очень повезло, и его предки свалили на выхи заранее, ещё с вечера четверга. Вот кто умел отрываться по полной.
До рассвета набрал Пашка целых пять медведей и даже три свиньи, хотя они почти что и не жрали. Но что толку в этих достижениях? Получить возможность влиять на массовое сознание, как гнидень? И что это даст? Отца так и так вернуть не получится.
Не-по-лу-чи-тся.
Все попытки попробовать убедить себя, что тот получил по заслугам, упирались в какую-то стену отрицания. Старый метод не работал.
Возможно, Пашка отказался бы даже от финальной битвы с историком, так тошно было у него на душе и так хотелось послать к чёрту треклятую игру, но тут сильное влияние оказал Толик, готовый признавать всё что угодно, кроме того, что сраный гнидень — не счастье для всех и вся.
А между тем маразм крепчал, и не замечать этого не получалось даже в алкогольном угаре. Голос ненавистного историка раздавался из радиоприёмников таксистов и музыкальных колонок в кафе, его мерзкая рожа мелькала во всех уличных телеках, и все, восторженно приоткрыв рты, соглашались с каждым словом и — что самое жуткое — спешили указание выполнять.
Когда без двадцати одиннадцать Пашка и Толик понеслись в магаз, и Пашка клялся, что им всё продадут и не фиг пилить в далёкий уличный ларёк с незаконопослушной тётенькой, историк выступил с призывом, чтобы каждый житель города перевёл всего десять рублей на специальный счёт, и это позволит уже завтра получить необходимые для ремонта основных дорог пять миллионов, не дожидаясь дотации. И люди кругом, вместо того чтобы поржать или пуститься в ругань о коррупции, массово взялись доставать телефоны и делать сраные переводы!
— Толян, ты чё творишь⁈ — неверной рукой вцепился в предплечье друга подгулявший Пашка. — Это же грабёж!
— Десять рублей? Уж потяну.
— На кой тебе дороги, у тебя ни прав, ни машины. Это грабёж! Это не пойдёт ни на какой ремонт!
— Ну а вдруг пойдёт? Жалко, что ли?
И он, дождавшись повторного объявления, ввёл под диктовку цифры счёта, а потом кинул туда не десять, а пятьдесят рублей.
Да уж, историк по больничкам с целительством явно не шастает, чтобы свой новый лимузин оплачивать. Или на чём он там теперь разъезжает?
— Паспорт, — потребовала продавщица на кассе.
И Пашка с трудом набрал внятную команду продать им все бутылки без документов.
В полночь дали тысячу баллов. Под утро приятели таки потащились к доброй тётке через дворы. Адское похмелье на следующий день Пашка убрал за двести баллов и у себя, и ещё у Толика — из человеколюбия. Тем более что столько очков на счету ему уже было не нужно.
Разобравшись с историком, Пашка купит новый телефон и начнёт другую жизнь. Этот, с игрой, останется только на случай непредвиденных ситуаций. Болезней там или буйства пользователей. Пашка даже носить его с собой не станет. Чтобы не соблазняться.
Найдёт нормальную работу. Не целителем никаким. Окончит школу и свалит туда, где даже знать не будет, кто кругом играет в «Дополненную реальность»! А телефон оставит дома. Попросит мамку заряжать, чтобы соблазна скачать на другое устройство не было…
Или сначала лучше искупить убийство отца? Пойти по больным детям из объявлений о сборе средств в интернете, и починить их? Или ещё что вроде того?
А может… а может, поменять память об игрухе себе? Вообще забыть о ней? Отредактировать новой функцией своё восприятие? И даже не знать, что наделал?..
Меню правок в истории на людях Пашка просмотрел на каком-то прохожем — чисто проклацал функционал. Оно позволяло среди прочего удалять воспоминания из памяти — с адаптацией созависимых данных и без. Во втором случае стоила фича целых семьдесят тысяч баллов за смысловой кусок. Но для такого дела можно было ими пожертвовать.
И мысль эта была очень, очень заманчивой. Она пришла на подступах к дому Люськи, с которой уговорились о свиданке (принёсшей в итоге трёх овнов (плюс сто первый уровень) и две кривенькие «Т»).
Идея показалась спасительной. Потому как выполнимость первого плана была по-честному сомнительна. Сорвался бы Пашка, очень и очень быстро. Сам это понимал.
После нейтрализации похмелья обсуждать с Толиком идею игруху слить стало совершенно невозможно, тот проникся к ней полным неземным восхищением. Собственно, потому-то Пашка и свалил.
Только к Пионовскому экстазу он теперь относился насторожённо. И оказалось, что это ох как влияет на ощущения. А ну как опять наёбывает? В общем, вскоре и от неё Пашка смотал удочки.
И обрушилось на него всестороннее одиночество.
Заговорщики требовали смотаться вечером к Галине Евгеньевне и откопать в её воспоминаниях модель историкового телефона, но Пашке этого так сильно не хотелось, что он слил адрес Славе, подумав, что это будет честно — он же тётку нашёл? Надо бы и Марципану почесаться.
Стараясь гнать мысли про отца, и про то, что уже не воротишь сделанного, и может, не стоит горячиться, — особенно, Пашка притопал домой, завалился на кровать и отрубил себе энергию до самой субботы.
Разбудил Марципан, позвонив и сурово спросив, с фига ли Пашка не отвечает в чате. Оказалось, там намутилась конспиративная встреча в кафехе для обсуждения плана, и даже успела согласоваться дата глобального воплощения — грядущий понедельник.
Почему-то за складывание на тарелку жрачки и разогревание её в микроволновке дали отзеркаленную длинноверхую «Г», букву «далет». Пашка почесал лоб. Непонятные выкрутасы игрухи всё чаще бесили. В такие моменты особенно сильно хотелось от неё избавиться.
В кафеху он припозднился, там уже все собрались и сидели за дальним столиком, как старые приятели. По центру между ними лежал, окружённый стаканами, новенький айфон последней модели.
Пашка первым делом протянул к нему руку.
— Пустой, — остановил Васин. — Но у мэра тел вроде свежекупленный, так что навряд ли будет отличаться снаружи, если поменять чехлы.