сейчас это все устарело и прошло.
Сам Норман не мог с этим смириться. Для него было очевидно, что в американском обществе люди работают в коллективах, группами, а не в одиночку; резкий индивидуализм быстро заменили бесконечные общие собрания с принятием коллективного решения. В этом новом обществе изучение коллективного поведения казалось ему не менее, а куда более важным. К тому же он вовсе не думал, что беспокойство — это медицинская проблема, которую следует решать с помощью медицинских препаратов. Ему казалось, что общество, в котором все поголовно принимают транквилизаторы — это общество нерешенных проблем.
Только позже, в 80-е, японская техника управления заставила ученых вновь обратиться к той сфере изучения, которая всегда интересовала Нормана. Примерно в то же время была осознана проблема зависимости от «валиума» и других транквилизаторов и пересмотрен самый подход к наркотерапии как средству от беспокойства. Однако тем временем для Джонсона несколько лет прошли, как в болоте. Почти три года ему не утверждали научного гранта, и оттого поиски дома и мысли о продлении контракта были для него поистине насущными проблемами.
В самые худшие времена, в конце 79-го года к нему пришел важный молодой юрист из Совета Национальной Безопасности в Вашингтоне, уселся нога на ногу и, положив лодыжку на колено, нервно теребил носок. Юрист объяснил Норману, что пришел к нему за помощью.
Норман ответил, что поможет, если сумеет.
— Дело в том, что эта страна совершенно не готова к вторжению пришельцев. Абсолютно никакой готовности.
Поскольку юрист был молод и поскольку говорил он, уставившись на свой носок, Норман поначалу решил, что тот смущен своим дурацким поручением. Но когда молодой человек поднял глаза, Норман с удивлением обнаружил, что тот предельно серьезен.
— Мы можем быть запросто захвачены врасплох, буквально со спущенными штанами, — пояснил юрист. — Вторжением пришельцев.
Норман закусил губу, чтобы не расхохотаться.
— Вероятно, да, — сказал он.
— Люди в Администрации озабочены.
— Правда?
— Есть мнение на самом верху, что следует составить план на случай непредвиденных обстоятельств.
— Вы имеете в виду непредвиденные обстоятельства в случае вторжения пришельцев… — каким-то чудом Норману удалось сохранить непроницаемое лицо.
— Возможно, — поправил юрист, — возможно, «вторжение» — слишком сильное слово. Давайте его смягчим — скажем, «контакт». Контакт с чужеземцами.
— Понятно.
— Вы уже участвовали в работе спасателей во время гражданских катастроф, д-р Джонсон. Вы знаете, как работают эти аварийные команды. Мы бы хотели получить от вас заключение относительно оптимального состава аварийной команды для противостояния пришельцам.
— Понятно, — ответил Норман, радуясь, что удалось так тактично отделаться. Идея была совершенно нелепой. Он мог рассматривать ее появление только как перестановку в Администрации: не в состоянии справиться с безмерностью реальных проблем, в верхах решили переключиться на что-нибудь еще.
Но юрист откашлялся, предложил провести необходимые исследования и, перейдя к их финансированию, назвал внушительную цифру.
Норман увидел, что это и есть возможность купить, наконец, дом, и ответил «да».
— Рад, что вы согласны с актуальностью проблемы.
— О да, — ответил Норман, гадая, сколько лет юристу. На вид ему было лет двадцать пять.
— Должна быть обеспечена полная секретность, — уточнил юрист.
— А нужна полная секретность?
— Д-р Джонсон, — сказал юрист, щелкнув замком своего кейса, — этот проект очень, очень секретный.
— Можете не беспокоиться, — заверил его Норман, и это было действительно так. Он легко мог представить себе реакцию своих коллег, если они только что-нибудь об этом пронюхают.
То, что начиналось как шутка, позже превратилось в сплошной фарс. Пять раз в течение следующего года Норман летал в Вашингтон на встречи с высокопоставленными чиновниками из Совета Национальной Безопасности под предлогом угрозы вторжения пришельцев. Его работа была сверхсекретной. Одним из первых решался вопрос, сообщать ли о проекте в Пентагон, но решили не сообщать. Поднимался вопрос, не довериться ли НАСА, но и этого решили не делать. Один из чиновников Администрации сказал: «Это не дело науки, это дело национальной безопасности, д-р Джонсон. Мы не можем сделать его всеобщим достоянием».
Норман не уставал поражаться уровнем чиновников, с которыми ему приходилось общаться. Один заместитель министра отложил в сторону бумаги, касающиеся последнего кризиса на Ближнем Востоке, чтобы спросить:
— А что вы скажете насчет того, что пришельцы смогут читать наши мысли?
— Не знаю, — честно ответил Норман.
— Мне вдруг пришло это в голову. Как мы сможем предусмотреть ход переговоров, если они смогут прочесть наши мысли?
— Да, это серьезная проблема, — согласился Норман, украдкой поглядывая на часы.
— Черт, ужасно уже то, что русские перехватывают наши секретные передачи. Мы знаем, что японцы и евреи щелкают наши шифры, как орешки. Только и молим Бога, чтобы русские не добрались до наших кодов. Но вы понимаете, что я имею в виду. Чтение самих мыслей.
— О, да.
— Вы должны непременно учесть это в вашем докладе.
Норман заверил, что так и сделает.
Сотрудник Белого Дома объяснил ему:
— Видите ли, Президент предпочитает говорить с этими пришельцами лично. Такой уж это человек.
— Ага, — кивнул Норман.
— Только представьте себе всю непреходящую ценность этого исторического момента. Президент встречается с пришельцами в Кемп Дэвиде. Какие возможности!
— Действительно, — поддакнул Норман.
— Поэтому пришельцы должны быть проинформированы осведомленным лицом о том, кто такой Президент, и им должны представить протокол встречи. Не может же президент беседовать с пришельцами с другой галактики или откуда там еще перед телевидением без предварительной подготовки. Как вы думаете, пришельцы говорят по-английски?
— Едва ли.
— Значит, кто-то должен выучить их язык?
— Трудно сказать.
— Может быть, пришельцам было бы удобнее встретиться с каким-нибудь осведомленным лицом, происходящим из национального меньшинства? — спросил представитель Белого Дома. — Как бы то ни было, а это возможность. Подумайте об этом.
И Норман обещал подумать.
Представитель Пентагона, генерал-майор, пригласил его позавтракать и за кофе как бы ненароком поинтересовался:
— А что вы думаете, какого рода оружие у этих пришельцев?
— Откуда мне знать, — пожал плечами Норман.
— Ну, это трудный вопрос, не так ли? А вот что вы скажете насчет их уязвимости? Я хочу сказать, что эти пришельцы, возможно, совсем не люди.
— Вполне возможно.
— Они могут быть чем-то вроде гигантских насекомых. А эти насекомые могут выдерживать громадную дозу радиации.
— Да.
— Нам, наверное, не следует трогать этих пришельцев, — мрачно заметил представитель Пентагона. Потом он вдруг повеселел: — Но я сомневаюсь, что они смогут выдержать удар мультимегатонной ядерной установки.
— Да, — подтвердил Норман. — Думаю, что они вряд ли выдержат.
— Они просто испарятся.
— Конечно.
— Законы физики.
— Точно.
— В вашем докладе этот пункт следует прояснить. О ядерной уязвимости пришельцев.
— Да, — согласился Норман.
— Мы не хотим устраивать панику, — сказал представитель Пентагона. — Не нужно никого расстраивать, правда? В Администрации были бы успокоены, узнав, что пришельцы уязвимы для нашего ядерного оружия.
— Я буду иметь это в виду, — пообещал Норман.
В конце концов встречи завершились, и его отпустили писать доклад. И когда он стал просматривать опубликованные материалы по проблемам внеземных цивилизаций, он понял, что генерал-майор Пентагона был не так уж неправ. Главный вопрос контакта с пришельцами — если ко всему этому вообще можно было относиться серьезно, — касался паники, психологической паники. Единственным опытом по общению людей с пришельцами можно было считать радиопередачу 1938 года по «Войне миров» Уэллса. И отклик людей тогда был недвусмысленным.
Они ужаснулись.
Норман представил свой доклад, озаглавленный «Контакт с возможными представителями внеземной цивилизации». Доклад был возвращен с пожеланием изменить заглавие на «звучащее более технически» и с указанием, что автор устраняется от «конкретных предложений по возможным контактам с пришельцами, тогда как подобный контакт считается непреложным фактом в определенных кругах Администрации».
В исправленном виде доклад Нормана был помечен грифом высочайшей секретности и озаглавлен «Рекомендации для команды по контактам и взаимодействию с неизвестными формами жизни (НФЖ)». Как представлялось Норману, команда по НФЖ-контактам должна была включать в себя исключительно уравновешенных людей. В его докладе говорилось…
— Надеюсь, — произнес Барнс, открывая папку, — вам небезызвестна следующая цитата:
«Контактные команды при встрече с неизвестными формами жизни (НФЖ) должны быть готовы к сильнейшему психологическому потрясению. Практически неизбежно возникновение крайней степени беспокойства. Личные черты субъектов, способных противостоять столь сильному беспокойству, должны быть научно определены, и согласно определенным рекомендациям должны быть сформированы соответствующие команды.
Характер беспокойства при встрече с НФЖ не может быть уточнен заранее должным образом. Страхи, вызываемые общением с НФЖ, не поняты и не могут быть предсказаны заранее. Но наиболее вероятной реакцией на подобный контакт является полнейший ужас».
Барнс захлопнул папку и щелкнул замком:
— Припоминаете, чьи это слова?
— Да, — ответил Норман. — Мои.
И он вспомнил, почему он сказал это.
Отрабатывая полученный грант, Норман проводил специальные исследования динамики поведения групп в условиях психологического беспокойства. Следуя известным опытам Аша и Мильгрэма, он воссоздал несколько типов обстановки, находясь в которой испытуемые и не подозревали, что их просто тестируют. В одном случае группе испытуемых велели сесть в лифт, чтобы принять участие в дискуссии на другом этаже. Лифт застрял. За участниками группы наблюдали с помощью скрытых видеокамер.