Регулировщица
Номера машин для иностранцев были выкрашены в синий цвет и начинались с обозначения первого слога «ве» корейской азбуки – сокращенно от слова «вегук», то есть иностранный или иностранное государство.
Вообще в КНДР было много разных регистрационных номеров для автомобилей, чтобы можно было точнее распознать, кто едет по дороге. Так, у сотрудников центрального партийного аппарата номера на белом фоне начинались с цифр 2–16, что означало 16 февраля – день рождения «центра партии» Ким Чен Ира, сына первого президента КНДР Ким Ир Сена. У самого Ким Чен Ира также номер начинался с этой цифры, хотя открыто таких данных нигде официально не публиковалось. Просто это было и так известно, в том числе среди иностранного дипломатического корпуса.
Еще были гостевые номера для VIP‑персон с красной звездочкой и трехзначными цифрами, а также регистрационные знаки для частных автомобилей. Частники – в основном владельцы подержанных автомобилей японского производства с правым рулем – обладали номерами белого цвета, на которых в столице КНДР было написано черной краской «Пхеньян» и добавлялось трехзначное число. По нему можно было понять, что в городе было не более тысячи личных автомобилей.
Дорожное движение в Пхеньяне и вообще в КНДР не представляло сложности, но требовало внимательности, особенно за городом. Поскольку машин было немного, за поворотом на какой-нибудь трассе мог неожиданно стоять грузовик или трактор на проезжей части, а его водитель мог спокойно отдыхать на тротуаре.
В самом Пхеньяне движением управляли регулировщицы, которых, как шутили иностранцы, видимо, отбирали через конкурсы красоты, вроде той, которая пыталась меня остановить под «Триумфальной аркой».
Монумент Чхоллима
Облаченные в синюю униформу и фуражки, регулировщицы артистично жестикулировали жезлами, стискивая зубами свистки. Но однажды, к концу 90-х годов, власти города решили заменить хозяек северокорейских улиц на бездушные светофоры. Их вывесили на центральных перекрестках, включили, но на проезжей части начался полный хаос. Водители, привыкшие к оживленным девушкам в форме регулировщиц, совершенно не могли воспринимать менявшиеся сигналы светофора.
Тогда власти снова поставили на свои посты регулировщиц, которые показывали направления движения автомобилей вместе со светофорами. Так, постепенно, местные водители привыкли к тому, чтобы обращать внимание на сигналы красного, желтого и зеленого цветов.
Возвышенность Мансудэ, на которой был построен Пхеньянский дворец съездов, огибает улица Сынни («Победы»), которая, как говорят, раньше носила имя Сталина. На высоком постаменте там устремлен к небу монумент крылатого коня Чхоллима – «Коня тысячи ли», то есть прыжком преодолевающего тысячу верст. Это символ скоростных темпов строительства, своего рода «стахановского движения» в КНДР. На крылатом коне сидят крестьянка и рабочий, который высоко поднял в руках раскрытый томик вождя.
Как-то, проходя по улице Сынни в Пхеньяне, я заглянул в публичную библиотеку школьников центрального района города. Она умещалась всего в одном помещении для читателей, в котором стояли 15 столов. Перед ним была лишь прихожая, где устроили картотеку, и рядом – окно администратора. На стене прихожей висела картина с изображением молодого Ким Ир Сена в окружении школьников. На шее вождя был нарисован красный пионерский галстук.
В правилах пользования библиотекой на стене записано, что читатель должен иметь при себе документы и заплатить пять чон. В одной воне было сто чон, как копеек в рубле.
За порчу или утерю книги взимался штраф в размере десятикратной стоимости книги.
Я тихо вошел в помещение библиотеки, где сидели примерно десять школьников, не обративших на меня никакого внимания, будучи увлеченными чтением. На стене этого помещения висела картина с юным Ким Ир Сеном за чтением книги на опушке леса.
Дорога, которая проходит под пхеньянской Триумфальной аркой, ведет к центральной площади столицы КНДР, носящей имя Ким Ир Сена. Она простирается от набережной реки Тэдонган к трибуне Народного дворца учебы – огромного здания под черепичной крышей, куда я регулярно ходил в библиотеку читать старые корейские книги.
Площадь используется во время праздников, знаменательных дат, парадов и митингов, при проведении массовых гуляний и танцев. По особо торжественным случаям на трибуну перед площадью поднимаются руководители КНДР, а по вечерам с площади Ким Ир Сена как на ладони виден салют, вспыхивающий над монументом идей «чучхе» на противоположном берегу Тэдонгана.
Дворец народной учебы
В 1987 году я видел, как площадь Ким Ир Сена мыли вручную тряпками с мылом сидевшие на корточках кореянки с ведрами воды. Зрелище казалось удивительным, и я запечатлел его для истории.
Вечером, часов в пять, 24 марта 1988 года на площадь Ким Ир Сена стеклось более 100 тысяч человек. Там состоялся массовый митинг общественности города в поддержку приказа верховного главнокомандующего Корейской народной армии о введении полной боевой мобилизационной готовности в связи с активизацией американо-южнокорейских военных учений «Тим Спирит‑88».
Площадь Ким Ир Сена, мойка
Каждый год США проводили в Южной Корее эти учения, несмотря на требования КНДР не делать этого, так как в Пхеньяне такие маневры рассматривали как репетицию войны против республики, причем ядерной.
Вся площадь под пасмурным небом была заполнена людьми. В центре высился огромный портрет Ким Ир Сена на сером постаменте. Пространство на площади было усеяно лозунгами, транспарантами на самую разнообразную тематику: «Долой американский империализм!», «Сместить фашистскую клику Ро Дэ У!», «Возьмем темпы 200-дневного боя», «Да здравствует славная Трудовая партия Кореи!», «Да здравствует Великий Вождь товарищ Ким Ир Сен!»
С речью выступил кандидат в члены политбюро ЦК ТПК, тогдашний ответственный секретарь комитета партии Пхеньяна, председатель Народного комитета столицы КНДР Кан Хивон. Затем выступали военные и девушка, чей отец был убит во время Корейской войны 1950–1953 годов. Вскоре через репродуктор зазвучал скороговоркой речитатив, и вся площадь слилась в едином шуме – стоявшие на ней люди выбрасывали вперед сжатые в кулаки руки и скандировали: «Долой американский империализм!»
Духовой оркестр заиграл марш, и по площади двинулись колонны с транспарантами и лозунгами. Примечателен был темп марша: это был почти бег. Динамичность чувствовалась во всем – в речах, в марширующих колоннах, в выкрикиваемых лозунгах. Неистовый ритм митинга захлестнул всю массу людей на площади Ким Ир Сена.
Шествие завершилось. Колонны людей теперь двинулись по домам. Шли они по проезжей части дорог от площади, оставляя свободной лишь центральную полосу, очерченную двумя непрерывными желтыми линиями.
Митингов по такому поводу проводилось в КНДР очень много, иностранцы в Пхеньяне приглашались на них на трибуну для гостей.
Митинг
Вокруг площади имени Ким Ир Сена размещены здания правительственных учреждений, в том числе министерства иностранных дел КНДР, а также Центральный исторический музей и Государственная картинная галерея. Прямо за ними через дорогу белоснежные изваяния танцующих девушек окружил подсвечиваемый разными цветами фонтан, вода которого спадает по водопаду, давая в жару возможность детишкам полазить по воде и немного охладиться.
Театр Мансудэ
Это парк перед художественным театром «Мансудэ» – по названию возвышенности, на которой его построили. В театре проходят музыкальные представления, а также концерты. Именно там я был на выступлении певицы Аллы Пугачевой с группой «Рецитал» в 1989 году.
Рюгён – «ивовая столица»
Через дорогу за театром «Мансудэ» в тени платанов за высоким решетчатым забором располагается территория российского посольства в КНДР. За ним проходит проспект Чхоллима от старинных ворот Потхонмун и река Потхонган, утопающая в зарослях плакучих ив – деревьев, из-за которых в старину Пхеньян называли «ивовой столицей», Рюгён.
Бродя по набережной реки Потхонган, натыкаюсь на группу пхеньянцев, играющих в шахматы «чанги». Зрители вплотную облепили каменные столики и скамейки. На столе – квадрат серо-желтой оберточной бумаги, расчерченный в крупную клетку.
Игра в шахматы чанги
Шахматы тоже были самодельными – деревянные шестигранные фишки с выведенными на них краской условными обозначениями, которые в старину писались иероглифами, а сейчас буквами корейского алфавита.
Сразу за мостом я увидел группу стариков весьма преклонного возраста, которые расположились прямо на набережной, выложенной бетонной плиткой. Около них крутился мужчина лет сорока пяти с портфелем из черного кожзаменителя. Он вынимал из портфеля какую-то старую посуду, сделанную, возможно, до освобождения Кореи, с намеком на антиквариат.
Старики на берегу реки Потхонган
Один из стариков, на вид уже лет девяноста, внимательно приценивался к крупной пиале. Я подошел, поздоровался. Мужчина поспешно сложил всю посуду в портфель.
– Наверное, журналист. Из какой страны? – спросил мужчина с портфелем.
– Из СССР, – ответил я.
– А, это хорошо! Это как брат, что ли!
– Интересно играть в шахматы, наверное… – пытаюсь поддержать разговор. – Дедушки все живут в этом районе?
– Да, дома им скучно, здесь они и собираются.
Кстати, среди иностранцев бытовал миф о том, что в Пхеньяне нет стариков. Откуда это было взято, не понимаю, возможно, слух разнес кто-то приехавший в КНДР на несколько дней. Ему не попались на глаза старики, и он заключил, что их там вообще нет. Подобного рода слухи очень легко всегда подхватывались журналистами разных стран и распространялись мгновенно.
Во время прогулки по Пхеньяну 22 октября 1988 года оставляю машину у отеля «Пхеньян» и двигаюсь вверх по улице Подынаму («Ивовая»). Для того чтобы попасть на эту улицу со стороны отеля, спускаюсь в подземный переход. Народу там немного. Мальчика лет четырех за руку ведет мама. Я обгоняю их и слышу, как сын говорит маме: