Собственно, на весь огромный остров единственная нормальная река — Педиеос, на которой и стоит город Энгоми, но она превращается летом в едва заметный ручеек. Остальные и вовсе пересыхают. В общем, с точки зрения сельского хозяйства Кипр — слабое подобие Милаванды или Македонии, а о водяных колесах и мельницах придется забыть. Хотя… Римляне же как-то умудрялись снабжать города водой. Акведуки строили, трубопроводы прокладывали. Там ведь даже бани были. А я чем хуже? Я тоже баню хочу. Решено! На Кипр! А этот дворец пусть станет чем-то вроде областной администрации и резиденцией здешнего архонта. Бывший воин, выросший в хижине, сплетенной из лозы, это заслужил. Вот он, стоит передо мной и преданно поедает глазами. Я кивнул ему, сделав вид, что только что заметил.
Нелей, один из сотников фаланги, кисть которого после ранения почти не гнулась, склонил голову. Мужику и тридцати нет, а он покрыт шрамами с головы до пят. Вырезанные стрелы, след от удара копья, длинные рубцы от кинжала, а теперь вот камень раздробил кости на левой руке. Держать щит он больше не может, пальцы едва гнутся. Рядом с ним стоит юноша лет шестнадцати, сын гончара с Сифноса, отмеченный мной за цепкий ум и необыкновенную память. Его зовут Терон, что значит крепкий, выносливый. Но, вопреки имени, он не крепок и не вынослив. Напротив, он щуплый и худой до того, что даже сытная кормежка в школе не смогла этого исправить. Я хотел его наставником сделать, но растущая держава требует грамотных людей. И верных, таких, как он. Терон, не раздумывая, присягнул Морскому богу, навсегда попрощался с родными и сел на мой корабль. Теперь тут его дом. Или там, где я ему прикажу.
— Итак, — сказал я. — Ты, Нелей. Я оставлю тебе сотню воинов. Мало, знаю. Остальных наберешь на месте. И не из воинских семей. Бери пастухов, беженцев с востока и даже беглых рабов. Мне все равно, кого ты возьмешь, лишь бы яйца имели. Твоя личная сотня станет получать жалование серебром, остальным за службу дадим землю. Пять сотен пока будет достаточно. Как только наберешь воинов, начнешь передел земли. Ты, Терон, за это отвечаешь. Земли будем выделять только общинам. Разбить всю хору на дамосы(3) и закрепить их границы. Владения покойного царя, храмов и знати переходят в мой теменос. Воинов селите вокруг города. Если кого-то придется согнать для этого с земли — сгоните, но отправьте в какую-нибудь деревню, чтобы с голоду не помер. Если горожанин не занимается ремеслом и не нужен здесь — выселяйте его в Нижний город. Оставьте за стеной здесь только лучших мастеров, купцов и воинов.
— Завоет народец, государь! — смело взглянул на меня новый архонт.
— Я же тебе сказал, воинов сначала набери, — усмехнулся я. — И тогда плевать на их вой. Помни, что здесь потом отставники из войска жить будут. Для них пятую часть земли нужно застолбить. Ее заселите рабами-арендаторами. Их вам привезут мои тамкары.
— Как это? — не поняли мои чиновники. — Так рабами или арендаторами?
— Рабы мне невыгодны, — пояснил я. — Человек должен на себя работать и стремиться сделать как можно больше и лучше. Если у человека отнимать все, то и ему и трудиться незачем.
— Тогда это как бы не совсем раб получается, — почесал затылок Нелей.
— Колон, — подсказал я. — Такой человек называется колон. Он будет арендовать землю и отдавать половину урожая. Свободные крестьяне будут отдавать четверть. Вопросы?
— Много вопросов, господин, — несмело улыбнулся мой новый писец. — Я их даже на дощечке записал. Разрешите?
— Давай, — махнул я, а потом взглянул на Нелея, который несмело поднял руку. — Ты что-то хотел?
— Господин! — просительно посмотрел на меня архонт. — Жениться бы мне. Я тут вдовушку справную приглядел. Дозволите жениться-то?
— Не дозволю, — покачал я головой. — Приеду сюда через полгода. Если все дела будут в порядке, отдам тебе в жены дочь самого царя Париамы, а не какую-то там вдову. И приданое за нее хорошее получишь. Родней моей станешь по жене. Согласен?
— Да! — выкрикнул находящийся на грани обморока сотник. Про свою зазнобу он уже и думать забыл. Ну а что? Мне же нужно табун незамужних родственниц за перспективных людей пристроить, а такие связи здесь куда крепче, чем какая-то присяга.
Дел по горло. Нужно идти на Родос и в Угарит, пока стоит хорошая погода, а ведь за дверью ждет делегация местных купцов. Они тоже от меня чего-то хотят. Наверное, ждут справедливого суда, снижения податей и свободной торговли в Египте, Трое и Микенах. А вот фиг им! Это только для моих тамкаров. Придется пару часов слушать вопли и униженные просьбы, после чего мы с ними договоримся, и они перейдут в подчинение Купеческой гильдии, которую я хочу, наконец, устроить. У меня уже сил никаких нет вручную регулировать торговлю на огромных пространствах Великого Моря. Я занимаюсь этим на бегу, между делом, отдыхая дома после военных походов. Да и, откровенно говоря, разбираюсь я в этом на порядок хуже, чем Рапану и купцы из Угарита, осевшие на Сифносе.
Я отлично понимаю, что сшиваю на живую нитку совершенно разные земли, а государство мое рассыплется в прах после первого же дуновения ветерка. Чтобы этого не случилось, мне нужно закончить завоевания, остановиться и начать методичный, каждодневный труд правителя. Нужно выстраивать чиновничью вертикаль, истреблять пиратов, предложить заработок бывшим пиратам, сделать так, чтобы купцы могли заработать, не занимаясь пиратством. А еще нужно поселить в сознании людей крайне непривычную мысль, что пиратство — это не законный заработок на море, а преступление, за которое неизбежно последует жесткое наказание… Тьфу ты! На войну хочу. Там все куда проще.
Пока без войны никак. Мне позарез нужен Кипр. Именно там будут сходиться все нити Царской дороги, которой я, как паутиной, опутаю весь обитаемый мир.
1 Пус (πούς) — стопа. Древнегреческая мера длины, которая иногда ошибочно называется футом. Аттический пус (а потом римский «пес») — 29,6 см, что соответствует 45-му размеру обуви.
2 Хора — земельные угодья античного полиса. В Милете хора составляла около 1000 квадратных километров, из которых только 10–15 процентов составляли леса и болота, а остальное входило в сельскохозяйственный оборот. Термин «хора» — явный анахронизм для этого времени, его ввел главный герой как элемент прогрессорства.
3 Дамос — сельская община микенского периода, подчиненная дворцу. Управлялась старостами-коретерами. В отличие от более поздней античной деревенской общины, которая называлась «кома», имела куда меньше прав и не являлась политической единицей. Дамосы обрабатывали землю, платили подати и давали людей на общественные работы. Как уже упоминалось, демократии античного извода в это время еще нет, и дамос — это земледельческая община, схожая по многим признакам с такими же общинами в Вавилонии и Египте.
Глава 6
В то же самое время. Вавилон.
Столица четырех сторон света, центр мира, где только и живут истинные люди, снова расцвел после десятилетий войн и неурядиц. Но вот расцвет этот был какой-то робкий и торопливый, похожий на пустыню после дождя. Песчаные барханы, впитавшие нежданную влагу, покрываются зеленью и цветами, а уже через пару недель на этом месте ветер вновь переносит тучи песка, словно и не было ничего. Великий царь Мардук-апла-иддин, который только что занял престол, по слухам, был юношей недалеким и слабым. И лишь милость могущественного родственника, эламского(1) царя-воина Шутрук-Наххунте, держала в равновесии мир Междуречья. И торговлю тоже держал он, контролируя поставки лазурита и олова с далекого востока. Мало стало и того, и другого, и цены сильно выросли, но пока что тонкие ручейки караванов шли сюда через Сузы, питая торговлю всей Вавилонии.
Война! Здесь будет большая война. Так сказал господин, а господину Кулли верил безоговорочно. Было ему видение у жертвенника Морского бога, что со смертью царя Мардук-аппла-иддина закончится недолгий период процветания. Ассирийцы, хищники севера, понемногу расправляющие крылья, и орды горцев с востока сметут Вавилон, и даже золотую статую бога Мардука увезут из священного храма Эсагила, погрузив все Междуречье в ужас и плач.
— Бр-р! Избавь бог Энлиль от такой напасти! — Кулли даже плечами передернул, словно ему было холодно. Хотя холодно ему вовсе не было. Погода стояла на редкость приятная, без иссушающей летней жары. Практичный купец бога Энлиля почитал превыше Мардука, ведь точно так же поступали цари-касситы(2). Никаких личных претензий у него к Мардуку не было, Кулли всего лишь подстраивался под реальную жизнь. Раз цари его почитают, то и ему не вредно будет. Впрочем, как и все торговцам, Кулли поклонялся богу Набу, дарующему свою милость купцам и грамотеям. Его храм Э-ур-ме-имина, «Дом, собирающий все судьбы», находился в самом центре Вавилона, неподалеку от царского дворца и Эсагилы. Кулли непременно зайдет туда, чтобы ученый жрец погадал ему по печени жертвенного барана. Верное дело! Так отец, дед и прадед поступали. Не будет счастья в дороге, если не узнать волю богов. Кулли очень удачно проскочил родной Сиппар, где его ждет не дождется любимая женушка и ее озверевшая от неслыханных убытков родня. Если Кулли хоть что-то понимал в почитании богов, то милосердные жрецы содрали с его второй половины все до сикля, включая проценты. А поскольку у нее таких денег точно нет, то пришлось раскошелиться тестю и его сыновьям.
— М-да, — поежился Кулли. — Удача на обратном пути мне точно не помешает.
Кулли вертел головой по сторонам, толкаясь среди торговцев и мастеров. Он подходил к прилавкам, смотрел товар и запоминал цены. Он придирчиво щупал ткани, груди юных рабынь и круги овечьего сыра. А еще прикидывал вес мешков с финиками. Лучше нет в дороге еды. Он прикупит обязательно несколько штук. Неплохи и здешние ковры. Шерсть из Хайясы сейчас поступает с трудом, зато баранов много в Ассирии, которая тащит сюда пряжу в огромных количествах. Кулли потом повезет отсюда ковры. Их тоже будут охотно брать, особенно в богатых домах на севере, где зимой холодно ногам даже на каменных полах дворцов.