– И так прошло много лет, – продолжила она. – Я не раз по мелочи попадала за решетку и в конце концов загремела на два года в тюрьму за хранение наркотиков и проституцию. До меня быстро дошло, что по сравнению с тюрягой изолятор был шикарной гостиницей. В тюрьме, считай, больше нечего делать, кроме как унижать кого-нибудь, унижаться самой, трахаться да читать. В тюрьме я прочитала и изучила все, что могла. Некоторые люди находят там Бога. Некоторые Дьявола. А я наконец нашла собственный мозг, который забросила с тех пор, как умерла моя бабка. Но этого все равно недостаточно, потому что кошмару нет конца. Все, что я видела и делала, все, что случалось со мной снова и снова, – от всего этого мне никогда не избавиться. И когда меня, наконец, выпустили на свободу, то просто вышвырнули обратно на улицу. И в итоге я вернулась к тому, с чего начала, стала колоться и торговать собой, чтобы платить за наркоту. Стала как зомби. По-прежнему часть темноты. Все тот же кусок дерьма на чьем-то ботинке. Я познакомилась с самыми страшными подонками, по-настоящему кончеными ублюдками. Но они знали, насколько у них съехала крыша, им это было в кайф. Я решила, что теперь-то видела все, что никто не может меня удивить или показать закоулок тьмы, который я не видела прежде. – Она схватилась за спинку кресла напротив меня с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – А потом я встретила Бернарда.
Глава 26
Перед моим внутренним взором неожиданно предстал калейдоскоп воспоминаний о Бернарде, все вперемешку: его лицо и улыбка, торопливые отзвуки незначительных событий прошлого – бездумный ряд картин и подсознательных окликов, не имевших особого значения. Как только Клаудия заговорила, они отступили.
– Я впервые увидела его вскоре после заката. Он разъезжал по «Квадрату Уэлд». Многие девушки его узнавали, он наведывался туда три-четыре раза в неделю. Я давно не была в том районе, только недавно вернулась на улицу, так что понятия не имела, кто это, но другим он нравился: непривередливый клиент, никогда не скандалит, всегда платит и обычно хочет минет либо простой секс. Они считали его этаким безвредным неудачником, понимаешь? Из тех, кто угостит потом завтраком и постарается подружиться. Кого можно держать при себе ради дополнительного заработка. Я просидела с ним в машине всего десять секунд и сочла чистейшим лохом – и можешь мне поверить, Платон, я редко ошибаюсь. Я в своей жизни насмотрелась предостаточно всякого, и едва ли могу неверно оценить человека, особенно мужчину. В моем мире ошибка может стоить жизни. Но с Бернардом я ошиблась – хуже некуда. – Она повернула стул сиденьем к себе и оседлала его, как строптивый подросток. – Бернард изображал жалкого неудачника, и, как остальные девушки, я поначалу купилась. Как я уже сказала, он был обманщиком. Бернард жил этим: он вводил в заблуждение. Но время от времени он расслаблялся, маска немного съезжала, и мне мельком удавалось заметить спрятанного за ней демона.
По мере движения солнца через передние окна, внутрь дома проник еще один лучик и осветил небольшой участок кухни как раз за спиной Клаудии. В то же время сюда, очевидно, просочился легкий ветерок, потому что зола в пепельнице на кухонной стойке на мгновение взвилась в воздух, поднялась на несколько дюймов верх, а затем грациозно спланировала на пол крошечными черными снежинками.
– Уверена, что ты понимаешь, о чем я, – сказала Клаудия.
– Да, – ответил я. – Просто я никогда не подозревал, что за этой маской есть еще что-то, кроме странноватого, грустного и одинокого человека. Ребячливого и безобидного.
– Как и все остальные. В этом и была его сила. В заблуждении. – Клаудия оскалилась. – Но за маской Бернарда было только зло. Я знаю. Я его видела. – Клаудия сунула руку в задний карман джинсов, вытянула красную бандану и вытерла ею лоб, пробормотав: – Эта гребаная жара… – Она провела тряпкой по горлу, потом вниз, по грудям и между ними, стирая пот. – Бернард стал одним из моих постоянных клиентов. Я набрала себе целую компанию. Они мне звонили, и мы встречались где-нибудь на нейтральной территории для свиданий. Так было проще и безопаснее, чем искать работу на улице: я точно знала, что они заплатят и не станут до меня доебываться. Бернард стал моим постоянным клиентом за несколько недель до того, как мы по-настоящему познакомились. В нем была эта его придурковатость, но было и что-то еще. Нечто потаенное. И мне понадобилось какое-то время, чтобы это заметить. А потом я поняла, что он не был очередным лохом, как остальные. За этими глазами что-то пряталось, понимаешь? У него в голове. – Она снова принялась с отсутствующим видом обтираться банданой. – После того как походишь самыми темными дорожками в этой жизни, у тебя появляется что-то вроде радара, учишься на раз узнавать тех, кто тоже там побывал. У всех, кто ходит среди теней, появляется особая манера, и мы замечаем ее в других. И, сколько ни беги от нее, она никуда не девается. Она остается навсегда, как клеймо. Тот, кто побывал в тюрьме, может определить другого сидельца. Я с первого взгляда вижу того, кто прошел через эту мясорубку, а они сразу замечают меня. Тут то же самое. Я поняла, что Бернард, хотя и притворялся простаком, тоже жил во мраке. И у него был план. У людей во мраке всегда есть какой-нибудь план. Только многие его никогда не выполняют, потому что жизнь пришибает их так, что им уже на все насрать. Вот только Бернард был другим. Мрак не управлял им, как мною и другими моими знакомыми. Бернард управлял им. – Она бросила пропитанную потом бандану на стол. – И тогда я поняла о нем кое-что важное: мрак был ему не в новинку. Он жил в нем, осваивал его уже очень давно. Много лет. Невозможно настолько уверенно двигаться во мраке, не проведя там много лет. Она умолкла, потом заговорила снова:
– Все началось как будто невзначай. Бернард никогда ничего не говорил напрямую, но мы оба понимали, в чем дело. Мы стали чаще встречаться, не только ради свиданий, но и просто так. Он всегда платил. Кажется, ему было просто не на что больше тратить деньги. И, как я уже говорила, у него был план. Я, видимо, каким-то образом вписывалась в этот план, и Бернард постепенно, осторожно вводил меня в свой мир. Я тогда еще вовсю кололась, и он подвернулся как раз кстати. От него я получала деньги на наркоту, иногда он даже покупал ее для меня. И иногда сам меня колол. У него даже стало неплохо получаться.
Я оглядел ее голые руки. Несколько старых шрамов, по большей части рассосавшихся. На ее коже больше не было обычных отметок, которыми украшена плоть наркоманов, но все равно в моем воображении возникли эти же руки, но в синяках и кровоподтеках. Я представил, как Бернард опускается на колени и вводит шприц в вену этой женщине.
– Несколько раз в самом конце я тоже его колола, – сказала Клаудия. – Он хотел попробовать, с удовольствием употреблял что-нибудь время от времени, но никогда не увлекался настолько, чтобы подсесть. У него были свои пристрастия.
– Какие?
Как будто по сигналу проникавший прежде в комнату луч солнца потух, погрузив кухню практически в полную темноту.
– Та сторона, – ответила она. – Пытки и смерть. Разрушение. Кровь.
Меня пробрал холод, на краткий миг отогнавший духоту.
– Та сторона, – повторил я. – В смысле, загробная жизнь?
Она кивнула.
– В этом был его интерес: все подготовить к тому времени, когда он перейдет на ту сторону. Он верил, что действия в этой жизни определят, какими способностями он будет обладать в следующей. Для людей вроде Бернарда Ад или Рай не имеют значения. Они повернуты на власти. Здесь, в этой жизни, у него были только те способности, которые давал ему мрак, но он верил, что на другой стороне сможет стать другим.
– Он сошел с ума.
Клаудия приподняла бровь.
– Ты так думаешь?
– А разве нет?
Какое-то время она изучала меня. Я почти что слышал ее мысли.
– Мы с Бернардом сошлись довольно близко. Не то чтобы мне этого так хотелось, но я была наркоманкой, а у наркоманов не такой уж большой выбор. Он снабжал меня ширевом. И позволял почувствовать себя такой же могущественной. Я уже говорила, что много чего навидалась и кое-что знала до того, как встретилась с ним, но Бернард подпустил меня близко, так что я знала, чем он занят. И это было нереально. Кроме того, в то время я и сама еще блуждала во мраке, все еще думала, что там мне самое место, и кроме него у меня никого не было.
– Вы знали, что он убивал людей? – спросил я.
Клаудия медленно и плавно поднялась с места и отодвинула стул с дороги. Крадущимся кошачьим шагом она обошла стол и подобралась ко мне. Я посмотрел на нее снизу вверх, не совсем понимая, что она намеревается делать.
Протянув руку, она коснулась моей футболки, пробежала пальцами по вороту и моему горлу. Ее кожа была тепловатой и влажной, как и моя.
– Поди сюда, – произнесла она громким шепотом, единым движением схватила меня за футболку и подняла со стула. Я подчинился и позволил ей поставить меня на ноги. Из-за разницы в росте мне пришлось опустить голову, чтобы посмотреть ей в глаза. Клаудия придвинулась так близко, что коснулась меня грудью. От нее пахло сигаретами, потом и дешевыми духами. Улыбнувшись, она обхватила меня руками, и ее ладони скользнули по моей спине до талии, мимо пистолета на поясе, и по ягодицам. Одна рука скользнула мне между ног. Я нервно сглотнул, когда она с силой сжала мою мошонку, прежде чем провести ладонями по внутренней стороне моих бедер.
– На мне нет жучка, – сказал я.
Не отвечая, Клаудия опустилась на колени и ощупала мои ноги от коленей до лодыжек. Внезапно она подняла голову. Ее лицо находилось как раз на уровне моей промежности. Я поборол внезапное желание коснуться ее волос, лица. Клаудия поднялась на ноги, развернулась и отошла на другой конец кухни.
– Ты хоть слово услышал из того, что я рассказывала? Думаешь, мне впервой было связаться с убийцей, с жестоким ублюдком, который занимался бы самыми отвратительными извращениями, какие ты только можешь вообразить? – Дойдя до кухонной стойки, она снова повернулась ко мне. – Разница только в том, что большинство моих знакомых так или иначе оказались во мраке. Искали его или оказались втянуты. Понимаешь? Но не Бернард. Бернард родился во мраке.