[63]; даже если для Африки это число было несколько меньшим, все же количество продовольствия, потребного для содержания африканской армии, должно было возрасти в несколько раз. Что касается бюрократии, то для ее развития в период Поздней империи показательны следующие цифры. Только в канцелярии проконсула Африки служило 400 чиновников [64], а лишь в одном нумидийском городе Тамугади постоянно находилось 70 служащих различных государственных ведомств [65].
Для фискальной системы африканских провинций была характерна множественность сборов, взимавшихся с одних и тех же хозяйств и категорий налогоплательщиков. Основной фискальной повинностью являлся поземельный натуральный налог — аннона, взимавшийся для обеспечения хлебом Рима и африканской армии [66]. Весьма характерно, что анноной облагались, за некоторыми исключениями, все основные категории землевладельцев. От него не были освобождены даже представители наиболее привилегированного сословия — сенаторы [67]. В одном из указов Валентиниана I настоятельно подчеркивается необходимость неукоснительного сбора анноны с сенаторских земель [68]. Понятно, что с других категорий землевладельцев, стоявших на более низких ступенях сословной лестницы, например, с куриалов, поземельный налог взимался еще более беспощадно. Единицей налогообложения, применявшейся {24} при сборе анноны, была центурия [69] (= 200 югеров = 50 га). Для столь крупной единицы земельной площади, в пределах которой могли располагаться совершенно разные по характеру почвы и рельефу участки, очевидно, было весьма затруднительным привести размер подати в соответствие с качеством земли, что открывало простор злоупотреблениям при раскладке налогов. Поскольку размер взноса представлял собой постоянную величину и не зависел от урожая, в неблагоприятные в климатическом отношении годы, когда уровень осадков был низок, сбор анноны должен был приводить к катастрофическим последствиям для менее мощных хозяйств. К этому следует добавить, что общая сумма налога определялась, исходя не из реальных хозяйственных условий, а из потребностей города Рима, армии и т. д., а затем распределялась между городами и другими группами налогоплательщиков [70]. Положение последних еще более осложнялось тем фактом, что, хотя в принципе и аннону для города Рима (annona urbis Romae), и аннону для армии (militaris annona) должны были собирать одни и те же сборщики (exactores), на практике армейские провиантмейстеры (opinatores) сами являлись к землевладельцам требовать налог [71]. Таким образом, землевладелец, только что уплативший — с бóльшим или меньшим трудом — подать, требуемую гражданским сборщиком, на следующий день мог оказаться вынужденным отдать последние остатки своего урожая вооруженным солдатам.
Помимо анноны, африканское население было обязано другими, более мелкими, но в общей совокупности также весьма обременительными натуральными и денежными взносами. Регулярно производились взимание сала и мяса на нужды армии, денежный сбор на ее экипировку, а также специальный «конский сбор» — денежный налог, заменявший поставку лошадей на военные нужды и колебавшийся в различные периоды и в различных {25} провинциях с 15 до 20 солидов с центурии [72]. Куриалы были обязаны доставлять, кроме этого, лошадей, фураж и деньги для нужд почтовой службы [73]. Сенаторы, кроме анноны, платили специальный денежный поземельный налог — фоллис, или gleba senatoria [74]. Городское население, включая рабов, подлежало особой денежной подати [75]. Помимо прямых постоянных налогов существовали различные экстраординарные сборы и косвенные налоги (quadragesimae и quinquagesimae vectigal) [76].
Множественность налогов, тяготевших над провинциальным населением, ярко иллюстрируется так называемым фискальным тарифом из Карфагена (60-е годы IV в.), разрозненные фрагменты которого были изучены Ш. Соманем. Этот тариф включал, по-видимому, лишь натуральные налоги, вносимые зерном (сумма налога исчисляется в тримодиях) и распространявшиеся на различные категории земельной собственности — как на городские земли, так и на экзимированные имения (fundi). Кроме налогов naviculariorum nomine и limitis nomine, соответствующих, очевидно, анноне города Рима [77] и воинской анноне, мы встречаем здесь еще налоги augmenti nomine и operantium nomine. Сомань полагает, что первый из них представлял собой процент с общей суммы налога, взимаемый в пользу {26} сборщиков, а второй — сбор на содержание лиц, занятых в различных государственных строительных работах.
Тяжесть официально установленных фискальных повинностей была достаточно велика, но она еще более усугублялась злоупотреблениями местных властей и чиновников аппарата по сбору налогов. Об этих злоупотреблениях постоянно говорится в императорских указах IV—V вв. Никакой фиксированной на более или менее продолжительный период нормы отчислений в пользу фиска практически не существовало. Если правительство империи нуждалось в дополнительных средствах в связи с теми или иными обстоятельствами внешнего или внутреннего порядка, сумма налогов намного повышалась. Так было, например, во время подготовки к войне между Констанцием и Юлианом. Аммиан Марцеллин ставит в особую заслугу императору Валенту, что тот не допускал увеличения никаких налогов [78]. Очевидно, такая политика была редким исключением. Все эти факты свидетельствуют о том, что, несмотря на отсутствие точных данных об объеме налогов Поздней империи, сообщения литературных источников об их чрезвычайной обременительности для хозяйства [79] имеют под собой известную почву.
Если попытаться использовать данные о налоговой системе IV—V вв. для оценки состояния торговли и уровня развития товарно-денежных отношений, то перед нами встанут весьма сложные проблемы. Преобладание натуральных налогов и натуральных форм жалованья чиновникам и военным в данный период обычно служит основным аргументом в пользу тезиса о натурализации экономики. Этой более старой и традиционной точке зрения противостоит разработанная А. Допшем [80], Г. Миквицем [81] и некоторыми другими авторами концепция, отрицающая по сути дела какой-либо упадок товарно-денежных отношений в период Поздней империи. Здесь нет возможности останавливаться {27} на этой концепции и освещать большой круг вопросов, связанных с данной проблемой. Необходимо лишь напомнить, что в указанных работах — особенно в трудах Допша — проявилась совершенно неправильная тенденция к идеализации экономической жизни Поздней империи и к отрицанию социально-экономического кризиса античного общества в последний период его существования. В то же время в работе Миквица собран интересный материал, иллюстрирующий состояние денежного обмена в африканских провинциях. Этот материал показывает, что деньги применялись в частных коммерческих сделках гораздо шире, чем во взаимоотношениях между государством, с одной стороны, и налогоплательщиками и государственными служащими, — с другой. Мы полагаем, что при оценке значения системы натуральных налогов в Римской Африке, необходимо учитывать также специфическое назначение этих налогов. Африка была хлебной житницей западной половины империи, Римское государство было заинтересовано в получении из нее прежде всего продуктов сельского хозяйства, которые позволяли прокормить население крупных городов Италии и тем самым в известной мере гарантировать «внутренний мир» в центре империи. Так обстояло дело не только в IV в., но и значительно раньше. Таким образом, в преобладании натуральных налогов над денежными, поскольку речь идет о Римской Африке, сказывались не только чисто экономические факторы, но и определенные особенности социального строя империи — наличие неимущего плебса, находившегося в той или иной степени на иждивении государства. Необходимо в этой связи также учитывать потребности выросшей в IV в. армии.
Для оценки соотношения натуральных и денежных элементов в экономике африканских провинций существенный интерес представляет вопрос о так называемой adaeratio, т. е. о практиковавшемся позднеримским государством переводе натуральных повинностей и платежей в денежные. В работах итальянского историка С. Маццарино [82] и румынского ученого Э. Кондураки [83] вскрывается социальный {28} смысл этой политики; в силу разрыва между постоянно колебавшимся курсом медной монеты и растущей стоимостью золота от нее страдали наименее обеспеченные слои, «в то время как состояния крупных земельных собственников и кучки городских богачей оставались в полной сохранности, ибо в их основе лежало огромное количество накопленных золотых монет» [84]. Но, идет ли речь о золотой или медной монете, такая политика, очевидно, могла проводиться лишь при наличии каких-то объективных возможностей для изъятия у различных категорий налогоплательщиков денег взамен натуральных платежей. Точно так же, если жалованье громадному количеству чиновников могло выдаваться не в натуральной, а в денежной форме, то это означает, что государство располагало определенными источниками получения соответствующих сумм. В этой связи для Африки весьма показательным документом является список пайков (sportulae), установленных в качестве жалованья различным категориям чиновников. Этот список происходит из нумидийского города Тамугади и относится ко времени императора Юлиана (361—363 гг.)