Ему хотелось расхохотаться.
Небо снаружи начало менять цвет: не так, как если бы его затянули тучи, но словно солнечному свету приходилось пробиваться сквозь толстый слой стекла. Кеннет выглянул в окно: все начали затягивать мягкие тени с размытыми очертаниями, на подворье из ниоткуда появился небольшой смерчик, одуревший кот промчался под ближайшей стеной. Шерсть его торчала во все стороны и сыпала искрами.
— Козу хоцу!!!
— Нет и хватит.
— Хоцу! Хоцу! Хоцу! Хоцу-у-у-у-у!
С каждым «хоцу» кто-то накладывал на город очередной слой стекла, все более толстого и темного. Пока, наконец, мир снаружи не стал выглядеть, словно при затмении, когда темноту разгоняет лишь солнечная корона. Кеннет отвел взгляд от окна и взглянул на Меехалу. Та стояла на цыпочках с запрокинутым лицом, глаза ее, как будто пустые, были широко открыты.
— Меехала… — Мать присела рядом и положила ей ладонь на голову. — У тебя жар.
— Нет! — Девочка отступила на шаг. — Нет! Нету! Я не бойна! Хоцу байаска или козу. Козу! Козу-у-у-у!
Последнее «козу» тянулось, казалось, бесконечно. И в миг, когда Меехала захлебнулась криком, когда уже не хватило ей дыхания, а детский бунт перешел в плач, — мир ответил.
Пузырь, который лопнул на этот раз, был не обычной рыбы. На этот раз лопнул пузырь рыбьего чудовища, матери и отца всех рыб в мире, а звук, который наполнил пространство, придавил этот мир мягкой тяжелой лапой.
И пространство выплюнуло животных.
Падали они отовсюду, на этот раз появляясь бесшумно, будто звук, что едва стих, исчерпал все прочие отзвуки. Впрочем, несколько первых ударов сердца вообще стояла полная тишина, на глазах у лейтенанта в паре футов над землей материализовалось несколько овец, животные упали на грунт и с одуревшими мордами осматривались теперь вокруг. Тихо заблеял ягненок.
И этот звук пробудил весь мир.
Стук копытец, звук падающих с разной высоты животных — животных, падающих на улицах, крышах и площадях города, накатывался со всех сторон. Козы и овцы появлялись отовсюду, по три, четыре, пять сразу, к счастью для себя и жителей — всегда не более чем в нескольких футах над местом, где приземлялись. Даже те, что оказывались над домами, управлялись неплохо. Правда, островерхие крыши не были хорошим местом для падения, но большая часть животных просто соскальзывала и соскакивала вниз. Для пород, выведенных для горных пастбищ, такие места не были проблемой.
Вскоре животные были везде: козы и овцы, маленькие и большие, белые, серые, черные, пятнистые — путались под ногами повсюду, на каждой улице, в каждом закоулке. В крыши то и дело начинали стучать копытца, воздух наполнялся меканьем и блеяньем испуганных, ошалевших четвероногих. Все чаще к этой какофонии присоединялись человеческие крики, кто-то орал испуганно, где-то раздался грохот, словно чья-то крыша не выдержала очередного приземлившегося на нее животного, из ближайшего из домов доносился отчаянный плач ребенка.
От неожиданного богатства, похоже, могла разболеться голова.
И тогда полумрак, наполняющий пространство над городом, еще и углубился, а Меехала, которая вовсю рыдала, набрала воздуха и вновь завопила:
— Хочу! Хочу!! Хочу!!!
Кеннет отвел взгляд от светопреставления за окном и глянул на девочку. Глаза у нее были словно блюдца на бледном личике, волосы слиплись от пота. С каждым криком пространство вокруг нее, казалось, гнулось, будто нечто пыталось втянуть ее внутрь, тени вокруг тела странно изгибались, сопротивляясь размытому свету, втекающему в окно. Лидия сидела перед дочкой на корточках и, держа ее за плечи, пыталась… пожалуй, прижать ее, но клубящаяся вокруг девочки Сила создавала барьер. Женщина взглянула ему в глаза с немой просьбой.
Стукнули двери, и Вархенн Велергорф выскочил наружу. Довольно бессмысленным жестом прикрывая рукою голову, ворвался в мекающее стадо, схватил молодую козочку и вновь вскочил в дом. Подошел к малышке, протянул ей онемевшего от ужаса зверя и сказал удивительно спокойным голосом:
— Меехала, это тебе. Твоя собственная коза.
Малышка замолчала на полуноте и еще шире распахнула глаза. На мордашку девочки медленно вползла полная недоверия, но счастливая улыбка.
— Моя? Моя коза? Правда, моя?
— Правда. — Десятник взглянул на своего командира и проворчал: — Заплачу из своего жалования, господин лейтенант.
Девочка схватила козленка и прижала его к груди.
И все стихло.
Кеннет отвернулся к окну. Там становилось светлее, животные перестали падать с неба, а человеческие крики постепенно стихали.
— Тебе не придется, Вархенн. Если кто-то заявит на нее права — я сам заплачу. Даю слово.
Лидия-кер-Зеавэ обняла дочку и вдруг громко расплакалась.
— Прости, доченька.
— Холосо, мама, узе холосо. — Меехала прижалась к матери, коза же, втиснутая между ними, вовсе не выглядела довольной.
Чародей сидел на лавке, с бородой, слепленной засыхающей кровью, и выглядел так, словно его вот-вот могло стошнить. Смотрел на внучатую племянницу, и во взгляде его восторг смешивался со страхом.
Неожиданно Лидия вскочила и подхватила девочку на руки.
— Мы должны уехать.
— Почему? — Лейтенант глянул на нее.
— Потому что иначе они заберут ребенка, — прохрипел Дервен. — Ни одна гильдия и ни одна имперская школа магии не допустит, чтобы такой талант бегал без присмотра. А уж поверьте мне, то, что она сделала недавно… это словно во тьме ночи взорвался вулкан. Они будут здесь, едва лишь Источник немного успокоится. И изведут ее.
— Изведут? — Кеннет глянул на чародея внимательнее. Дервен Клацв не смотрел на него, не мог оторвать взгляд от Меехалы.
— А как же! — Чародей встал с тяжелым вздохом, оперся на костыль и сделал несколько шагов в сторону девочки. — Она обернула целый Источник вокруг пальца, потянулась назад во времени и вытащила каждую овцу, козу или барана из этой долины четыреста лет назад. Хе-хе, это объясняет потерю, которая тогда у нас случилась. Не зараза — чары. Только здесь, в этой долине, до краев наполненной собственным аспектом, могло случиться нечто подобное. Но я не чувствую в Меехале других аспектов, то есть она, как и я, обречена на Малый Камень. Когда ее заберут из долины и отрежут от этого Источника, она станет никем. Самое большее, сделают из нее третьесортную ворожею.
Он присел подле девочки и ласковым движением взвихрил ей волосы.
— Я тоже прошу прощения, девочка моя. Я должен был заметить.
Малышка широко улыбалась.
— Может, так оно будет лучше, поскольку останься она в долине, и что? — Кеннет не отступал. — Станет тянуть сюда любую вещь, которую захочет? Если летом пожелает покататься на санках, засыплет окрестности прошлогодним снегом? Когда замерзнет, с неба обрушится огненный дождь? Я уже видел, что делает Сила в руках дикого таланта.
— Армейская логика, да? — Чародей не поднимал головы, всматриваясь в лицо девочки. — Если чего-то опасаешься, надлежит это уничтожить? Этот Источник стабилен, увеличивает активность лишь раз в семь-восемь лет, а такого состояния, как нынче, он при нашей жизни наверняка больше не достигнет. Это была последняя волна, я в этом разбираюсь. Она будет здесь в безопасности, а я — единственный маг на Севере, который может ее учить. Если каким-то чудом Источник снова обезумеет, мы попросту вывезем ее на несколько дней из долины. Она не опасна…
Маг говорил все тише, не глядя в его сторону, словно бормоча что-то самому себе, но Кеннет прекрасно понимал, что именно он хочет сказать. И о чем просит имперского офицера. Присмотрелся ко всей троице. Искалеченный мужчина, чудом получивший семью, женщина, чьим единственным сокровищем является ребенок, и маленькая девочка, которой очень хотелось, чтобы у нее была коза.
Он отвернулся к окну.
— Некто, например, какой-нибудь чародей, должен поклясться мне, что он уверен: такое не повторится, — сказал он в пространство, делая вид, что не слышит, как Лидия-кер-Зеавэ втягивает воздух. — И должен он поклясться, что станет за ней присматривать, пока малышка не научится контролировать свои способности. Горная Стража воспринимает охрану порядка в Луну Похитителя Коз как привилегию, а потому нам бы хотелось, чтоб было куда возвращаться каждый год. А для тех любопытных магов, которые наверняка вскоре появятся, мы найдем кого-нибудь впору. Хотя, несомненно, и тут многое зависит от талантов того некоего чародея.
Они стояли на лугу за городом, там, где должны были появиться маги из имперской школы. Те связались с Дервеном Клацвом час назад. Кеннет, Велергорф, несколько стражников и узник, гордый и высокомерный, стоящий ровно, словно натянутая тетива. Поглядеть на них со стороны, так можно подумать, что солдаты — лишь почетный эскорт, а не стража.
Кеннет отвел взгляд от лежащей над городом полонины, куда по приказу бургомистра согнали всех магически полученных животных. Потому что уже не было сомнений: это те самые четвероногие, чье исчезновение вызвало традицию, известную как Луна Похитителя Коз. Полонина казалась покрытой живым ковром, что двигался в ритме чувств, охватывавших стадо. Овцы и козы не слишком-то любят друг друга, но выбора им не дали. Когда сосчитали, оказалось, что приступ истерики Меехалы обогатил окрестности более чем на восемнадцать тысяч животных. Большинство стражников в сопровождении городских прислужников теперь их охраняли. Кеннет отослал гонца в ближайший гарнизон с просьбой отправить сюда как минимум роту пехоты, поскольку охочих нажиться этим необычным подарком судьбы было чрезвычайно много. После некоторого размышления бургомистр решил, что часть стада — по одной голове на человека — будет роздана жителям, а остальные животные будут проданы, вырученные средства пойдут на покрытие расходов. Выглядело, что на этот раз каждый получит свою козу.
Десятник откашлялся, чем привлек внимание лейтенанта.
— В чем дело, Вархенн?
— Как я ни прикидываю, господин лейтенант, никак не могу сообразить до конца. Праздник возник после того, как Меехала украла коз в прошлом, верно?