[3].
Отмѣтимъ, что выработанная европейскою мыслью мысль объ этапахъ эволюціи того или иного вида, типа сущаго, хотя словно и имѣетъ въ себѣ нѣчто не могущее быть въ полной мѣрѣ корректно использованнымъ во временныхъ историческихъ условіяхъ (поскольку носитъ чисто метафизическій характеръ), вполнѣ примѣнима къ нашему случаю, который всецѣло – въ ея лонѣ.
Мы – авторы – люди, не имѣющіе то или иное ученіе какъ свою границу: мы устремлены быть шире и глубже.
Мы – противъ мертвящихъ вѣяній какъ матеріализма всѣхъ сортовъ, такъ и идеализма для массъ.
Мы не «православные», не «католики», не «протестанты», полоненные слѣпотой духовной и мракобѣснымъ фанатизмомъ: для насъ не вѣра (и не догма), но символъ есть вещей невидимыхъ обличеніе. Но мы религіозны – и много болѣе глубоко, нежели христіане историческіе: вспомнимъ Бердяева: «Леонардо да Винчи, Гете или Ницше болѣе излюбленныя дѣти Божьи, чѣмъ множество служителей историческаго христіанства», ибо «мука всякаго подлиннаго творчества есть мука религіозная».
Мы не масса: мы не немотствуемъ о главномъ: мы имѣемъ главное въ сердцахъ нашихъ.
Мы – не одно: я за то, чтобы не было одного направленья, но былъ діалогъ; чтобы не было "заказывающаго музыку" – одну, – но было нѣсколько мелодій, въ полифоніи и контрапунктѣ сливающихся въ симфонію. Наши авторы разныхъ міровоззрѣній и печатаются въ той орѳографіи, въ какой считаютъ нужнымъ.
Однако есть и общее для насъ направленіе въ культурѣ – символизмъ. Символизмъ – то что объединяетъ авторовъ; се путеводная наша звѣзда. Символъ – вездѣ и нигдѣ, внутри насъ и внѣ насъ. Символомъ пропитана насквозь вся культура съ самого ея начала: всѣ пророки мудрствовали, облекая мудрость свою въ символъ; всѣ люди науки используютъ символъ; даже лепетанье юнца – и то исполнено символизма. Символъ – и только символъ – зачинаетъ Личность въ человѣкѣ. Символъ – то, что возводитъ насъ къ Единому, это искры Отчаго, изображенія тамошняго въ здѣшнемъ, Единое-внутри-насъ[4].
Иное общее для насъ: вѣрность Духу и вѣрность Истинѣ, свои стези, взбираніе по лѣствицѣ Духа на свой манеръ и внѣ византійства сознанія, внѣ нѣмецко-протестантской буржуазности, внѣ галло-римской либеральности.
Мы не тѣ, кто дѣлитъ, дѣлитъ, дѣлитъ, и въ семъ дѣленіи видитъ нѣкій "прогрессъ": такова наука. – Мы объединяемъ: философію, словесность, мистику, религію. И въ этомъ смыслѣ продолжаемъ тѣ традиціи русской словесности, кои отмѣтилъ въ свое время Штейнеръ[5]. – Рѣчь идетъ объ образцахъ высокаго слова, ничего общаго не имѣющихъ съ беллетристикой и фельетономъ, этими порожденіями мастеровъ общедоступнаго, но родственныхъ всему высокому – отъ миѳическаго Орфея до послѣднихъ, единичныхъ образцовъ высокаго въ XX–XXI вв., остальное – для бѣдныхъ (любого рода). Сказанное означаетъ: не философія (нынѣ лишенная эстетическаго измѣренія), не наука (не вѣдающая истоковъ собственныхъ), не искусство и не поэзія (лишенныя философскихъ глубинъ, слишкомъ мелкія и неглубокія часто, слишкомъ часто), не мистика (забывшая о трезвой осмотрительности), – но синтезъ: философіи, науки, поэзіи, искусства, мистики.
Инымъ общимъ для насъ является непріятіе пластмассоваго и бескрылаго нашего времени, непріятіе духа эпохи, непріятіе хаоса, непріятіе нечестія и безсмыслицы постмодерна, его абсолютной непріемлемости во всѣхъ отношеніяхъ. Потому на нашемъ стягѣ написано: прочь отъ постмодерна – къ модерну и до-модерну.
Мы не пасынки постмодерна, онъ пошлъ для насъ. Мы беремъ отъ модерна и до-модерна ту не могущую быть растраченной энергію символа, которая не можетъ быть отмѣнена, или осмѣяна, или пародирована тѣмъ или инымъ видомъ постмодерна и должна быть проявлена – нами. И Вѣчность для насъ – нѣчто вожделенное, а современность (для многихъ изъ насъ) – лишь саркома на тѣлѣ исторіи. Иными словами: мы бунтуемъ противъ временнаго во имя Вѣчности и ради Нея лишь и созидаемъ нами творимое[6]…
Многое (но, конечно, далеко не всё) публикуемое въ нашемъ альманахѣ роднитъ съ Серебрянымъ вѣкомъ не только вышеперечисленное, но и тщанія иныхъ авторовъ возогнать эстетику до уровня мѣняющей дѣйствительность мистеріи, возогнать Слово до уровня теургіи, тщанія въ Словѣ явить синтетическое искусство…Мы чаемъ, что не всё потеряно, что многое еще возможно…но выздоровленіе духовное должно быть зачинаемо немногими, чтобы не сказать однимъ[7]. – Не бороться съ упадкомъ культуры (то есть не творить) означаетъ способствовать дальнѣйшему «ариманическому грѣхопаденію»; и не бороться съ Ариманомъ – хотя бы и только въ себѣ самомъ – означаетъ быть союзникомъ онаго.
Пребывание в фазе proodos можно, конечно, продлить на пару столетий пока есть кому любоваться реликтами уходящей высокой культуры, запечатленной в её вершинных образцах за минувшие века. Но это вызывает жалость, а не воспарение духа, как старческое бодрячество в попытке затянуть процесс агонии увядания. Мне мнилось, что трагизм и победоносность человеческого существования дополняют друг друга. Однако, это не соответствует взглядам неоплатоников, провидящих глубже. Ряды пневматиков редеют и мы видим, что почти некому встать рядом с М.Раузером, дабы подхватить пламень его мыслей. Кто сегодня способен следовать за Прометеем?». – Героическая – въ своей невозможности – задача: сперва вступить въ діалогъ съ безсмертными, но не какъ комментаторъ, историкъ и біографъ, не какъ примагничивающіеся ко всему авторитетному современные почитывающіе и даже читающіе, но какъ равный (а прежде – ставъ равнымъ), а послѣ объяснить, чѣмъ отличается недопроявленность минувшихъ эпохъ отъ пресловутой ретроспективы; но вступить въ діалогъ съ современными какъ терпѣливый учитель – здѣсь недостаточно. Исторія покрывается бѣлыми пятнами, когда она неправильно проявлена или вообще въ главномъ недопроявлена. Именно такъ обстоитъ дѣло съ Серебрянымъ вѣкомъ.
P.S. Мы, однако, будемъ рады всѣмъ авторамъ и – шире – силамъ, способствующимъ подлинному ренессансу культуры, водворяющимъ ладъ на областяхъ разлада, споспѣшествующимъ начинаніямъ нашимъ. – Ренессансъ былъ явленіемъ, рожденнымъ тѣмъ самымъ возвратнымъ порывомъ, о коемъ упоминалось выше, явленіемъ, даровавшимъ міру много плодовъ – сладкихъ, какъ медъ, и горькихъ, какъ полынь. Онъ былъ исходомъ изъ мрака, изъ застоя, оставаясь самымъ яркимъ примѣромъ выхода изъ культурнаго тупика и понынѣ; былъ онъ удачною попыткою обернуться назадъ, и окинуть взглядомъ пройденный великій путь, и, переосмысливъ его, содѣлать возвратный порывъ къ – казалось бы – давно ушедшему. Намъ представляется, что нынѣ ренессансъ въ тѣхъ масштабахъ невозможенъ въ силу многихъ условій. Но всё же мы полагаемъ: на ренессансъ въ охватѣ меньшемъ можно (и надобно) уповать. Добавимъ, что культурѣ онъ необходимъ нынѣ болѣе всего прочаго. Его созиданiе есть борьба ожесточенная съ тѣмъ мракомъ, съ тѣмъ засиліемъ "новыхъ формъ", уродливыхъ формъ и нормъ постмодернизма, гореносныхъ и гореродныхъ, и прочихъ разновидностей открыто явленнаго абсурда. Возрожденіе новое (возрожденіе, рожденное немногими для немногихъ) возмогло бъ отвоевать у Времени черту положенныхъ сроковъ, – проливши в мiръ сей свѣты горнiе, – отложить на время окончательное торжество уже заступившаго Хаоса, конечной побѣды коего не миновать и вовѣкъ не избѣгнуть… – Въ сердце печали льются в часъ недобрый – когда Солнце не кажетъ себя, всё въ тучахъ, въ темяхъ, мглѣ…но наше дѣло – не отдаваться скорбямъ, не пассивно-униженно ждать небесъ рѣшенье, но съ подобающимъ всему высокому достоинствомъ встрѣтить неотвратимое и, – презрѣвши дольнее и отложивши попеченіе о немъ, – обрушить гневы свои – на него, парируя неожиданные его удары, ибо мы есмы чада Свѣта, и намъ подобаетъ свѣтить ярко, не становяся блѣднѣе – никогда, никогда…
EX ORIENTE LUX: Къ исторіи одного рожденія и одного закатаПоэма въ прозѣПролегомены къ «Послѣднему Кризису»
Посвящается:
– А.Бѣлому и К.Свасьяну, тѣмъ изъ очень немногихъ космистовъ,
до которыхъ мнѣ болѣе всего есть дѣло,
показавшимъ русскому языку,
какимъ онъ можетъ быть въ своихъ вершинахъ,
Учителямъ, во многомъ измѣнившимъ меня и указавшимъ мнѣ
стези если и не неложныя, то многоцѣнныя, чреватыя своими стезями.
– В.Александрову, коего мнѣ – среди прочаго —
стоитъ поблагодарить за неоцѣнимые совѣты,
безъ коихъ сія поэма была бы вовсе иною; равно какъ и
за измѣненья меня – едва ли меньшія,
чѣмъ измѣненія вышеупомянутыя.
Въ вѣкахъ я спалъ… Но я ждалъ, о Невѣста, —
Сѣверъ моя!
Я всталъ
Изъ подземныхъ
Залъ:
Спасти —
Тебя.
Тебя!
Мы рыцари дальнихъ странъ: я – рогъ,
Гудящій изъ тьмы…
Въ сырой,
Въ дождевой
Туманъ —
Несемся
На сѣверъ —
Мы.
На крутыя груди коней кидается
Чахлый кустъ…
Какъ ливень,
Потоки
Дней, —
Какъ бури,
Глаголы
Устъ!
Плащъ семицвѣтіемъ звѣздъ слетаетъ
Въ туманъ: съ плеча…
Тяжелый,
Червонный
Крестъ —
Рукоять
Моего
Меча.
Его въ пустые края вознесла
Стальная рука.
Сѣкли
Мечей
Лезвія —
Не вѣтеръ:
Года.
Вѣка!
2
Тебя