Пхеньянское метро начали строить в 1961 году, и первая линия была запущена в 1973 году, а вторая в 1978 году.
Раздается звонок, и на платформу медленно выезжает зеленый поезд. Посадка производилась быстро, однако названия станций не объявлялись. По сравнению с началом восьмидесятых годов произошло еще одно изменение – не было столь привычной музыки, которая прежде прорывалась бодрыми маршами сквозь вой несущегося в тоннеле поезда.
Я опускаюсь на первое сидение у дверей вагона. Сиденья расположены перпендикулярно оси вагона, как в автобусах или трамваях. Двери автоматически закрываются, и поезд с негромким шумом катится в темное горло тоннеля.
Пионерский патруль
Читающих в вагоне я не приметил. Кто-то разговаривал, большая часть пассажиров была погружена в раздумье. В целом они выглядели очень просто, все в неброской одежде. Лица тоже простые, трудовые руки мужчин держали поручни. Некоторые из них украдкой поглядывали на меня, делая вид, что ничего необычного не происходит. А уже в то время иностранцы обычно не пользовались общественным транспортом – их возили на спецавтобусах и машинах. Но вообще было похоже, что корейцы к тому времени привыкли к иностранцам, и если пять лет до этого меня провожали взглядом все прохожие, шедшие мне навстречу, то теперь уже внимания на мою особу почти не обращали.
Поезд подходил к станции «Хвангымполь», на всякий случай я уточнил у пожилой женщины у дверей, та ли эта станция.
– Да, это Хвангымполь, – подтвердила она, и я вместе с другими попутчиками вышел из вагона. В нос ударил аммиачный запах нашатыря, но никто не показывал ни малейшего беспокойства, и я решил, что ничего страшного не происходит.
Меня часто спрашивали знакомые, приходилось ли мне замечать в КНДР, что за мною следили. Ответ на это достаточно простой – в слежке в прямом понимании смысла просто не было необходимости, с европейской внешностью ты и так там на виду.
В Пхеньяне, в частности на перекрестках и у пешеходных подземных переходов, можно было увидеть школьников-пионеров с блокнотиками в руках. Это пионерские патрули, которые следили за порядком. Если в их поле зрения оказывался иностранец или автомобиль с номерными знаками иностранца, то пионеры записывали, когда и кто появился у их поста и что именно делал. По таким данным можно было без труда выяснить все передвижение иностранного жителя Пхеньяна.
В 90-е годы я замечал, как на улице какие-то люди стали демонстративно фотографировать меня, что было само по себе неприятно. Однажды меня около Центрального банка КНДР сфотографировала бабушка, я подошел к ней и устроил разбирательство, позвав стоявшего недалеко военного. Корейцы стояли, как немые, и никакого результата моих попыток привлечь внимание к тому, что кто-то меня фотографирует, не было. Видимо, это было рассчитано на психологический эффект в отношении иностранца.
Кстати, с такой же практикой я столкнулся и в Токио, когда в очередной раз прибыл туда на работу в 2014 году. Какие-то люди в штатском фотографировали меня специально, чтобы я это видел, но длилось такое испытание недолго и в конце концов прекратилось. Когда японцы расспрашивали меня про КНДР, я обязательно упоминал, что и в Токио меня так же фотографировали на улице, как и в Пхеньяне. Поразительное оказалось сходство!
Приемы по случаю дней рождения вождей
Для всего дипкорпуса в КНДР 23 февраля 1988 года в 17 вечера в театре «Мансудэ» устроили концерт, а после него корейцы преподнесли сюрприз так, что все то и дело его вспоминали – VIP‑прием в особом ресторане «Моннангван» («Магнолия-холл»).
Что это и где он находится, никто не знал. Поэтому после концерта вереница машин дипкорпуса двинулась вслед за сопровождающими автомобилями корейцев. Все двигались по улице Чхоллима вверх, проехали Народный дворец культуры и свернули налево к домам, в которых расположены здания и квартиры сотрудников ЦК ТПК. Они окружены мощными железными заборами и вооруженной охраной. В глубине оказалось зеленого цвета квадратное здание без окон и дверей. Когда все вошли внутрь, увидели огромный светлый зал, отделанный пластиком цвета слоновой кости и зеркалами.
В центре зала был установлен стол с яствами, в том числе грибами сони-посот, которые в Японии известны как дорогущие «мацутакэ», а также с морепродуктами, традиционными салатами и подобием оливье с вареными макаронами. На горячее подали утиные ножки, тушеные с мандаринами, а на каждый круглый стол для гостей выставили дорогие сорта виски, коньяка и корейской водки.
Все это сильно удивило дипломатов и сотрудников загранучреждений в Пхеньяне. Затем на белой сцене открылся занавес, и оркестр электронных инструментов стал исполнять известные мелодии относительно современной в то время иностранной поп-музыки.
На сцене вдруг появился танцевальный ансамбль миловидных девушек, выступление которых представляло собой чистый кордебалет. Коронным номером было «переодевание» во время танца, когда девушки незаметно сменяли свои одеяния.
Когда концерт закончился, девушки вышли в зал приглашать на танец гостей банкета. Дипломаты, военные атташе разных стран кружились в вальсе с кореянками, разогревшись напитками.
Такие же приемы устраивались для иностранцев в Пхеньяне еще несколько раз, по случаю дней рождения Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. Жены дипломатов шили специально для такого выхода в свет себе платья в ателье магазина «Пхеньян» в дипломатическом городке. Ткани выбирали там же, но каково было разочарование тех женщин, которые на приеме вдруг обнаруживали, что из таких же одинаковых тканей были сшиты одеяния и некоторых других жен дипломатов.
Цветок Кимирсения
Дни рождения Ким Ир Сена 15 апреля и Ким Чен Ира 16 февраля были возведены в ранг главных государственных праздников КНДР, наполненных большим символизмом. К примеру, по мере приближения этих дат в разных уголках страны и, разумеется, в самом Пхеньяне проводились фестивали цветов «кимирсения» и «кимченирия» (по-корейски «кимильсонхва» и «кимчжонильхва»), на которые стекались толпы паломников. Итак, что это за цветы?
«Кимирсения» представляет собой орхидею, специально выведенную в Индонезии в апреле 1965 года и подаренную Ким Ир Сену бывшим индонезийским лидером Сукарно. С тех пор эти цветы в массовых масштабах выращивают в КНДР. В 2002 году в Пхеньяне специально построили для них оранжерею площадью 450 квадратных метров. В различных районах страны функционируют около 100 подобных оранжерей.
«Кимченирия» тоже имеет иностранное происхождение, она из семейства бегониевых и была выведена японским садовником Мотодэру Камо из города Какэгава в 1988 году. По данным северокорейских СМИ, японец прислал Ким Чен Иру свой цветок с поздравлением по случаю очередного дня рождения. С тех пор алую бегонию, которой присвоили имя Ким Чен Ира, стали разводить по всей стране. «Кимченирия» достигает в высоту 30–70 сантиметров и имеет до 10–15 соцветий диаметром 20–25 сантиметров каждое.
В Центральном ботаническом саду в Пхеньяне построен специальный выставочный центр-оранжерея, в котором выращенные чиновниками и обычными гражданами цветы выстраиваются в композиции, к примеру, в виде красного силуэта всего Корейского полуострова. В стране действует даже национальный «Союз кимченирии», устраиваются научные симпозиумы о том, как лучше выращивать эти цветы.
Закрытость в обществе
Весьма широко распространено мнение о замкнутости корейцев в КНДР, но я бы сказал, что она есть не везде и не всегда. Приведу один пример. Как-то я возвращался из аэропорта Сунан в Пхеньян и на дороге увидел голосующих, явно спешащих куда-то, девушек в солдатской форме. Я остановился, они сели спешно в машину, но, увидев, что я иностранец, опешили и хотели выйти. Я сказал: «Не волнуйтесь! Куда едете?»
– Пхеньянский вокзал, – ответили солдатки, видимо, очень торопясь, и мы тронулись.
По дороге я не расспрашивал их ни о чем, чтобы не показалось, что именно для этого я их и подсадил. Они тоже не заговаривали со мной. Доехали мы быстро, прямо к вокзалу. Подъезжая, девушка на переднем сиденье оторвала из своего блокнота серый листок бумаги и что-то на нем написала. Потом вручила мне и сказала:
– Вот, это адрес моего отца в деревне. Будет время, приезжайте в гости, спасибо Вам!
Я был тронут приглашением и тем, что военный человек в КНДР не побоялся дать адрес иностранному гражданину.
Потом я не раз замечал, что чем отдаленнее от Пхеньяна места, тем более открыты и менее замкнуты там жители, они охотнее вступают в контакт. Корейцы, пожившие за границей, тоже становятся более раскованными.
Пхеньянский вокзал
В начале 90-х годов я возвращался на поезде из Пекина в Пхеньян и в одном купе ехал со студентом, который учился в Китае. Там он застал события на площади Тяньаньмэнь и сказал, что поддерживает китайских студентов.
Надо сказать, что в самой КНДР открыто не сообщалось о нашумевших на весь мир демонстрациях в Пекине, и жители северокорейской столицы с удивлением смотрели на шествие обучавшихся в Пхеньяне китайских студентов, которые пришли к посольству КНР с плакатами в поддержку сверстников на родине и с требованиями политической свободы.
«Вечер дружбы»
Всех советских корреспондентов в Пхеньяне 6 января 1988 года пригласили в ресторан гостиницы «Тэдонган». В гостевой комнате, пока готовили трапезу, всех принял начальник департамента информации МИД КНДР Ан Хиджон. Это был высокий средних лет человек, худощавый, с вытянутым лицом и сильно прищуренными глазами. Пожимая каждому руку, он произносил какие-то замечания и протяжно смеялся: «А‑ха-ха-ха!» Этот смех он пускал в ход при каждом удобном случае.
Зал, в котором был накрыт стол, казался небольшим, но уютным, располагающим к общению. Наклеенные обои на стенах образовали орнамент – пейзаж из русских тонких берез. У одной из стен была разложена гармошка ширмы с изображением цветов, бутонов в традиционном корейском стиле.